Кукушата Мидвича. Чокки. Рассказы - Джон Уиндем

о времени он отзывался так, будто это тоже одно из измерений. И как шок вдруг возникло интуитивное понимание… Нет, понимание — это слишком сильно сказано… скорее — прозрение.

Тело юноши сотрясала крупная дрожь. Он явно находился под стрессом веры в свое окончательное безумие. Ей придется помочь ему остановиться. Сделать это безболезненно не удастся, но надо постараться причинить ему как можно меньше боли.

— Артур! — резко сказала миссис Долдерсон.

Он поднял на нее мутные глаза. Теперь она намеренно говорила с ним резко и деловито.

— В буфете ты найдешь бутылку бренди. Пожалуйста, принеси ее… и два бокала.

Он повиновался, действуя подобно лунатику.

Она на треть наполнила его бокал и налила немного в свой. Юноша заколебался.

— Пей же! — скомандовала миссис Долдерсон. — Ты перенес сильное потрясение. Бренди тебе поможет. Я хочу поговорить с тобой, но вряд ли смогу добиться толку, если ты будешь вести себя как полоумный.

Он выпил, подавился алкоголем и поставил бокал на стол.

— Допей, — твердо сказала она. Он послушно допил до дна. — Ну, получше?

Он молча кивнул.

Теперь миссис Долдерсон знала, что делать, и набрала побольше воздуха в легкие. Полностью изгнав из голоса былую резкость, она спросила:

— Артур, скажи мне, какой сегодня день?

— День? — повторил он удивленно. — Ну, как же — сегодня пятница… а число… э-э… двадцать седьмое июня.

— А какой год, Артур? Какой год?

Теперь он повернулся к ней всем телом.

— Знаете, я не настолько ополоумел. Я помню, кто я такой и где нахожусь… Во всяком случае, мне так кажется… Это весь мир сошел с ума, а вовсе не я. Я могу рассказать о себе…

— Все, что я хочу услышать от тебя, Артур, так это то, какой у нас сейчас год. — В голосе миссис Долдерсон снова зазвучали приказные интонации.

— Тысяча девятьсот тринадцатый, разумеется, — ответил он.

Взор миссис Долдерсон вновь упал на лужайку и цветы. Она слегка кивнула. Тот самый год… И именно пятница. Как странно, что она помнит все эти мелочи… Вполне возможно, что и число было то же самое — двадцать седьмое июня… а вот что пятница 1913-го, так это бесспорно. И он не пришел… Как давно, как давно это было…

Его голос вернул ее к действительности. В нем звучала тревога.

— Но почему… почему вы спрашиваете меня об этом… я хочу сказать, насчет года?

Лоб миссис Долдерсон избороздили морщины, глаза выдавали беспокойство. Ее сердце томилось от жалости. Она снова положила свою иссохшую, почти невесомую ладонь на сильную, крепкую руку юноши.

— Мне кажется… мне кажется, я понимаю, — проговорил он дрожащим голосом. — Со мной произошло что-то загадочное, верно? Каким-то образом это больше не тысяча девятьсот тринадцатый год, вы это хотите сказать? Потому что деревья стали не такие… аэропланы… — Молодой человек замолчал, глядя на нее широко распахнутыми глазами. — Вы обязаны сказать мне… пожалуйста, пожалуйста, скажите, что же со мной случилось? Где я теперь… где этот…

— Бедный мальчик, — пробормотала она.

— О, ради бога…

«Таймс» с частично решенным кроссвордом валялся на стуле рядом с креслом. Миссис Долдерсон нерешительно подняла газету, сложила ее заголовком наружу и протянула юноше. Его рука дрожала, принимая газету.

— Лондон, понедельник, первое июля, — прочел он вслух и пораженным шепотом добавил: — Тысяча девятьсот шестьдесят третий!

Он уронил газету и с мольбой посмотрел на миссис Долдерсон. Она дважды медленно кивнула. Они долго сидели молча, глядя друг на друга.

Постепенно выражение его лица изменилось. Брови сошлись, как будто он испытывал острую боль. Он нервно огляделся, глаза бегали взад и вперед, будто в поисках выхода из ловушки. Затем они вернулись к миссис Долдерсон. На мгновение юноша крепко зажмурился и снова открыл их, полные боли и страха.

— О нет… нет! Нет! Вы не… вы не можете быть… Вы сказали… вы сказали мне… вы же миссис Долдерсон, верно? Вы же сами сказали так… вы не… вы не можете быть… Тельмой…

Миссис Долдерсон промолчала. Они продолжали смотреть друг на друга. И вдруг лицо его исказилось как у готового заплакать маленького ребенка.

— Боже! О-о-о… — выдавил он и спрятал лицо в ладонях.

Миссис Долдерсон с горечью смотрела на трясущиеся плечи юноши. Ее худая, покрытая голубыми венами левая рука протянулась к его опущенной голове и нежно погладила белокурую шапку волос.

Правая же рука нащупала на столе кнопку звонка. Она нажала на кнопку и долго-долго не отрывала от нее палец.

Шорох движения заставил ее открыть глаза. Венецианские шторы затеняли комнату, пропуская, однако, достаточно света, чтобы она могла узнать Гарольда, стоявшего около постели.

— Я не хотел будить тебя, мама.

— Ты не разбудил меня, Гарольд. Я только дремала, а не спала. Садись рядом, милый, я хочу поговорить с тобой.

— Ты не должна переутомляться. У тебя ведь был небольшой приступ, как ты знаешь.

— Еще бы! Но для меня более утомительно гадать, чем знать наверняка. Я не задержу тебя долго.

— Отлично, ма. — Он пододвинул стул поближе к кровати и сел, взяв в руки ее ладонь. Она смутно различала черты его лица в сумраке комнаты.

— Ведь это все твои проделки, Гарольд, не так ли? Именно твой эксперимент доставил сюда несчастного Артура?

— Это была непредвиденная случайность, мама.

— Расскажи подробнее.

— Мы долго работали. Эксперимент был нашим первым опытом. Теоретически же мы считали это дело вполне осуществимым. Мы доказали, что если… Ох, дорогая, это так трудно выразить обычными словами… Что если мы сможем… ну, свернуть измерение, вроде как бы сложить и наложить его на самого себя, тогда две точки, в нормальных условиях отстоящие друг от друга, смогут совпасть… Боюсь, я говорю не очень понятно…

— Не обращай внимания, милый. Продолжай.

— Так вот, когда мы запустили наш генератор, свертывающий поле, мы попытались совместить две точки, нормально разделенные пятьюдесятью годами. Представь себе лист бумаги с двумя нанесенными на него точками, который сгибается так, чтобы точки совпали.

— Ну, и?..

— Тут много случайного. Мы могли выбрать интервал в десять лет, могли в сто, но почему-то остановились на пятидесяти. И, знаешь, точность получилась просто потрясающая — ошибка составила всего лишь четыре календарных дня на пятьдесят лет. Потрясающе! Теперь нам придется отыскивать источник этой ошибки, но если ты спросишь, готов ли кто-нибудь из нас биться об заклад…

— Да, милый, я уверена, что это просто замечательно. Но все-таки, что же именно произошло?

— Ох, извини. Итак, как я уже говорил, имел место просто несчастный случай. Мы включили эту штуковину только на три или четыре секунды, но бедняга, должно быть, умудрился