Штурмуя небеса - Джей Стивенс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Первоначально название диггеров («землекопов») появилось в Англии XVII века, во времена Кромвеля. Так прозвали религиозные общины — коммуны, требовавшие передать им для обработки невозделанные земли (за это их и уничтожили). На Западном побережье первыми диггерами стали актеры труппы, называвшейся «Сан-францисский мимический ансамбль». Они разыгрывали своего рода комедии дель'арте на политические темы и ставили их всюду, где только находилось место для подмостков и зрителей. Труппа привыкла играть на улице, и это, может быть, натолкнуло некоторых актеров на мысль, что для постоянного театра абсурда не найти лучшего места, чем Хэйт.
Прежде всего диггеры заявили о себе серией анонимных плакатов, высмеивающих ароматно-цветочную манию, характерную для многих хиппи. ЛСД и полеты в космос — это прекрасно, говорили они, но при возвращении на землю нам нужно как-то справляться с бытовыми проблемами — растущей арендной платой, скверным питанием и всеми искушениями нынешнего общественного строя, особенно же денежными. «Страсть к деньгам — это болезнь, — проповедовали плакаты диггеров. — Она убивает способность к постижению… Почти все мы с детства подвержены этому заболеванию, но наркотики и любовь могут нас исцелить». Неудивительно, что излюбленной мишенью для диггеров стали коммерсанты из ХИП. «Доколе нам терпеть людей (будь то обыватели или хиппи), перегоняющих свой наркотический транс в наличные?» Они так далеко зашли в своей критике, что даже пикетировали один фестиваль, Первый Ежегодный Театр Любви, только потому, что за вход там взимали плату в 3,5 доллара.
От плакатов диггеры перешли к уличным представлениям: ритуал «Рождение и Смерть», «Новогодний Вопль», «Невидимый Цирк», парад «Смерть Деньгам». Этот последний спектакль изображал траурную процессию: шесть человек с огромными звериными головами из папье-маше несли по Хэйт-стрит гроб, задрапированный черной материей. Зрелище было воистину сюрреалистическое. Со временем, однако, диггеры стали меньше говорить и больше делать. Они устроили в старом гараже некое заведение, которое назвали «Дверь к Свободе» и рекламировали его, таская повсюду огромную желтую дверную раму и приглашая всех желающих «прямо сейчас пройти через эту дверь к свободе». Они открыли «Бесплатный магазин», где «торговали», а вернее, бесплатно распределяли подержанную одежду и хозяйственные товары, запасы которых пополнялись ежедневными набегами на другие кварталы и выклянчиванием по всему Сан-Франциско. И эти товары действительно раздавались бесплатно. Не раз бывало, что какой-нибудь щедрый благотворитель видел с изумлением, как диггеры, торжественно и церемонно приняв от него чек, затем раскуривали им сигареты. А если кто-нибудь хотел «поговорить с вашим руководителем», диггеры неизменно отвечали: «руководитель — это вы!»
Однако самым существенным вкладом диггеров в жизнь Хэйта стала ежедневная кормежка. Каждый день в 4 часа пополудни они привозили в Пэнхэндл на своем грузовичке фирмы «Додж» большие алюминиевые баки из-под мусора с бесплатной похлебкой — результат искусного попрошайничества, доведенного до совершенства еще битниками в пятидесятых годах.
Теперь хиппи, обеспечив себе полноценную еду, по крайней мере раз в день, одежду на плечах и наркотики в карманах, готовы были выйти… на следующий рубеж.
Все, что происходило, неизменно воспринималось, как скрытое указание на этот следующий рубеж. Вспомните ту лихорадку напряженного ожидания, в которой жила община в Миллбруке, когда кастальцам показалось, что вот-вот будет найдена формула для просветления, или то трепетное предвкушение близкого прорыва, которое охватило Ла Хонду непосредственно перед тем, как начались Кислотные тесты — такое же настроение теперь царило и в Хэйте.
И как раз в этот момент снова появился Кизи, воскреснув из мертвых, или, по крайней мере, вернувшись из Мексики, где он провел последние семь месяцев, скрываясь от ФБР в разных курортных городах побережья. Одетый ковбоем, он тайно пробрался через границу в Техас, а затем прямиком направился в Сан-Франциско, где несколько раз появился на публике, чтобы, как он выразился, «посыпать солью раны Эдгара Гувера». Однажды он внезапно навестил свою альма-матер, Стенфордский писательский семинар, и экспромтом прочитал лекцию перед аудиторией будущих писателей, весьма изумленных его появлением, а затем незаметно ускользнул, опередив полицию на несколько минут. Другой раз он пригласил репортера на стратегическое совещание Проказников и объявил на импровизированной пресс-конференции, что он вернулся затем, чтобы передать наказ психоделическому движению И вот в чем состоит этот наказ: кончилось время ЛСД, пора идти дальше, штурмовать следующий рубеж.
