Сила, которая защищает - Стивен Дональдсон

Он оттолкнул их и обернулся, чтобы увидеть, кто это. Кровь бежала из раны на лбу, застилая глаза, он обтер ее онемевшими пальцами и разглядел позади себя двух людей. Оба они смеялись, глядя на него. Это были реймены. Он разглядел их в одно мгновение, точно их высветила внезапная вспышка молнии. Он понял, что это были Корды Кэма – Лэл и Вейн. Однако они сильно изменились. Несмотря на то что ему было трудно смотреть, он уловил перемену, которая полностью перевернула все существо каждого из них. Презрение и вожделение пришли на смену их прежней гордости духу. Отвратительные судороги, пробегающие по их лицам, и неистовство во взгляде – даже этого было бы достаточно, чтобы убедиться, что они стали совершенно другими.

– Наш друг Триок сказал правду, – произнесли они одновременно; их слова прозвучали притворно и насмешливо. – Наш брат не с нами. Он занят уничтожением Ревелстоуна. Но Триок занял его место – на время. На очень короткое время. Мы – торайя и мокша. Херим и Джеханнум. Мы пришли полюбоваться уничтожением того, что ненавидим. Теперь ты для нас – ничто, Неверящий. – И снова они засмеялись – один дух, один порыв, презрительно рвущийся из двух глоток. – Однако ты и наш друг Триок позабавили нас.

Но Кавенант едва слышал их. Спустя мгновение после того, как он понял, что произошло с ними, он увидел что-то еще, что-то, отчего Опустошители тут же вылетели у него из головы. Позади Вейна и Лэла он разглядел другие фигуры. Это были два человека, за которых он больше всего переживал во время похода, закончившегося во Мшистом Лесу: Мореход и Баннор.

При виде них его охватил ужас.

На лице и теле Морехода, наряду со старыми, появилось множество новых боевых отметин, а седые волосы и морщинистое лицо делали Баннора еще более постаревшим. Но все это казалось пустяками по сравнению с тем, что оба были недвижимы.

Они не могли даже повернуть головы в сторону Кавенанта – совершенно беспомощные, парализованные зеленой силой, которая со всех сторон окутывала их, светясь над головами, точно корона. Казалось, они не дышали и сердца их не бились. Широко распахнутые глаза ничего не видели, подернутые той же самой темной пеленой, которую Кавенант заметил у Триока, только более плотной – лишь слабые контуры зрачка и радужной оболочки просвечивали сквозь нее.

– Баннор! – воскликнул Кавенант. – Мореход! О-о! Внутренне сжавшись, он зашатался, словно земля под ним задрожала. Вид Баннора и Морехода, то состояние, в котором они находились, потрясли его до глубины души. Он схватился руками за голову, словно пытаясь защитить ее от готового обрушиться топора.

Однако Триок продолжал наступать на него, яростно выкрикивая:

– Ты не видел того, что я видел. Ты не знаешь, что натворил.

Слабый, потерявший кольцо, беспредельно несчастный, Кавенант тем не менее понимал, что означают слова Триока – что даже сейчас он не знает всего самого худшего. Это сообщение заставило погрузиться в самые глубины своего страха – туда, куда не мог добраться никто посторонний, в том числе и нападавшие. И там, в этих глубинах, он внезапно ощутил в себе нечто, чего не было прежде. Странное спокойствие, которое он приобрел во Мшистом Лесу; ту часть самого себя, о которой он забыл, но которая тем не менее существовала. Это был один из даров Леса, и уничтожить его не могло ничто.

Темная бездна страха осталась позади. Он поднял голову. Он был слишком слаб, чтобы драться с Триоком; он лишился своего кольца; кровь струилась из раны на лбу и заливала глаза – все это по-прежнему так и было. Но он больше не испытывал страха.

Поморгав, чтобы смахнуть с ресниц кровь, мешающую смотреть, он спросил у Триока, кивнув в сторону Морехода и Баннора:

– Что с ними случилось?

– Ты не видел! – снова взревел Триок, замахнувшись, чтобы ударить еще раз. Однако, прежде чем его кулак опустился, чей-то низкий голос спокойно произнес:

– – Остановись.

Триок вздрогнул, но рука его продолжала опускаться.

– У тебя было достаточно времени, хватит. Теперь он нужен мне.

Этот приказ наконец остановил Триока. Сердито сверкнув глазами, он отпрянул от Кавенанта, развернулся в сторону каменного монолита и крикнул:

– Сюда!

Кавенант покачнулся, вытирая глаза и не веря тому, что видел.

На середине расстояния между ним и воздетым к небу каменным кулаком стояла Елена!

Она была облачена в бархатное зеленое платье и держалась гордо, точно королева. Ее окутывала сверкающая изумрудная аура, которая вспыхнула, точно россыпь драгоценных камней, когда она улыбнулась. Ей не пришлось прикладывать никаких особых усилий – мгновенно стало ясно, что именно она является хозяйкой положения. Триок и Опустошители замерли в ожидании, словно подданные перед своей госпожой.

В правой руке она держала длинный жезл, с обоих концов окованный металлом; всю его среднюю часть покрывали вырезанные руны и волшебные символы.

Это был Посох Закона.

Но Кавенант больше всего был поражен чудесным появлением Елены. Он любил ее, он потерял ее. Когда она погибла от рук мертвого Кевина-Расточителя Страны, закончилось и его прошлое пребывание в Стране. И вот сейчас она стояла совсем рядом – и улыбалась.

Трепет радости пронзил его душу. Любовь, которая терзала его сердце с того самого дня, как она погибла, внезапно вновь вспыхнула в нем – с такой силой, что, казалось, оно сейчас разорвется. Радость переполняла его, горло перехватило, он не мог вымолвить ни слова. Наполовину ослепший от крови, стекающей со лба, и слез счастья, он двинулся к ней, как будто собираясь пасть ниц, целовать ей ноги.

Но прежде чем он прошел половину разделяющего их расстояния, она сделала быстрый жест Посохом, и мощный толчок силы остановил его. Он упал на руки и колени.

– Нет, – очень мягко, почти нежно произнесла она. – Я отвечу на все твои вопросы, прежде чем убью тебя, Томас Кавенант, юр-Лорд, Неверящий.., любимый. – Слово “любимый”, сорвавшееся с ее холодных губ, доконало его. – Но ты не должен дотрагиваться до меня. Не приближайся ко мне!

Непонятная тяжесть навалилась ему на плечи, вдавила в землю. Он хватал ртом воздух, но тот лишь обжигал легкие, точно густой дым. Вся атмосфера вокруг была пропитана ядовитыми испарениями, исходящими от Елены. От нее пахло так же, как и от него, – проказой.

Он заставил себя поднять голову и, тяжело дыша, изумленно воззрился на нее.

С улыбкой, больше напоминающей ухмылку, она протянула к нему левую руку и открыла ладонь, чтобы он мог видеть лежащее на ней свое обручальное кольцо Белого Золота.

"Елена! – беззвучно простонал он. – Елена!” Он чувствовал себя точно зажатым в тиски. Всем сердцем он стремился к ней, а она лишь тихо смеялась над ним, как будто его беспомощность доставляла ей удовольствие.