Кровь королей (СИ) - Волков Влад

Словно неповоротливые предки арбалетов, коими они по сути и являлись, эти взведённые громадины начинали прицеливаться, могли бить сквозь ряды своих, не задевая тем обычно ни плечи, ни спины, но чётко угождая в строй обороняющихся ополченцев.

Усатый адмирал взирал серо-голубыми глазами поодаль, командуя залпами из этих стремительно бьющих и далеко поражающих машин. С первыми же выстрелами плотные длинные стрелы сминали построения защитников крепости, нанизывая на себя несколько человек, и столь глубоко зазубренными лезвиями вонзались в землю, что даже пока те оставались живы, слезть и избавиться от вонзившегося в тело древка им не удавалось.

Баллисты стреляли нечасто, но наносили серьёзный ущерб войскам короля. Стрелковые «скорпионы» же, как и тенсионные станковые луки, перезаряжались чаще и удобнее, пронзая кольчуги, пробивая ноги и тела защищающихся. Косили первые ряды и без раздумий принимались за следующие. Пребывающее войско было занято ближним боем с несущейся вражеской ордой, в то время, как их самих уничтожали издали с большой дистанции.

От баллист не прикрывали даже большие плотные щиты. От выстрелов этих «скорпионов» защита периодически спасала, но на долгий и упорный обстрел не хватало ни кирас, ни иных литых панцирей. Спасало ситуацию то, что чем лучше выбегающие из-за стен смешивались в сражении с толпой неприятеля, тем сложнее было вести обстрел.

Битва начинала приобретать черты многоэтапных дуэлей, когда баталии стенка на стенку перерастала в краткие поединки. Так рыцарь Оцелот видел противника, рубил с плеча и двигался дальше, сталкивался позади того с новым вооружённым разбойником, пронзал тому грудную клетку, отпихивал ногой с лезвия, и вновь бежал вперёд в поисках цели. Раз за разом побеждая, проносясь в стан отрядов врага глубже и глубже, он менял направления, не стеснялся бить в спины и помогать другим образовавшимся «дуэлям».

Иногда такие стычки проходили один в два или двое на двое, сабли вооружённых пиратов кромсали и резали воздух, стремились попасть в щели забрал или искали иные уязвимые места в боевом облачении защищающихся, однако, когда одни отряды бегут в броне, а другие в тряпках и рубахах, преимущество ловких взмахов лезвий в умелых руках оставалось за стражниками города.

И как раз только стрелковый обстрел тех и останавливал от полной доминации на поле боя, уравнивая шансы. Стрелы могли ранить гвардейца, заставить того оступиться, упасть или опуститься на одно колено в случае ранения в ногу, тогда-то корсары уже лихо находили применения своим клинкам, не мешкаясь и не позволяя до себя даже дотянуться. Иногда свистящие снаряды сбивали шлемы, и тогда уже сабли наступающей стороны рубили головы в ответ.

Одни рыцари выглядели тяжеловесно и неповоротливо, кружились вокруг себя с двуручным мечом в надежде кого-то да задеть из обступивших их со всех сторон. Другие наоборот вели себя ловко, умудрялись воткнуть копьё в одного недруга, сбивая с ног, опереться на него и толкнуть подошвами укреплённой обуви в грудь ещё и стоящего следом. Запрыгнуть на него, вытащить наконечник из первого и вонзить в обездвиженное тело нового неприятеля.

Такое выделывал, например, Аргус Дименталь. Его длинные бронированные манжеты от локтя к кисти имели выступы боевых зазубрин и ведущие вперёд лезвия, так что он мог даже с удара руки пронзать плоть атакующих его флибустьеров. Доспехи покрывали не всё его тело, в основном защищались колени, голень, грудь и спина. Причём поверх панциря кирасы был накинут плащ с капюшоном, из-под которого торчал не цельный шлем, а только диковинная металлическая маска с прорезью для глаз, как-то крепящаяся удобным способом к голове под накидкой.

Это, конечно, делало уязвимым бёдра, икры, предплечья, а также затылок, раз уж бронёй у него было покрыто только лицо, однако же позволяло на поле боя творить поистине боевые чудеса, замеченные даже с вершин башен военачальниками. Когда некоторые рыцари и от летящих стрел могут ловко увернуться, и врагов на лезвия своих оружий насаживают с успехом раз за разом, минуя все их ответные выпады и попытки на себя напасть — это не может не обратить на себя внимание.

