Месть прошлого (СИ) - Гичко Екатерина

– Ах ты бзыря! Чего утворил, морда кривая?!

Четыре пары раскрасневшихся глаз уставились на донельзя спокойного обидчика, который вольно сидел на стуле и мрачновато смотрел на них. Первым вскочил тяжеловатый коренастый оборотень, в отличие от своих товарищей не придавленный столом или стулом, и, схватив пустую бутылку, пошёл учить наглеца вежливости. Харен даже не встал. Ногой подтянул соседний стул, схватил его за спинку и извернул таким образом, что одна из ножек аккуратно прошла между ног разгневанного оборотня и, мягко подтолкнутая вверх, брякнула по «бубенчикам». Мужчина взвыл, выронил бутылку, но не успел даже согнуться, харен встал, подсёк его стулом под колено и, дождавшись, когда противник рухнет спиной на пол, опустил сверху стул. Не ударил, просто опустил, пригвоздив его к полу. И неторопливо шагнул в сторону, чтобы другой противник смог обрушить тяжёлую лавку на место, где он недавно стоял. Лавка обрушилась на деревянное сиденье, и оборотень под ним завопил. От ужаса, а не от удара: вся мебель в таверне теперь была крепка, как дика.

Мужик с лавкой и разогнуться не успел, как Ранхаш схватил его за волосы и ударил лицом о ту же лавку. Послышался хруст, стон, харен развернулся, пинком в грудь отшвырнул следующего противника и развернулся, чтобы разобраться с четвёртым, но, увы, расторопные подчинённые, последовавшие за ним в таверну, уже скрутили его.

– Господин, зачинщики схвачены, – вперёд выступил кряжистый как дуб черноволосый оборотень, подменяющий Рладая в его отсутствие, по имени Вирикий. Словно высеченное из дерева лицо не дрогнуло, когда не удовлетворённый короткой схваткой харен пристально посмотрел на него.

Оборотень выстоял, преданно смотря на господина глубоко посаженными маленькими глазками и не выражая ни малейшего сомнения, что тот изволил помешать злодеям разнести приличное заведение, а не сам являлся оным. Вирикий служил харену уже очень давно и повидал многое. Пьяного господина в том числе. И недовольный дарен нравился ему больше пьяного. Лучше уж притвориться, что тот ведёт себя правильно, потому что пьяный дарен – это всегда очень злой дарен.

Ранхаш постоял, обозрел разбросанную посуду, опрокинутые столы и стулья, проигнорировал испуганные взгляды других посетителей и деловито охлопал карманы стонущего оборотня. Вытащил из-за пояса кинжал, отцепил пустой кошель и тяжёленький мешочек с каким-то порошком.

Вирикий тем временем одними жестами (ткнул в подчинённого, указал на тень харена, на дверь и провёл пальцем по горлу, обозначив этим срочность) отправил посыльного к господину Шидаю: мол, нужны лекарь и откупные, ну чтоб заплатить за учинённый вред. А харен развязал мешочек, попробовал порошок на язык и медленно, холодно, в своей обычной манере произнёс:

– Ношение взрывного порошка в городе строго запрещено. В тюрьму их.

Отцепив от пояса оборотня что-то ещё, Ранхаш посторонился, давая место неуверенно переглядывающимся подчинённым. Пока они осматривали карманы других пострадавших и с облегчением убеждались, что этих действительно есть за что отправить в тюрьму (а не как последний раз, когда господин, протрезвев, сам себя распорядился посадить на четверо суток за дебош), харен подошёл к столу, за которым спокойно обедали двое горожан, и, выудив из продолговатого короба коричневатую трубочку, запалил её от свечи. Поплыл сладковатый запах табака, и тени, замерев, напряжённо уставились на господина, с удовольствием затянувшегося сигаретой.

Выпустив клубы дыма, Ранхаш поманил застывшего хозяина и потребовал:

– Плащ.

Тот пришёл в себя и торопливо сдёрнул с крючка одежду.

– Оплата, – харен указал на валяющийся на полу кошель и уверенно вдел руки в рукава.

Он нисколько не шатался, выглядел совершенно трезвым и вменяемым, но хозяин отчего-то опасался открывать рот. Наклонившись, Ранхаш аккуратно снял с горлышка стакан, поставил его на пол и, взяв бутылку с дикой, направился на выход, дымя сигаретой.

– Оглушить? – тихо-тихо предложил один из теней Вирикию.

