Из истории русской, советской и постсоветской цензуры - Павел Рейфман

Все это высказано от имени царя, но инициатором считали А. М. Горчакова, министра иностранных дел, имевшего репутацию сторонника гласности. Сама идея была заимствована из Пруссии и Франции, где существовали Bureau de la presse (330). Горчакову в осуществлении его идеи помогал Н. А. Муханов, друг Горчакова, товарищ министра просвещения. Проект одобряла и молодая императрица. Ковалевский, министр просвещения, выступал против замысла Горчакова, но когда он вернулся из недельной поездки в Москву, всё уже было решено. Ковалевский хотел уйти в отставку, говорил об этом, но оставался на своем посту до лета 61 г. Позднее, в 62 г., идею поддерживает новый министр просвещения, Головнин. Он считает необходимым дать печати «желательное направление», предлагает поручить новому учреждению «доставлять полезные занятия даровитым писателям, которые иногда живут в бедности, и, не имея возможности жить своим трудом, обращаются в лиц, враждебных правительству». Предложения Головнина приняты (330).

Вскоре такое учреждение, еще без названия, сформировано (Позднее оно названо «Комитетом по делам книгопечатанья». По мнению Лемке, о нем мало знают, часто приводят ошибочные сведения (333.). Председателем назначен гр. А. В. Адельберг 2-й (сын министра двора), членами Н. А. Муханов — товарищ министра просвещения, А. Е. Тимашев — шеф жандармов, управляющий III Отделением (главноуправляющий кн. В. А. Долгоруков). Позднее к ним прибавлен Никитенко. Его дневник, пожалуй, наиболее верный фактический источник (не считая архивов), освещающий работу нового учреждения: «Если бы нарочно постарались отыскать самых неспособных для этой роли людей, то лучше не нашли бы»; им поручено руководить литературой, давать советы, а «они никогда ни о чем не рассуждали, ничего не читали и не читают! смех и горе!» (331). Кн. А. Ф. Орлов, председатель Комитета Министров говорил И. С. Тургеневу: «Они хотели присвоить себе власть над всеми министерствами, а литература служила так, предлогом» (331).

Учреждение Комитета подписано царем 24 января 59 г. Просуществовал он ровно год (до января 60 г). Перед ним поставлена задача неофициального надзора за литературой. Ни в чем не ограничен. Действовал в рамках существующего цензурного положения. Статьи, предназначенные министерствами для печати, поступали сначала в Комитет, их печатали по его распоряжению, под рубрикой «Сообщено» (знак, что сообщение официальное). Знак важен и для читателей, и для ориентировки цензоров. Публикация статей, подписанных кем-либо из членов Комитета, для редакторов была обязательна.

Полуофициальное положение Комитета (335,336). Ходили слухи, что в него введут известных литераторов, которые будут писать статьи в видах правительства (Тютчев, Тургенев, Гончаров). Не получилось. Вместо них в Комитет вошли консервативный историк и публицист П. К. Щебальский, бывший жандармский полковник, журналист, автор обличительных статей С. С. Громека (338). Плетнев вспоминал: «между прочим, приглашали и Гончарова, но все отказались» (336). Никитенко оценивал Комитет так: «судя по людям, из которых он состоит, из него выйдет гласная и чудовищная нелепость» (337). Ковалевский требовал, чтобы Никитенко тоже вошел в Комитет, говорил, что этого хочет государь. Никитенко обсуждает с Мухановым, с другими членами Комитета условия своего вхождения. Они соглашаются с мыслью, что Комитет должен стать посредником между литературой и царем, оказывая воздействие на общественное мнение, проводя в него путем печати виды и намерения (337). Никитенко назначен директором-распорядителем канцелярии Комитета, с правом голоса (с чем согласились не сразу). Его установка, по его словам, — идея прогресса, гласность, законность, народное воспитание и образование. Записка Никитенко царю. Тот принял автора и одобрил Записку (338). В ней говорилось, что литература не имеет никаких революционных замыслов и не нуждается в подавлении, что вполне достаточны обычные цензурные меры, а литература в настоящее время не должна расторгать всякую связь с правительством и становиться открыто во враждебное к нему отношение (339).

Журналисты приняли подобные предложения без особого восторга. С критикой их выступил, в частности, Катков. В январском и февральском номерах «Русского вестника» за 59 г. напечатаны статьи, весьма резкие и смелые (мнение Лемке), о бесплодности таких мер в Германии и Франции (Лемке, цитаты 341-3). Резкое неприятие в правительственных кругах выступлений Каткова. О них доведено до сведения царя. Распоряжение министра просвещения от 28 февраля 59 г.

Выговор цензорам, пропустившим статьи в «Московских ведомостях». Предложено внушить Каткову, что подобные публикации непозволительны. Видимо, всё это сделано по инициативе Комитета (344).

