Лучшие классические детективы в одном томе (сборник) - Артур Дойл

При обыске на этой вилле я увидел прекрасные картины и статуи, мебель, выбранную со вкусом и чудной работы, оранжерею с редкими цветами, подобных которым нелегко найти во всем Лондоне. В результате осмотра личного имущества дамы были обнаружены бриллианты, не уступающие по своей редкости цветам, экипажи и лошади, которые вполне заслуженно производили эффект в Гайд-парке среди людей, способных судить и о том, и о другом.

Все это было пока довольно обыкновенно. Загородная вилла и дама – предметы настолько обычные в лондонской жизни, что мне следовало бы просить извинения в том, что я упоминаю о них. Но не совсем обыкновенно, насколько мне известно, то обстоятельство, что все эти вещи не только заказывались, но и оплачивались. Следствие доказало, к моему неописуемому изумлению, что за картины, статуи, цветы, бриллианты, экипажи и лошадей не числилось долгу и шести пенсов. А вилла была куплена, и куплена на имя дамы.

Я мог бы долго искать разгадку этой тайны, и искать напрасно, если бы смерть мистера Годфри Эблуайта не заставила произвести следствие обо всех этих вещах. Следствие обнаружило следующие факты. Мистеру Годфри Эблуайту были поручены заботы о сумме в двадцать тысяч фунтов, как одному из опекунов некоего молодого джентльмена, который в тысяча восемьсот сорок восьмом году был еще несовершеннолетним. Срок опекунства кончался, и молодой джентльмен должен был получить двадцать тысяч фунтов в день своего совершеннолетия, в феврале тысяча восемьсот пятидесятого года. А до этого дня его опекуны должны были выплачивать ему триста фунтов каждые Рождество и Иванов день. Этот доход регулярно выплачивался главным опекуном мистером Годфри Эблуайтом. Двадцать тысяч фунтов (с которых якобы получался этот доход), в государственных бумагах, были все растрачены, до последнего фартинга, в разные периоды, еще до тысяча восемьсот сорок седьмого года. Полномочие поверенного, дававшее право банкирам продавать ценные бумаги, и различные письменные приказания, сообщавшие, на какую именно сумму продавать, были надлежащим образом подписаны обоими опекунами. Но подпись второго опекуна, отставного армейского офицера, жившего в деревне, всегда подделывалась главным опекуном – иначе сказать, мистером Годфри Эблуайтом.

Вот чем объяснялось благородное поведение мистера Годфри, оплачивавшего по всем счетам как за даму, так и за виллу, и, как вы сейчас увидите, еще за многое другое.

Мы можем теперь перейти ко дню рождения мисс Вериндер в тысяча восемьсот сорок восьмом году – к двадцать первому июня.

Накануне мистер Годфри Эблуайт приехал к отцу и попросил у него (это я узнал от самого мистера Эблуайта-старшего) триста фунтов взаймы. Заметьте сумму и помните в то же время, что полугодовая выплата молодому джентльмену приходилась на двадцать четвертое число этого месяца, а также, что весь капитал молодого джентльмена был истрачен его опекуном еще в конце сорок седьмого года.

Мистер Эблуайт-старший отказался дать сыну взаймы даже фартинг.

На следующий день мистер Годфри Эблуайт поехал вместе с вами к леди Вериндер. Через несколько часов мистер Годфри, как вы сами сказали мне, сделал предложение мисс Вериндер. В этом, без сомнения, он видел, – если его предложение будет принято, – конец всем своим денежным затруднениям, настоящим и будущим. Но мисс Вериндер отказала ему.

Таким образом, вечером в день рождения мисс Вериндер финансовое положение мистера Годфри Эблуайта было следующее: он должен был достать триста фунтов к двадцать четвертому числу и двадцать тысяч к февралю восемьсот пятидесятого года. Если бы он не успел достать этих сумм, последствия были бы самыми тяжелыми. При подобных обстоятельствах что же случилось? Вы оскорбили мистера Канди, доктора, неуважительными отзывами о его профессии, и он отплатил вам, дав дозу лауданума. Он поручил мистеру Годфри Эблуайту дать вам эту дозу, приготовленную в маленькой склянке, и мистер Годфри сам признался в этом при обстоятельствах, которые сейчас будут изложены вам. Мистер Годфри тем охотнее согласился на это, что он сам пострадал от вашего острого языка в этот вечер. Он присоединился к Беттереджу, который уговаривал вас выпить немного коньяку с водой, прежде чем вы ляжете спать. Он тайком налил лауданум в холодный грог. И вы выпили его.

Теперь перенесем сцену, с вашего позволения, в дом мистера Люкера в Ламбете. И позвольте мне заметить, в виде предисловия, что мистер Брефф и я нашли способ принудить ростовщика высказаться. Мы старательно обдумали показание, которое он дал нам, и вот оно к вашим услугам.

