Цветы на нашем пепле. Звездный табор, серебряный клинок - Юлий Буркин

Лес поредел, а затем и расступился, и Лабастьер залюбовался открывшимся видом. Вечерело, но освещенность была еще достаточной для того, чтобы виден был каждый цветовой оттенок.

Все здесь соответствовало представлениям Лабастьера о гармонии разума и природы — и листва растений, переливающаяся в спектре от лилового до светло-бирюзового, и разноцветные, но всегда мягкие тона стен жилищ с их куполами, башнями и полусферами. Ажурные каменные замки дворян и ракушечные дома простых жителей не уступали друг другу ни в красоте, ни в изяществе, а то, что первые были крупнее и выстроены из более изысканного материала, ничуть не унижало вторых, а являлось не более, чем данью традиции.

— Я не видела ничего великолепнее, — прошептала Мариэль.

— Еще увидишь, — усмехнулся Лабастьер, — когда войдешь внутрь своего дворца. Он выше всех. Вон — зеленые башенки с желтыми гребешками. Как они тебе?

— Это королевский дворец? Да, конечно же, это он. Это настоящее украшение мира… Но Золотой Храм… Я знала, что он велик, но и представить себе не могла, что он огромен до неправдоподобия… Он как будто бы растет из самого центра Безмятежной. И в него можно войти?

— Что ты, — покачал головой Лабастьер. — О том, что это не цельнолитая глыба, говорят только легенды. Ничем снаружи это не подтверждается. В его поверхности нет ни щелей, ни единого отверстия, ни малейшего признака входа.

Он остановил сороконога, чтобы дождаться остальных. Тот в нетерпении, недовольно подергивал суставчатыми лапами.

— А вон там, — указал Лабастьер, — видишь, возле дворца, розовое пятно? Это Площадь Согласия.

— Я знаю, — отозвалась Мариэль, — мне рассказывал о ней Дент-Вайар. Она покрыта розовым мхом, и на ней установлена каменная арка-звонница, а в ней — огромный гонг, которым еще Лабастьер Второй созывал всех жителей столицы на общий сход. Так?

— Да. Именно так, — улыбнулся король. — Ты не сказала только про колотушку для гонга, что висит на цепи тут же.

— Ты ударял в него когда-нибудь?

— Ни разу. Но думаю, сегодня — самое время. Мои подданные уже готовятся ко сну, но уверен, они не будут на меня в обиде.

Слева и справа от Умника остановились Ласковый и Прорва.

— Со счастливым прибытием, мой король! — радостно воскликнул Лаан и, сорвав с головы красный берет, помахал им в воздухе так, словно жители столицы уже летели навстречу искателям счастья, и он приветствует их.

Кивнув, Лабастьер посмотрел на Ракши и Тилию и прочитал на их лицах благоговение.

— Мы будем здесь жить? — недоверчиво произнесла синеглазая самка.

— Будете, — заверил Лабастьер. — И вы будете жить счастливо. Уверен, в столице вы найдете достойную вас диагональ. И любой здесь будет рад породниться с друзьями короля.

В небе зашелестели крылья, это нагнали наездников и повисли над их головами бойцы Пиррона.

— Все в сборе? — скорее констатировал, нежели спросил Лабастьер. — Что ж, двинем, друзья. Нас давно уже ждут.

Низкий раскатистый звон взбудоражил столицу. Со всех сторон сюда стали слетаться возбужденные жители. Ведь прикасаться к гонгу-на-Площади имеет право только король. А значит, Лабастьер Шестой вернулся с невестой!

Небо столицы зажглось сотнями огней. Это спешащие к Площади Согласия бабочки несли в руках праздничные факелы. Добравшись, они приземлялись на розовый мох и приветствовали монарха возгласами неподдельного ликования. Огонь факелов разогнал закатную полутьму, и Лабастьер, не прибегая к ночному зрению, вглядывался в лицах подданных, время от времени узнавая приближенных ко двору и здороваясь с ними кивком или взмахом ладони. Те, держа в свободных от факелов руках фамильные береты, неистово размахивали ими в ответ.

Но где же Суолия? Где родители-махаоны Дент-Заар и Дипт-Чейен? Лабастьер обеспокоенно оглядывался по сторонам. Задать кому-либо вопрос и расслышать ответ на него в царящем гвалте было просто невозможно. Оставалось ждать и надеяться, что сейчас-сейчас они все же появятся и заключат, наконец, своего блудного сына в горячие родительские объятия.

Но первым дождался Лаан.

— Фиам! — вскричал он и взмыл навстречу своей возлюбленной.

Лабастьер разобрал этот выкрик только по губам друга, а Мариэль и вовсе смотрела в другую сторону. Король, взяв ее за руку, указал в небо.

Кто-то из сопровождавших Фиам родственников Лаана взял у нее факел, и она со свободными руками летела к жениху. Вот они слились в объятиях в нескольких метрах от земли, и толпа взревела еще пуще прежнего.

