Инквизиция - Ансельм Одли

– Калессос состоит в наследственной вражде с другими кланами. И если какой-то один клан вроде Калессоса единолично завладеет принцессой, быть беде. Она независима, не марионетка – я хочу, чтобы они перестали обращаться с принцессой как с марионеткой.

– Ей не на кого больше положиться, – мягко указал ему Бамалко. – Они прячут принцессу всю ее жизнь. Она у них в долгу за это.

– А они должны дать нам всем правителя, который сможет что-то сделать с теми шакалами, разгуливающими снаружи, – свирепо возразил Текрей. – Которые утаскивают людей посреди ночи, волокут их в трибуналы, а судьи в этих трибуналах слова такого не знают – «правосудие». Все они жадные до власти фанатики. И Сархаддон не лучше, Катан, что бы ты там ни думал. Он отравляет человеческие умы: людям в каждом углу мерещатся маги. Вот что он делает. Он создает этот обширный заговор злых магов – а злым магом может оказаться любой еретик, – которые развращают все, к чему прикасаются. Сархаддон не может прямо выступить с нападками против богов, как сделал в первый день, вот и приходится вместо этого нападать на нас.

– Но если он предотвратит Священный Поход… – начала Алсиана, когда Бамалко прижал палец к губам, делая знак Текрею понизить голос.

– Как? Убедив нас, что лучше покорно лечь и позволить инквизиторам вытирать о нас ноги?

– Ты бы предпочел, чтобы пришли рыцари и всех зарезали?

– Почему они пришли в прошлый раз? – горячо спросил Текрей. – Потому что Сфера попыталась запретить наши обычаи, и когда мы стали сопротивляться, они вторглись. А теперь все так испуганы, что больше никто не сражается. Инквизиторам достаточно просто сказать нам не делать то-то и то-то, арестовать несколько человек, и все станут ходить по струнке. Ассамблея никогда не будет собираться, нам придется сжигать наших мертвых, Праздник моря превратится в Праздник Рантаса! И поскольку мы сопротивляемся им в последние несколько месяцев, они посылают этих инквизиторов, красных и черных. Приходят черные и уволакивают людей, затем приходит Сархаддон и его красные братья, чтобы предложить нам шанс на спасение. – В этом последнем слове была целая бездна горечи. – Спасение, если мы будем делать, что они говорят, потому что мы сделаем что угодно, лишь бы избежать Похода. Они уничтожат то, что осталось, и заявят, что это ради нашего собственного блага.

– Но альтернатива – смерть или рабство, как ты не понимаешь? – откликнулась Алсиана. – Я слышала, что случилось с тобой и Катаном в Лепидоре, когда Премьер пытался добыть оружие для Похода… Это не просто туча на горизонте, Текрей, она закрывает небо. Люди живут с разными обычаями, но если придут рыцари, никто из нас не будет жить вообще.

– А жизнь всегда стоит того, чтобы жить? Раньше мы были могущественны и снова можем такими стать. Корабли можно построить или купить, верно? Так же и оружие. Оритура был для этого слишком миролюбив, но у него была такая возможность. Если бы мы построили флот, мы бы до сих пор были сами себе хозяева. Если бы мы были сильны, люди вроде кэмбрессцев увидели бы смысл в оказании нам помощи.

Бамалко печально покачал головой.

– Я восхищаюсь твоими идеями, Текрей, но ты должен жить в реальном мире. У нас нет верфей для строительства флота, который мог бы уничтожить их флот на море, и кто станет продавать нам оружие?

Я приехал на Архипелаг, чтобы предложить оружие диссидентам, но так получилось, что эта часть моей миссии каждый раз отодвигалась на задний план. Я теперь опасался говорить об этом с Персеей, потому что если мы пошлем оружие, и все оно окажется в руках Алидризи, лучше от этого никому не будет.

Я взглянул на барную стойку, но хозяина нигде не было видно.

– И много людей думают так же? – спросил я.

– Что ты имеешь в виду? – Лицо Бамалко вдруг стало непроницаемым.

– Текрей, ты не предан никому из предводителей?

– Вовсе нет.

Остальные покачали головами.

– Если предан, то очень хорошо это скрываешь, – заметила Алсиана.

Я сказал:

– Есть люди вроде Алсианы, которые не могут реально действовать, потому что им есть что терять, люди, которые просто не хотят действовать, и люди, преданные Алидризи и его друзьям. Но все остальные – например, те, кто был в Лепидоре, – они как? Персея остерегается Алидризи. Кажется, идеалы у них общие, но у меня такое чувство, что она и ее друзья работают самостоятельно.

– Все расколоты, если ты это имеешь в виду, – подтвердил Бамалко. – Алидризи использует различные группы и взамен оказывает им некоторую помощь, но на самом деле он не лидер, не больше, чем вице-король. Беда в том, что даже вместе мы все равно не были бы ни боевой силой, ни даже хорошими партизанами, если это то, о чем ты думаешь.

– Я пока не знаю, о чем я думаю, – ответил я, доедая последнюю долму. – Я вообще не имею права вмешиваться.

– Если ты можешь помочь, то имеешь, – возразил Текрей. – Я знаю, ты не апелаг, но после Лепидора ты считаешься одним из нас. И ты фетиец, а это уже на полпути к Калатару. Беда еще и в том, что у нас нет высокопоставленных друзей в остальном мире.

– Я подхожу под эту категорию?

– Ты имеешь связи с Великими домами, вы друзья с Палатиной, и ты состоишь в родстве со старшей фетийской семьей. Для нас это высокое положение: оно означает, что ты можешь помочь. Если у тебя есть какие-нибудь идеи.

– Я должен поговорить с Палатиной. Идеи – это по ее части, только она способна извлечь смысл из моих бредней.

Пока Бамалко и Текрей доедали свою тарелку долмы, я оставался с ними, затем мы все встали, чтобы покинуть кафе. Два моряка ушли еще раньше, хотя океанографы по-прежнему сидели в своем углу.

Когда мы проходили мимо конца стойки, через занавеску из бус, прикрывающую вход на кухню, вышел хозяин и хлопнул меня по руке.

– Один тебе совет: если ты океанограф, не носи цвета гильдии, пока ты здесь. Я не спрашиваю, почему ты их не носишь, но не начинай теперь. Люди знают наших океанографов, но к чужому могут отнестись малость враждебно.

Он снова исчез за занавеской, а мы обменялись беспокойными взглядами.

– Мне не нравится, как это звучит, – проворчал Бамалко, когда мы надели капюшоны и вышли под дождь. – Алсиана, будь осторожна. Ты тоже, Катан.

Алсиана и Бамалко пошли в одну сторону, мы с Текреем в другую. Я возвращался во дворец, и юноша решил проводить меня часть пути.

– В последние два дня я встречал тебя и Палатину, но где Равенна? Мне кажется, я видел ее несколько недель назад, но никто о ней не упоминает.

Я резко повернул голову и посмотрел на Текрея, но на лице моего спутника не было улыбки. Он был очень открытым юношей, его рыжие волосы соответствовали его горячей натуре. Не тот человек, кто задает вопросы с жалом в хвосте.