Как рассказывал Кизи, ему было некое откровение. Однажды ночью в Мансанилле, курортном городе к северу от Гвадалахары, он гадал по «И цзин», когда внезапно разразилась гроза, пришедшая с Тихого океана. «Как быть дальше? — вот вопрос, которым задавался Кизи, и ответа на который он искал в «И цзин». — Невозможно провести всю оставшуюся жизнь, питаясь фрихолес[109] и увертываясь от федеральных агентов. Что делать?» И не успел он найти подходящую гексаграмму, как «все осветилось блеском молний. Я взглянул на небо — сверкнула молния и внезапно я как бы оделся в новую кожу, молниевую, электрическую, вроде мантии из электричества, и я понял, что в нас заложена возможность стать героями, и мы станем супергероями или останемся ничем».
Из этого откровения, которое, как и все прозрения, даруемые ЛСД, с трудом поддавалось толкованию в рамках обыденного здравого смысла, родилась новая идея Кизи — провести Кислотное посвящение — церемонию присвоения степени кислотникам. Этот торжественный обряд должен был символически обозначить выход на следующий рубеж Проказникам поручалось арендовать помещение и подготовить всю церемонию вручения дипломов с напутственными речами Кэссиди и Бэббса, с подлинными дипломами на пергаменте, а по окончании ритуала «дипломники снимут свои шапочки и мантии и продемонстрируют супергеройский стиль одежды следующего года» Кизи надеялся, что в этом торжестве примут участие шесть или даже семь тысяч дипломников, с головы до ног одетых в «супергеройские» наряды. В этой толпе Кизи мог бы незаметно проникнуть в зал, получить свой диплом и затем ускользнуть, не привлекая внимания своих преследователей, которые наверняка будут во множестве сторожить снаружи Это была грандиозная мечта, и она могла бы сбыться, если бы только Кизи удалось избежать ареста в течение следующих двух недель Но 19 октября его выследили и после недолгой погони арестовали. Некоторое время даже казалось, что суд может отказаться выдать его на поруки; ходатайство рассматривалось целых пять дней, и судья вынес решение о поручительстве под залог тридцати тысяч долларов лишь после того, как адвокаты Кизи убедили его, что их клиент вернулся в Америку с намерением предостеречь своих юных последователей от ЛСД Только для этого якобы затеяно было вручение дипломов кислотникам Кизи хотел «предостеречь своих юных последователей против наркотиков, — говорили его адвокаты. — Он хотел убедить молодежь, что принимать наркотики бессмысленно и опасно, пока данный вопрос не будет досконально изучен наукой» О «супергеройских нарядах следующего года» речи вообще не заходило
Это поставило Кизи в щекотливое положение, которое стало еще более щекотливым из-за того, что им внезапно заинтересовалась пресса. Кизи осаждали толпы журналистов, жаждущих взять у него интервью. Операторы снимали его на фоне его знаменитого раскрашенного автобуса; он участвовал в ток-шоу на радио и ТВ и встречался с репортерами и писателями. Одним из них оказался Том Вулф, нью-йоркский денди, который сперва рассматривал всю историю с Кизи просто как скандальный материал, пригодный для нравоучительного рассказа о некоем художнике, показавшем пример необычного решения классической проблемы Фицджеральда, почему в жизненной драме американского литератора за первым действием не следует второе? Но потом Вулф услышал то самое пресловутое мистическое шипение, и тут его осенило, у него на глазах разворачивалась не банальная история художника, заигрывающего с преступным миром, а религиозная притча Это «Дзонг-ишапа»[110] и община-сангха,[111] Мани[112] и тот изнуренный гонимый странник у ворот… Гаутама и его собратья в лесной глуши, отринувшие свой род и семью и отбросившие все старые привязанности, дабы обрести свою подлинную семью в тесном кругу сангхи — короче говоря, самое настоящее мистическое братство — вот что это такое. И все это в современном мире из полиэтилена и пластика — в нашей бедной Америке шестидесятых годов …»
Вулф по крайней мере ощущал мистическое шипение. Но большинство репортеров приходили в полное недоумение, слушая, как Кизи, неторопливо растягивая слова на деревенский лад, пророчествует об ожидаемых знамениях, об откровении грядущего и выходе к новым рубежам. «Я не могу точно объяснить вам, что именно должно произойти, я знаю только, что мы достигли определенной точки, но дальше не движемся, мы перестали творить, и вот почему нам нужен прорыв на следующий рубеж», — говорил он прессе в одном из наиболее откровенных интервью. Кое-что об этом новом состоянии, видимо, зналЛири, кое-что Кизи, еще хиппи, быть может, некоторые рок-группы… ходили слухи, что битлы — самая знаменитая рок-группа всех времен — принимали ЛСД… каждый из них решил какую-то часть задачи… Когда настанет время, все эти несравненные игроки соберутся вместе и тогда все вместе они прорвутся… на следующий рубеж.