Поздно вечером, в пятницу двадцать третьего июня сорок восьмого года, мистер Люкер был удивлен посещением мистера Годфри Эблуайта. Он был более чем удивлен, когда мистер Годфри показал ему Лунный камень. Подобного алмаза, насколько знал мистер Люкер, не было ни у одного частного лица в Европе.

Мистер Годфри Эблуайт сделал два скромных предложения по поводу этой великолепной драгоценности. Во-первых, не купит ли ее мистер Люкер? Во-вторых, не согласится ли мистер Люкер, если сам не сможет купить, взять ее на комиссию и заплатить часть денег вперед?

Мистер Люкер долго осматривал алмаз, взвешивал его и оценивал, прежде чем ответить. Его оценка, принимая во внимание пятно на камне, была тридцать тысяч фунтов.

Придя к этому выводу, мистер Люкер задал вопрос:

– Откуда он у вас?

Всего четыре слова, а сколько в них значения!

Мистер Годфри Эблуайт начал какую-то историю. Мистер Люкер снова заговорил и на этот раз произнес только одно слово:

– Неубедительно!

Мистер Годфри начал другую историю. Теперь мистер Люкер не стал терять с ним слов. Он встал и позвонил слуге, чтобы тот проводил джентльмена.

Тогда мистер Годфри вынужден был представить дело в новом и более верном свете, а именно:

Влив лауданум в ваш грог, он пожелал вам спокойной ночи и пошел в свою комнату. Спальня его находилась подле вашей и сообщалась с ней дверью. Войдя к себе, мистер Годфри, как ему казалось, притворил за собой эту дверь. Денежные затруднения долго не давали ему заснуть. Около часа он сидел в халате и туфлях, думая о своем положении. Когда же он приготовился лечь в постель, он вдруг услышал, как вы разговариваете сами с собой у себя в комнате, и, подойдя к двери, заметил, что не притворил ее, как полагал.

Он заглянул в вашу комнату, чтобы узнать, что такое с вами. Он увидел, что вы со свечой в руке выходите из спальни, и услышал, как вы сказали себе голосом, совершенно не похожим на ваш обычный голос:

– Почем я знаю? Может быть, индусы спрятались в доме.

До этого часа он просто думал, что, дав вам лауданум, участвует в невинной шутке над вами. Теперь ему вдруг пришло в голову, что лауданум произвел на вас действие, которого ни доктор, ни тем более он сам не предвидели. Опасаясь, как бы не случилось какого-нибудь несчастья, он тихонько пошел за вами – посмотреть, что вы будете делать.

Он следовал за вами до самой гостиной мисс Вериндер и видел, как вы вошли в нее; вы оставили дверь за собой открытой. Он поглядел в щель между косяком и дверью.

Таким образом, он не только видел, как вы вынули алмаз из шкафчика, но видел также мисс Вериндер, молча наблюдавшую за вами в открытую дверь. Он видел, что и она также заметила, что вы взяли алмаз.

Перед выходом вашим из гостиной вы несколько помедлили. Мистер Годфри воспользовался этой нерешительностью, чтобы вернуться в свою спальню, прежде чем вы выйдете в коридор и увидите его. Едва он успел вернуться, как и вы тоже вернулись. Должно быть, вы заметили его именно в то время, когда он проходил в смежную дверь. Во всяком случае, вы позвали его странным, сонным голосом.

Он подошел к вам. Вы посмотрели на него тупым и сонным взглядом. Вы сунули алмаз ему в руку. Вы сказали ему:

– Отвезите его назад, Годфри, в банк вашего отца. Там он в безопасности, а здесь нет.

Вы нетвердыми шагами отошли от него и надели халат. Вы опустились в большое кресло, стоявшее в вашей комнате. Вы сказали:

– Сам я не могу отвезти его в банк. Голова моя тяжела, как свинец, я не чувствую под собой ног.

Голова ваша упала на спинку кресла, вы испустили тяжелый вздох – и заснули.

Мистер Годфри Эблуайт вернулся с алмазом в свою комнату. Он уверял, что в то время еще не пришел ни к какому решению, кроме того, что будет ждать и посмотрит, что случится утром.

Когда настало утро, ваши слова и поступки показали, что вы решительно ничего не помните из того, что говорили и делали ночью. В то же время слова и поведение мисс Вериндер показали, что она, со своей стороны, решила ничего не говорить (из сострадания к вам). Если бы мистеру Годфри Эблуайту заблагорассудилось оставить у себя алмаз, он мог бы сделать это безнаказанно. Лунный камень спасал его от разорения. Он положил Лунный камень себе в карман.