А спустя миг бабочки расступились, образуя коридор, через который, как положено на официальных торжествах, сложив крылья, шествовали члены королевской семьи со свитой.

Не выпуская руки Мариэль, Лабастьер двинулся им навстречу, увлекая девушку за собой.

Пожилой, но так и оставшийся холостым махаон-церемониймейстер Жайер поднял сверкающий золотом жезл, и шум моментально стих. Присутствующие замерли, чтобы не только голосом, но даже шелестом крыльев или одежд не нарушить тишину и не пропустить ни единого слова, сказанного друг другу монаршими особами. Жезл не опускался.

— Сынок, — молвила королева Суолия, и улыбка разгладила морщины на ее лице. — Здравствуй, сынок. — Обращение это было вопиющим нарушением этикета, но уже следующая фраза целиком ему соответствовала: — Замок был пуст без вас, Ваше Величество.

— Счастлив видеть вас в здравии, Ваше Высочество — почтительно поклонился Лабастьер. — Я вернулся. И я привез вам дочь.

Королева испытующе оглядела молодую самку, и щеки Мариэль залил румянец. Присутствующие затаили дыхание. Чуть наклонившись, что-то произнесла королеве-матери на ухо Дипт-Чейен. Та, молча кивнув, повернула голову ко второй половине диагонали — махаону Дент-Заару. Тот так же коротко что-то бросил ей.

Королева улыбнулась и вновь перевела свой взгляд на сына.

— Ваши родители считают, что ваша способность совершать выбор делает вам честь, — сказала она и обратилась к Мариэль: — Наш дом принадлежит тебе, милая самка.

Церемониймейстер опустил жезл.

И уж тут толпа взорвалась таким оглушительным, таким неистовым ревом, что, казалось, не выдержат и рухнут стены королевского замка.

Уткнувшись лицом в грудь Лабастьера, Мариэль неожиданно для себя разрыдалась взахлеб. Тот, поглаживая ее волосы, приговаривал: «Что ты, милая, что ты? Я и не сомневался, что ты им понравишься…» Но она, скорее всего, не слышала этих слов.

…Дни, недели и месяцы летели с ошеломляющей быстротой. Праздники во дворце сменялись один другим. Сначала — грандиозный бал в честь возвращения короля. Затем — бракосочетание «королевского квадрата»: Лабастьера, Мариэль, Лаана и Фиам. Сразу после этого — торжественное принятие присяги Ракши и Тилии, а чуть позже — и их свадьба: подходящая диагональ из именитых махаонских родов, действительно, как и предполагал Лабастьер, нашлась для них очень быстро.

И родители Ракши, и родители Тилии, и их многочисленные родственники, в том числе Дент-Пиррон и его диагональ Айния и Барми, прибыли на эту свадьбу, и от хлопот у короля голова шла кругом.

Но и в промежутках между праздниками Лабастьер Шестой не имел возможности заняться государственными делами: все его дни были расписаны на аудиенции знатным особам, отказать в приеме которым он не мог. Все они стремились лично поздравить его и поближе познакомиться с молодой королевой.

Лабастьера уже начал по-настоящему раздражать весь этот феерический вздор, измотанной выглядела и Мариэль, хотя она и старалась не показывать, что чем-то недовольна, стойко неся бремя навалившейся на нее обязанности быть центром любого торжества. Лишь однажды, отходя ко сну, она заметила, что с первого дня жизни во дворце, получив соответствующий доступ, она мечтает с головой окунуться в недра королевской библиотеки (единственного хранилища свитков на Безмятежной), но до сих пор ни разу даже не заглянула в помещение, где та расположена.

— В чем же дело?! — вскричал Лабастьер. — Давай отправимся туда немедленно!

— От этого посещения я хочу получить истинное наслаждение, — возразила Мариэль, — сейчас же я чувствую себя усталой, у меня мигрень… И я хочу любить тебя, мой король, у нас так мало времени для этого. Или тебе так не кажется?

Конечно же, он не мог с нею не согласиться. В конце концов, для знакомства с библиотекой впереди у них была целая жизнь.

От всей этой парадной свистопляски они все чаще, чуть ли не с тоской, стали вспоминать свои недавние скитания по Безмятежной. Приключения, опасности, и то упоительное чувство свободы, которое испытывали они, готовясь ко сну в походной шелковой палатке посреди травянистого леса. Это навело Лабастьера на мысль, которая привела к еще одному празднеству.

Собственноручным указом он перевел Ракши в очередную, Пятую дворянскую гильдию, соответствующую голубому цвету берета, и назначил его командиром специального боевого отряда, который формировался для того, чтобы сопровождать короля в его будущих инспекциях своих владений. Тилии, само-собой, было предписано отвечать за вооружение бойцов этого отряда… Все это и отпраздновали.