Город святых и безумцев - Джефф Вандермеер

На лестнице у него за спиной раздались шаги, и он резко обернулся, но снова расслабился. Это была всего лишь его домохозяйка Сара Уиллис, которая неспешно спускалась из своей квартиры на втором этаже.

— Доброе утро, миссис Уиллис, — сказал он, опираясь на зонт.

Миссис Уиллис не потрудилась ответить, пока не оказалась перед ним, не всмотрелась в его лицо через толстые стекла очков. Ее лысеющую макушку покрывала шляпа с цветами. Поношенное цветастое платье ей в тон прикрывало древнее тельце, даже (предположительно обутые) ноги.

— Держать домашних животных запрещено, — сказала она.

— Домашних животных? — Хоэгботтон на мгновение опешил. — Какие домашние животные?

Миссис Уиллис кивнула на клетку:

— Что у вас там?

— А, это! Это не животное.

— Я не потерплю никаких зверей, ни домашних, ни к столу. — Миссис Уиллис хихикнула (или кашлянула) над собственной шуткой.

— Это не… — начал было он, но сам понял, что бесполезно. — Я уношу клетку. Она тут только час простояла.

Хмыкнув, миссис Уиллис едва не оттолкнула его, проходя мимо.

У двери, собираясь выйти под возобновившийся стук дождя и, очевидно, рассчитывая, что шляпа ее защитит, она наградила Хоэгботтона следующим советом:

— Про мисс Констанс помните? С третьего этажа? Она голову вам оторвет, если вы не положите на место ее зонтик.

Расположенный на бульваре Олбамут, на полпути между доками и спускающими в вечно ждущую своего затопления долину жилыми кварталами, магазинчик Хоэгботтона («Роберт Хоэгботтон и Сыновья: Ваши надежные поставщики бывших в употреблении и новых старинных предметов нашей родины и из чужеземных стран») занимал первый этаж солидного двухэтажного деревянного дома, принадлежавшего одному монаху из Религиозного квартала. Вывеска была данью оптимизму: никаких сыновей не существовало. Пока. Что бы там ни говорила Ребекка, время было слишком неподходящим, ситуация слишком ненадежной. Когда-нибудь его магазин, возможно, станет штаб-квартирой торговой империи, но этого придется ждать еще несколько лет. В подсознании, вечно подстегивая его работать все упорнее, притаилась брошенная однажды его братом Ричардом угроза прийти ему на помощь всем кланом Хоэгботтонов, дабы спасти честь имени, ежели он потерпит пораженье.

В укрытой от дождя навесом витрине красовался потертый розовато-лиловый диван, пышное золоченое кресла (вместе с еще несколькими сокровищами уворованное Хоэгботтоном во время панического отступления войск Халифа), граммофон, большая красная ваза и неказистое с виду седло, а также Алан Бристлвинг, его помощник.

Бристлвинг стоял на коленях, аккуратно пристраивая на подставке рядом с граммофоном пластинки. Он уже стер со стекла скопившиеся за ночь микофиты. Результаты его уборки валялись на тротуаре съежившимися комьями красного, зеленого и голубого. От этих останков исходил кислый запах, но через час или два дождь все смоет.

Увидев хозяина, Бристлвинг помахал и дюйм за дюймом, постепенно вытащил свое жилистое тело из витрины. Мгновение спустя, прикрывая голову от дождя газетой, он уже отпирал огромный висячий замок на решетке перед дверью. Его губы были сложены в привычную лаконичную ухмылку, которая сама по себе являла досужему взору любопытные окаменелости — спасибо уличному дантисту. Когда ключ вышел из замка, вместе с ним вывалились и, покатившись, остановились на мокром тротуаре несколько похожих на пуговицы бешенокрасных грибков.

Бристлвинг был неряшливым подвижным человечком, от которого пахло сигарным дымом и который часто исчезал на несколько дней к ряду. Сплетни про кутежи с проститутками и недельные прогулки на рыбалку вниз по реке Моль роились вокруг Бристлвинга, но на него не садились. Хоэгботтону было не по карману нанять более надежного помощника.

— Утречка, — сказал Бристлвинг.

— Доброе утро, — ответил Хоэгботтон. — Какие-нибудь покупатели вчера вечером были?

— Ничего денежного… — Стоило Бристлвингу увидеть клетку, его улыбка исчезла. — А! Вижу, вы кое-что принесли.

Ставя клетку перед Бристлвингом, Хоэгботтон свободной рукой забрал у него связку ключей.

— Просто поставьте ее в контору. Книги описей обновлены?

Рука у Хоэгботтона еще зудела в том месте, где рисунок ручки клеймом отпечатался у него на ладони.

— Разумеется, все сверено, — сказал Бристлвинг, чопорно отворачиваясь и подбирая свою ношу.

Путь в контору Хоэгботтона в задней части магазинчика затруднял лабиринт предметов, от которого исходило затхло-металлически-гнилостно-пыльный запах, впрочем, для самого владельца он был лучше тончайших духов. Этот запах древности оправдывал в его глазах его товары не меньше, чем документы об их подлинности. Что посетители, пробираясь по вечно меняющимся тропам, спотыкались и зачастую терялись, не имело для него ровным счетом никакого значения. Семейная мудрость гласила, что если загнать покупателя в угол, у него не остается иного выбора, кроме как купить хоть что-нибудь из штабелей стульев, зонтов, часов, ручек, удочек, одежды, эмалированных шкатулок, вешалок из оленьих рогов, гипсовых ящериц, изящных зеркал из стекла и меди, очков для чтения, труффидианских икон, досок для костей из носовой кости, моделей кораблей, старых медалей, клинков в трости, музыкальных шкатулок и прочих обломков чужих жизней и далеких мест. Хоэгботтону нравилось думать, что, прицениваясь к самому обыкновенному обеденному сервизу, покупатель может столкнуться нос к носу с раздутыми ноздрями и любопытным языком эротической маски племени скаму. Непреодолимое ощущение тайной истории этих предметов иногда приводило его в состояние подобное трансу. Счастье, что Ребекка, сама испытывая его с младых ногтей, разделяла это чувство.

Покупателю, преодолевшему это болото сокровищ, контора Хоэгботтона открывалась оазисом скудости. Пять шагов вели к плотной ковровой дорожке (алой с золотой нитью, купленной у старого театра Треноди Ларкспур незадолго до того, как он сгорел дотла) и простому письменному столу розового дерева, единственным украшением которого служили ножки, вырезанные в виде щупальцев кальмара. Кресло, два верстака у дальней стены и диван для посетителей — вот, собственно, и вся обстановка. Слева располагались две двери. Одна вела в недавно оборудованную личную ванную, другая в святая святых Хоэгботтона.

Стол скрывался под упорядоченным хаосом из инвентарных книг, россыпи перьевых ручек, промокательной и писчей бумаги с оттиснутым на ней вензелем «ХиС», папок с накладными, металлической почтовой капсулы со свернутым внутри листком бумаги, срезом оранжевого гриба в бумажном пакетике, раковины, которую он нашел, когда его в возрасте шести лет возили на каникулы на Южные острова, и последнего издания «Фрэнкрайта и Льюдена», монографии «Тайна Цинсория» Блейка Клокмура. Дагерротипы Ребекки, его брата Стивена (теперь потерянного для семьи после того, как по чудовищному, но исторически распространенному капризу он записался в кавалерию Халифа) и его матери Гертруды на газоне перед чьим-то особняком в Морроу привносили личные нотки.