Схожим образом свою пугающую маску разъярённого быка закреплял и массивный рыцарь Тектан Орф. Он был из мавров, что было заметно по тёмной коже его шеи и мускулистых почти не прикрытых доспехами неприкрытых плеч. Едва ли металлическая звериная морда использовалась им для защиты, скорее для общего устрашения неприятеля, особенно с учётом его причёски, но держалась на двух плотных ремнях из эластичной кожи.

Косматые длинные волосы воина представляли собой свалявшиеся локоны дредлоки, напоминающие копну лиан, растущих из головы толстых змей или же даже некие рога, органично сочетаясь с жутковатой и пугающей металлической маской. Словно разъярённый зверочеловек, несущийся стремглав на толпы лиходеев.

Изначально, как и Оцелот, он бился с мечом и щитом, но потеряв оружие под натиском врага бился уже всем, что попадалось под руку. Он поднимал оброненные копья или даже стрелы «скорпионов», метал в противника и бежал дальше. Хватал палицу из рук уже погибшего ополченца, и махал ей со всей силы, сшибая неприятелей одного за другим, а то и сразу нескольких, пробивая им рёбра и кроша челюсти ловкими выпадами снизу и вперёд.

Был там и рыцарь Арнетт Гардбух, однажды потерявший в бою всю правую руку по плечо, что не остановило его на боевом поприще и отнюдь не заставило бросить службу. Вооружённый клинком лишь в левой руке, также обучившейся мастеровито искусству фехтования, он приделал к правой стороне доспеха массивный щит-каплю, наподобие того, что был у Стромфа, которым мог защищаться, подставляя под удары врага правое плечо и даже атаковать соперников напором, так как к заслону крепилось несколько острых торчащих наружу штырей-шипов.

И это были лишь немногие из числа также отчаянно бьющихся знатных рыцарей, мечтавших отличиться и достойно себя проявить на глазах у своего короля. Однако же, чем сильнее редели войска неприятеля, тем больше возможностей и удачного обзора открывалось для расставленных стреломётов.

А такого развития событий уж точно со стороны, стоявшие на верхах башен военачальники не могли не заметить, пока другие генералы руководили внизу, посылая всё новые отряды ополченцев в бой, дабы не пустить наступающих к западной стене.

— Пора бы уже, дядька Вайрус и кх-кх, — покряхтел паладин шутливо, показывая руками, сжатыми в кулаки, вращательные движения друг над другом, как будто бы выжимал бельё, крутил канат или же, в случае Эйверя, скорее душил какого-то тощего длинношеего гоблина в своём воображении, когда так делал.

— Рано ещё, пусть выдохнутся, — томно отвечал камерарий.

— Но так же интереснее будет, — рвался в бой Эйверь, уставший сверху вниз взирать столько дней на поле боле, никак во всём этом не участвуя собственноручно.

— Тебе да, а гарнизоном рисковать я не хочу. Пусть с ослабшим врагом дерутся, чем с бодрым, — мудро проговаривал он.

Королевский камерарий был всего лет на восемь постарше тридцатидвухлетнего паладина, но тот исправно за все годы их совместной службы Его Величеству именовал Вайруса не иначе, как «дядькой», хотя они не были ни родным, ни друзьями, ни даже какими-нибудь хорошими старыми знакомыми и не знали друг друга, пока Эйверя в Триград как-то раз не прислал Дрейк Кромвелл, в качестве отличного кандидата на должность.

Однако сам Такехарис на такую вольность никогда не обижался. Возможно, уверенный в себе паладин попросту не мог выговаривать ни к кому слова почтения, так как никогда ни с кем не любезничал и познавать этикет при дворе нисколечко не желал. А, быть может, дело было в чём-то другом, но он никогда не расспрашивал Эйверя на эту тему.

Эйверя вообще мало кто желал о чём-либо расспрашивать кроме самого Его Величества, а также архимага, шута Гонзо, которому дозволялось буквально всё, и трёх детей Дайнеров. Вельд восхищался умениями паладина, желая тому подражать, Генри просто видел в нём сильного и доброго защитника своей семьи, да и всего королевства, а Ленора была чуть ли не единственным человеком, кому Эйверь мог искренне улыбнуться. Без усмешки, без хитрости, а по-настоящему.