– Поздновато, – сквозь зубы ответил тот. – Уже закурил. В таком состоянии у него бдительность и реакция просто запредельные. Господина Шидая ждём, он его заманит домой.

– Там же день, толпы горожан!

– Ну так мигом наружу и разгоните всех! Тёмные, он же порошок забрал! Живее, трясси!!! А вы этих оттащите!

Оставив пару оборотней, чтобы те отконвоировали случайно выявленных нарушителей, охрана поторопилась наружу, чернильными сгустками выскальзывая на залитую солнечными лучами улицу.

– Эй, молодцы, – хозяин обратился к теням, которые остались вязать нарушителей, – и часто вы теперь облавы тута устраивать будете?

Те переглянулись и невесело хмыкнули.

– Не боись, отец, не чаще раза в пятьдесят лет, – ответил один из них.

– Сплюнь, – товарищ сам сплюнул. – С этими бабами наперёд знать нельзя.

– Да шо уж там, заглядывайте, – пробасил хозяин.

Через пятьдесят лет как раз и столы можно на новые поменять.

Глава 60. Птичка, каменное сердце и любовь

Прижавшись глазом к щёлке, Лоэзия, приоткрыв рот, наблюдала за своим похитителем. Он сидел на кривоногом табурете спиной к потухшей печи. В её зеве краснели углями догоревшие ветви и отливал матовым блеском закопчённый бок горшка. Девушка досадливо закусила губу. Он опять не притронулся к еде. Отодвинул в сторону накрытые тканью хлеб и мясо и разложил на столешнице книгу.

Выпрямившись, Лоэзия отступила вглубь комнаты и уже привычно уселась перед полыхающей печью на шкуру. Жар опалил лицо и окрасил щёки румянцем, напоминая о детстве, когда она ещё не считала нужным слушаться взрослых, которые считали, что сидеть на коврике перед камином неприлично. Сердечко опять сжалось от тоски по дому, Маришу и Юдришу, слабо всколыхнулся страх перед неизвестным. Похититель так и не сказал, зачем удерживает её. Камень он достать не пытался, говорить с ней не говорил. Только изредка отвечал на вопросы, но, чтобы заговорить с ним, требовалась недюжинная смелость. Впрочем, смелость уже начала просыпаться, всё же постоянно бояться сложно. А вместе со смелостью пришло и любопытство.

Странный он какой-то. Лоэзия бросила взгляд на дверь. Ничего не требовал, ничего не просил, кормил её, одевал, даже купальни устроил. Позволял ходить по всему дому, кроме чердака, где ночевал сам, и не выпускал наружу. Лоэзия пробовала выбраться, пока его не было, но так и не смогла открыть двери и окна. Девушка терзалась в предположениях, зачем он её держит, и некоторые из них были даже весьма романтическими: юную фантазию было сложно сдержать. За них она себя нещадно ругала (это только в сказках бывает, что злодей крадёт прекрасную госпожу, живёт с ней в одном доме, а потом превращается в доброго мужа) и напоминала, что ещё совсем недавно у неё был жених. Ей бы полагалось печалиться о разрыве помолвки, но сама обстановка не располагала к романтическим терзаниям.

Не усидев, Лоэзия опять поднялась и на цыпочках подкралась к двери. Тёмный сидел к ней правой, совершенно обыкновенной стороной лица, и девушка в который раз поразилась его сходству с Майяри. Вот же боги пошутили! Лоэзия с жадностью подалась вперёд, рассматривая сверкающую голубым светом кисть, и дверь хлопнула. Испуганно пискнув, девчонка отшатнулась, но хаги даже голову не поднял.

Он не запрещал ей быть с ним в одной комнате, но Лоэзия опасалась оставаться с ним наедине. Сперва это был просто страх перед похитителем, страх постепенно стал привычен, и Лоэзия начала всё чаще задаваться вопросом: а не познакомиться ли с тёмным поближе? Если Мариш всё ещё её не нашёл, то нужно попытаться выбраться самой. Вдруг получится убедить похитителя отпустить её? Или всё-таки лучше держаться в стороне и не привлекать внимание? Вдруг у тёмного какая-то гнусность на уме?

Сомнения с новой силой овладели Лоэзией, и она закружила по комнате, уже привычно избегая самых скрипучих половиц, а затем вновь приникла глазом к щели. Тёмный даже не пошевелился, ни на пядь не сменил положение. Может, он совсем окаменел? Застывшее лицо опять напомнило Майяри, и, вспомнив о смелой подруге, Лоэзия воодушевилась и всё же распахнула дверь.