Горбун - Вероника Кузнецова

— Конечно, нет. У меня не было времени. Я даже не помню, куда её положила.

— Только не надейтесь убедить меня в своей рассеянности, милая барышня. Вы прекрасно помните, что и куда вы положили и, главное, зачем.

Я-то намёк прекрасно поняла, а бедный Ларс никак не мог успокоиться. У меня даже возникло желание тихонько сказать ему, что поводов для волнений у него нет, но мне было стыдно признаваться в том, что горбун только подразнил меня переводом повести.

— Вчера я целый день была занята, — напомнила я.

— Хотите меняться: я вам переведу повесть на русский, а вы мне дадите прочитать свою повесть?

Именно этого предложения я боялась, только не думала, что он сделает его, не дожидаясь признания в потере тетради.

— Не хочу.

— А без обмена не хотите?

— Всё равно не хочу. И вообще, мне кажется, что я не должна читать повесть без разрешения автора.

— Это ещё почему? — оторопел переводчик.

— Мне кажется, что Ларсу это будет неприятно. Он достаточно ясно сказал, что не считает повесть достойной внимания.

— Если уж совершил ошибку, опубликовав её, то пусть терпит. Мало ли чепухи напечатано у меня. Может, мне потребовать, чтобы никто не смел её читать? Кстати, повесть у него совсем недурна.

— Какое счастье, что моей галиматье не грозит опубликование! — сказала я. — По крайней мере, я вправе никому её не показывать.

— Ничего хорошего в этом не вижу, — проворчал Дружинин. — Хотите, я переведу её и напечатаю здесь, в Дании? Или предпочитаете Англию?

— А вдруг меня обвинят в связи с заграницей?

— Почему вы так боитесь показать, что вы написали? Начало хорошее, а если в дальнейшем что-то пошло не так, то я вам скажу, в чём ошибка.

Спасибо Ларсу за то, что предупредил меня о манере Дружинина критиковать жёстко, едко и беспощадно, потому что, не будь героем повести горбун, я бы могла поддаться на уговоры. Нет, хватит с меня опыта с Ларсом. Уж как мягко старался говорить со мной датчанин, однако не смог до конца скрыть своего отношения к моему творчеству, и я хорошо помнила, как тяжело мне было пережить разочарование. Даже сейчас, когда я смирилась со своей бездарностью, на меня оказывает болезненное действие любое напоминание о ней.

— Не боюсь, а не хочу. Давайте об этом больше не говорить.

— "Оставь надежду всяк, сюда входящий", процитировал вконец раздосадованный горбун. — Узнаёте цитату, барышня?

Когда мне предлагают разработать элементарную конструкцию или, как сейчас, отгадать общеизвестную цитату, меня охватывает чувство глубочайшего унижения. Можно было не читать Данте, но не узнать этой цитаты было нельзя.

— Конечно, — ответила я, — раз именно эти слова вспомнил Хэрриот перед тем, как войти к телящейся корове.

Дружинин прикрыл лицо рукой, скрывая смех.

— На вас смотрит тётя Клара, — предупредила я.

Старая датчанка, до сих пор относившаяся ко мне с родственной нежностью, сегодня вела себя сдержанно и отчуждённо. Наверное, клановое мнение о моей причастности к печальным событиям сыграло свою роль и здесь.

Вняв увещеваниям, хитрый и лживый горбун отнял руку от лица с таким выражением, что со стороны можно было заподозрить его только в крайней усталости. Тётя Клара так и сделала, да ещё подошла к нему с ласковыми расспросами. Умел же этот человек нравиться!

Между тем, Нонна, Ира и тётя Клара начали накрывать на стол. Нонна бросила на меня недовольный взгляд, и я поняла, что пора придти им на помощь.

— Пойду, помогу, — сказала я.

Горбун успел удержать меня за руку и усадил обратно. Хмурый Петер удивлённо покосился на нас, Ларс выжидательно поднял голову, а Нонна, расставляющая на столе чашки, сердитым взглядом дала мне понять, что считает моё поведение безобразным.

— В чём дело? — холодно спросила я.

— И без вас народу много. Денди!

Пёс подошёл по первому же требованию. Вот бы и моя собака была так же послушна, а то она сначала раздумывает, не слишком ли уронит своё достоинство, если выполнит мою просьбу после того, как я охрипну, а потом уж подходит или не подходит.

— Славный пёс, правда?

На этот раз дог не показался мне таким славным, потому что сел между мной и дверью и уставился на меня очень строгим взглядом.

— Что это значит? — рассердилась я.

— Это значит, что вам придётся остаться здесь, — объяснил горбун.

— Почему?

— Во-первых, ваше общество мне нравится, а во-вторых, если вы уйдёте на кухню, туда может придти и преступник. Вы, конечно, не забыли, что один из посетителей этого славного дома преступник?

Если Дружинин был преступником, то он, к тому же, был и садистом, потому что ему доставляло удовольствие пугать меня, постоянно напоминая об опасности и разговаривая намёками. Кого он имел в виду? Себя? Если так, то наглости ему было не занимать.

Меня всегда удивляло, как спокойно ведут себя герои детективных романов. Они ходят поодиночке по дому, где убийства следуют друг за другом с беспорядочностью, не позволяющей установить, кто же этим занимается. Читая, понимаешь, что на месте хладнокровных англичан русские дрожали бы от страха и старались держаться вместе, чтобы и свидетелей иметь, и связать руки преступнику. А теперь я сама оказалась в доме, где совершаются убийства, и, как это ни странно, тоже не дрожу от ужаса, не вскрикиваю от каждого шороха и даже, по глупости, открываю дверь каждому гостю. Правда, у меня было большое преимущество перед героями детективов: я знала, кого собираются убить, и даже приблизительно знала, кто собирается убить. На минуту в голову закралась страшная мысль, что всё моё спокойствие рухнет, если выплывет какой-нибудь факт, неоспоримо доказывающий, что мы зря обвиняем горбуна. Наверное, я была бы счастлива, что этот обаятельный наглец чист от подозрений, но каково будет строить новую версию и выискивать нового преступника. Вот тогда настанет период метаний и опасений, и каждый из окружающих Иру людей будет под подозрением.

— Я не забыла и теперь намерена опасаться всех подряд, так что, будьте любезны, пересядьте на другой конец дивана.

— И вы не побоитесь остаться с глазу на глаз с Денди? — спросил Дружинин.

— Я с ним уже оставалась.

Ларс с саркастическим видом взирал на нас, Петер серьёзно и хмуро листал какой-то журнал, а я чувствовала себя невероятно глупо.

— Почему вы не спрашиваете о моей работе? — поинтересовался горбун.

— Как же она продвигается? — холодно спросила я.

— Что касается перевода Некрасова, то неважно продвигается. Зато у меня возникла мысль…

Его мысль и, главное, её изложение так меня заинтересовала, что я перестала обращать внимание на окружающих и следила только за сюжетом его будущего романа. В разбор кое-каких деталей он втянул меня настолько, что незаметно для себя самой я сначала высказала несколько своих соображений, а потом мы вместе вовсю обсуждали его героев, вводили новых и развивали разные эпизоды.