Половинки нас - Ана Ховская
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 39
Прошла пара недель, как я рассталась с Заварским. Ни звонков, ни сообщений – ничего… Конечно, после такого прощания мужчины ненавидят женщин. Да и я отрезала, так отрезала. Вот и отлично: не придётся больше притворяться ни перед кем, сопротивляться себе, а медленно зализать раны и успокоиться. Давно было пора вернуться из сказки, не забывая, что есть ещё и своя жизнь, которую должна оберегать. Кто же ещё, кроме меня?
Ведь когда тебя раз за разом настигает торнадо, ты уже не хочешь отстраивать новый дом на том же месте и уезжаешь туда, где безопасно. Да, немного злило, что придётся спасаться подпольем, а это, как маленькая смерть, но всё случившееся нужно просто пережевать и выплюнуть. Нечего отравлять организм.
Но после этого расставания наступило какое-то затмение. Всё стало безразлично. Потянулись дни… один, похожий на другой. Неделя за неделей… Я заметила, что потеряла чувствительность, перестала так тонко ощущать людей. Скорее, потому что плавала где-то далеко от них и не вовлекалась в их проблемы. Не могу сказать, что это мешало работе: проблемы у клиентов одни и те же, большинство постоянные – консультации шли по накатанной схеме, но чего-то однозначно не хватало. Словно наравне с тем, что меня нельзя было ничем поразить, теперь я ещё потеряла и способность чувствовать простые вещи: краски дня, вкус еды, интерес к книгам и фильмам, радоваться успехам дочери. Меня трудно было разозлить и даже возмутить. Всё ровно – на уровне очевидности.
С другой стороны, в быту стало несколько проще, появился аскетизм: голод прекрасно утолялся гречкой с пшеном – большая экономия от равнодушия к вкусняшкам, разве что когда Илона приезжала на ужин, старалась взбодриться и готовила её любимые манты с тыквой; вполне устраивал мой и раньше скудный гардероб – вообще хотелось влезть в одни брюки и рубашку и не тратить лишних усилий на стирку и глажку. Кому всё это было нужно?..
Первое время Шелестова ещё пыталась вытащить меня из дома на выходных или вечером развеяться, погулять, поделиться новостями. У неё бурно развивался роман с Иваном, она сама не ожидала такого, и в её работе наметились успехи, но я находила причины не пойти и только принуждала себя отписываться на сообщения, чтобы не разорвать дружескую связь. И без того было мало тех, с кем я с удовольствием проводила время.
Я понимала, что это состояние когда-нибудь пройдёт, но пока с неимоверными усилиями заставляла себя просыпаться, стягивать волосы в узел на затылке и в таком аморфном состоянии тащиться на работу.
Не давало покоя только одно – где-то за грудиной или даже глубже глухо билась тоска… Она преследовала меня с утра и до вечера, когда бы ни взглянула в себя, душила и разъедала. От этого хотелось спрятаться далеко-далеко, даже не на этой планете…
А жизнь, между тем, шла своим чередом…
* * *
Конец июля был безумно жарким. Мозги уже с утра набекрень из-за ошибок новой сотрудницы в регистратуре: спутала график приёма, перенесла встречу с несколькими клиентами на другую неделю, но, не оповестив тех, записала новых – сплошная неразбериха и недовольство у кассы. Пришлось собраться и самой разгребать кавардак. Благо, что клиенты меня уважали и шли на уступки.
От звонков и уговоров в голове была каша. А тут ещё и кондиционер вышел из строя, электрик пришёл его чинить – минуткой передыха стала чашка кофе между приёмами.
Обычно в ординаторской в это время было тихо и спокойно. Но сейчас там оказались наш гинеколог Павлов, Бисерова и Ностров, который уже уходил, однако при виде меня задержался, очевидно, придумывая повод заговорить.
Никита в последнее время выглядел крайне неопрятно: неизвестно, как давно стригся – вихры жирными колечками лежали на воротничке медицинского костюма; амбре из смеси перегара и немытого тела чувствовалось на расстоянии пары шагов, да и отёкший какой-то.
«Да-а, это не Заварский…»– проплыло в мыслях, и я тут же поморщилась от досады, что невольно сравниваю с ним всех мужчин. И где-то в левом боку неприятно стянуло, от чего поморщилась ещё сильнее.
Заметив это, Никита вдруг сделался занятым и вышел. Я кивнула коллегам и ушла к дальнему окну выпить кофе, пока горячий. Но какая-то суета за спиной отвлекла.
Павлов в наушниках заполнял дежурный журнал на широком подлокотнике дивана, но Аня же сновала от стола к столу, от шкафа к шкафу, то роняя ручку, то рассыпая направления, и всякий раз очень низко наклонялась за ними в своём коротком халатике. Павлов же вежливо улыбался, старательно делая вид, что всё происходящее не что иное, как обычная работа.
Потеряв надежду, что на неё обратят внимание, Аня набрала стаканчик воды, подпёрла бедром подоконник рядом со мной и пристальным взглядом продолжила сверлить Павлова.
Я склонилась к её плечу и тихо проговорила:
– Прекрати это делать…
– Что именно?– возмущённо оглянулась она.
– Совращать Павлова… Возьми Нострова на прицел…
– Фу-у,– даже её выворачивало от того, а потом кивнула на Павлова и шёпотом усмехнулась:– Да он сам не против. Не зря же на гинеколога пошёл учиться…
– Он воспитанный мужчина и не позволяет себе послать тебя по известному адресу. А что все мужчины гинекологи охочи до плотских утех, – большое заблуждение.
– Ну ты прямо правильная такая. Все мужики одинаковые!– возмутилась Бисерова, будто у неё отбирали лакомый кусок.
– Безусловно! Замечу, что у всех две руки, две ноги и член! Представляешь?– округлила глаза я.
– Ха-ха-ха,– поморщилась та, снова пялясь на коллегу и с досадой покусывая губу.
Я задумчиво отвернулась к окну и стала цедить кофе.
– Он тебе самой нравится, что ли?– фыркнула Аня.
– Ценности его нравятся. Конечно, всякий порядочный мужчина способен поддаться искушению, если на него как следует надавить. Так вот – Павлов из-за твоего напора либо уволится отсюда, и мы лишимся первоклассного гинеколога, либо переспит с тобой и будет всю жизнь замаливать вину перед женой. Из семьи не уйдёт, детей не оставит и с тобой не останется. Да ты и сама его не вытерпишь: слишком порядочный для тебя – заскучаешь. А разрушить его жизнь можешь