Становится всё яснее, что Комитет из посредника между литературой и властью превращается в негласного надзирателя, все резче нападает на «чрезмерные» обличения (345). Он всё более входит во вкус. Вызывает писателей и редакторов, «вразумляет» их (см. Никитенко 347). Нападки на сатирическую газету «Искра». Колебания Никитенко, оставаться ли ему в Комитете: «Снова гласность сводилась к полной свободе молчания» (350). Заявление членов Комитета (Муханова, Никитенко) об его бесполезности. Превращение Комитета в Главное Управление цензуры, под руководством министерства просвещения. На заседания Главного Управления допускаются и цензоры, и литераторы (последние по идее). Замысел русского Bureau de la presse оказался несостоятельным.

Как мера воздействия на общественное мнение возникает и проект правительственной газеты. Принято решение издавать ее. Идею поддерживает и царь (352). Редактором предполагается Никитенко. Он начинает подбирать сотрудников (даже дом для них выстроили), но далее замысла дело не пошло. Ощущение неуверенности, подавленности, отчаяния. А идея правительственного издания была осуществлена позднее, уже при Валуеве.

С желанием как-то упорядочить цензурные дела связана кратковременная (всего один месяц) попытка выделить цензуру в самостоятельное ведомство, предпринятая в конце 59 г. Главное управление цензуры отделялось от министерства просвещения, становилось самостоятельным, превращаясь по существу в отдельное министерство. Высочайшее повеление 12 ноября 59 г.: 1. отделить Главное Управление цензуры от министерства просвещения. 2. комитет по делам книгопечатанья слить с Главным Управлением. 3.министру народного просвещения взять обратно проект нового цензурного устава и передать его назначенному царем главе Главного Управления, который должен подготовить подробные соображения об устройстве цензуры (16). Ковалевский, который вначале решительно возражал против отделения цензуры, резко меняет свою позицию (вероятно, осознав, что без цензуры ему будет гораздо спокойнее). 12 ноября на заседании Совета Министров он выступает за немедленное отделение цензуры. Одобрение царя. Такое решение нравится и реакционерам, Панину, Чевыкину и др. (16). Через несколько дней начальником цензуры назначен бар. М. А. Корф, давно жаждущий министерского поста. Быстро составлен проект указа, положение о Главноуправляющем и Совете Главного Управления (17–20). Корф заявляет, что будет следовать либеральной системе, спешит отмежеваться от прежних цензурных учреждений и людей (21). Специально куплен дом у Аничкина моста. На нужды Главного управления выделено 200000 руб. в год, не включая жалованья Корфу, которое должен назначить царь. В доме предусмотрены и квартиры для главного начальства, самого Корфа. На траты не скупились, что вызвало раздражение министерства финансов. Министр, при докладе царю, выразил удивление и недовольство тратами. Недовольны и Ковалевский, Горчаков. Вызван Корф, которому предложили отложить покупку дома (еще 200 тыс.) (24). Корф понял необходимость отказаться от идеи нарождавшегося министерства, царь не стал разубеждать его. 12 декабря 59 г., ровно через год со времени возникновения замысла, Корф освобожден от своих обязанностей. Все дела по цензуре вновь переданы министру просвещения. Идея о министерстве цензуры оставлена без применения. Царь отказался от нее (25).

Письмо А. Г. Тройницкого, чиновника министерства внутренних дел, которого Корф прочил главным помощником, обо всей этой истории. Отдавая должное Корфу (человек замечательного ума и образованности), Тройницкий писал, что тот «слишком прыткий и слишком увлекающийся». Добролюбов же реагировал на события так: одни жалеют, что дело лопнуло, другие радуются. «Но и то, и другое глупо. Корф — ли, Ковалевский-ли, всё единственно; стеснения, придирки, проволочки на каждом шагу» (25–27) (Матер. для жизни Доброл.)

События в Европе 60–61 гг. Укрепление империи Наполеона III во Франции. Но и усиление общественного движения, противостоящего власти. Возвращение французских эмигрантов (59 г.). Их оппозиция императору. Некоторая. либерализация законов о печати. В Пруссии германская прогрессивная партия, оппозиционная императору Вильгельму 1. Революционное движение в Австрии. Гарибальди. Демонстрации в Варшаве. Брожение в Финляндии. Студенческие беспорядки зимы 60–61 г. в России. Панин и Чевыкин (крайние консерваторы) награждены Андреевской лентой. 19 февраля 61 г. отмена крепостного права. Недовольство части дворянства. Общество, сохранявшее еще недавно видимость единства, всё более раскалывается на противостоящие друг другу группы (39). Появление первых прокламаций, бесцензурных изданий. Прокламация М. Л. Михайлова «К молодому поколению», нелегальный журнал «Великорус» В. А. Обручева. Раскол усиливается. Сторонники возврата к прошлому. Вражда к революционным демократам. Обвинение их в том, что они, своими действиями, вынудили правительство свертывать либеральные реформы. Погодин, Вяземский, Шевырев о «крайностях» радикалов, об их нападках на всё. Отзывы Погодина о Чернышевском, Добролюбове, других революционных демократах: «Они употребили во зло печатное слово, вместо того, чтобы воспользоваться им» (33). Никитенко в дневнике тоже отрицательно относится к революционным демократам. В подобных оценках отразился поворот многих в сторону реакции, но есть в них и рациональное зерно. 17 ноября 61 г. смерть Добролюбова.