Руны судьбы (Осенний Лис - 5) - Дмитрий Скирюк

Да, их труды не прятали, разрешали читать, но само почтение к книгам заставляет монахов хранить в своих библиотеках самые разные труды - от сочинений классиков и описаний сказочных земель до гримуаров колдунов и Alcoranus Mahumedis. [Коран Магомета (лат.)]

Хотя порою сочинения обоих классиков горели на кострах, особенно в Испании и Португалии. Но, в конце концов, церковники могли хотя бы вспомнить, что их отделяло от рождения Христа каких-нибудь сто лет, и зверства римлян, на потеху публике бросавших первых христиан на арену ко львам, были свежи в их памяти, и раны в их душах ещё кровоточили...

Хагг глотнул вина и покачал головой. Чудо, как люди в познание не хотят идти: огнём, да кнутом, да виселицей хотят веру утвердить.

Золтан не был дураком и прекрасно понимал, что инквизиция была реальной силой, на которой отчасти держался христианский мир. Инквизиция была цементом, сдерживавшим кирпичи в стене. Лишь только ересь пустит корни, сразу же произойдёт раскол и мусульманский мир за считанные годы поглотит Европу. Испания и Балканы были тому живыми примерами: если первая сумела объединиться, выстоять и раз и навсегда прогнать захватчиков, то вторые, как и прежде, лихорадило - набеги османских орд сменялись встречными походами арнаутов, боснийцев, сербов и валахов, и наоборот, и конца этому не предвиделось. Единомыслие - страшная сила, всё так. Но почему христианские святоши превратили храм своей любви в кошмарную тюрьму? Неужели только из-за денег?

Золтан хмыкнул. Почесал небритый подбородок.

По всем понятиям выходило, что - да.

Не зря, наверное, в последние десятилетия задавленные люди называли католическую церковь "Синагогой Сатаны". Целые страны объявляли её вне закона - Германия, Англия, а теперь вот и Фландрия...

Жуга, конечно же, был прав: нет резона идти на костёр ни за что, ни про что. Своим поступком травник пощадил испанцев, не убил, но подкосил их, посмеялся и ушёл. Но кто знает, не обрушится ли гнев оскорблённых и униженных церковников на ни в чём не повинных людей? Какой в итоге кровью отольются горожанам их обида?

Имел ли право Жуга так поступать?

Да, все остались живы. Никого не ранили и не убили, разве только вышибли окно и дверь. Но может, лучше было, в самом деле, как предлагал Золтан, прорываться напролом, - убить двоих-троих солдат, чем пользоваться ведовством? Дубина, сталь - понятное оружие, никто бы ничего не заподозрил. А так все видели, как плясали монах и солдаты. Так разве ж кто-то усомнится после этого, что здесь имело место ведовство? Никто. Разве что - Золтан, который всё видел. Но и он не мог бы толком объяснить, как это было сделано. Но Дьявола Жуга не призывал, это уж точно. Такого за ним не водилось.

Он, вообще, не верил в Дьявола.

Золтан допил вино и вновь наполнил свой бокал. Мысли его незаметно поменяли направление.

Какой, вообще, религии придерживался травник? Во что он верил? Золтан точно знал, что он не христианин. Во всяком разе - не католик. Хоть и носил когда-то на груди янтарный крестик с маленькой проушиной, от которого остался только отпечаток на коже - бледный оттиск старого ожога.

Тогда у травника был ещё и браслет с каким-то камнем и фигурными подвесками - на вид уже совсем языческими. Он водил знакомство и с варягами, ещё почитавшими Одина, и со словенами, и с иудеями, - да что там! - травник ухитрялся найти общий язык даже с гномами, эльфами и прочими лесными существами. И те, и другие, и третьи не находили ничего позорящего для себя в общении с ним. Хагг сам неоднократно наблюдал, как старые, убелённые сединами рабби и меламеды уважительно кивали при упоминании о нём. И это был отнюдь не показушный ковод, [Ковод (евр.) - Показное уважение и любезность, оказываемое человеку, часто - безразличному или даже врагу, просто чтоб не ссориться с ним.] здесь было что-то другое. Совсем другое. Сам Золтан как-то назвал это по-тюркски: "барака" - "дар свыше", "нечто выделяющее".

"Человек не тогда становится учителем, когда хочет иметь учеников, а когда он не в силах прогнать тех, кто пришёл к нему учиться" - некстати вспомнилась ему восточная пословица.

Теперь он вспомнил и другое: "барака" означало ещё и "живой святой".

Кто он был? Чего он добивался? Зачем вылечивал людей, навлекая на свою и без того неоднократно битую голову всё новые проклятия и мольбы?

Кого хотела сжечь святая инквизиция? Еретика или святого?

Все размышленья были прерваны появлением трактирщика, который нёс дымящегося жареного гуся на огромном деревянном блюде. При одном лишь взгляде на него (на гуся, а не на трактирщика) рот наполнялся слюной. Хагг ничего не ел с утра, а днём лишь быстренько перекусил горбушкой хлеба с ветчиной и запил пивом из фляги, даже не слезая с лошади, и потому был чертовски голоден. Да и вино подрастравило аппетит...

Он отставил свой бокал и придвинулся к столу.

Гусь был великолепен.

- Присаживайся, Иоганн, - кивнул Золтан трактирщику, руками разрывая жирное приправленное мясо. - Чего стоять, не первый год знакомы.

- Да уж, правда ваша, что не первый год, - признал тот, - только мне уж некуда. Я и ел уже сегодня, да и хватит мне - вон, я какой стал толстый, - он ущипнул себя за брюхо, растопырил руки и демонстративно повернулся вкруг себя.

Объёмы впечатляли.

- Видите? А?

- Вижу, - усмехнулся Золтан. - Да только что ж с того? Трактирщик должен быть толстым. Худой трактирщик, значит, и трактир хреновый. Что ж это за трактирщик, если он свою стряпню не ест?

- Э, не скажите, господин Хагг, не скажите. Вот вы: вон какой вы худой, и брюха нет совсем, а в харчевне у вас всё честь по чести, с понятием. Я, что ли, вашей стряпни не пробовал? Пробовал. Так вы ещё скажите, будто вы не у себя столоваетесь. Э? - он покачал указательным пальцем. - А-а!..

- Ладно, ладно. Убедил. Но всё равно давай, подсаживайся. Если есть не хочешь, так хоть вина со мной выпей.

- Да я... Я как бы и не прочь, да вот жена...

- Пей, пей. А то ещё подумаю, что ты меня отравить хочешь.

- Да что же вы такое говорите-то, как можно! - Иоганн воровато оглянулся, словно проверял, не смотрит ли супруга, затем махнул рукой, мол, наливай.

Золтан налил, и дело пошло.

- Всё дорожает, - жаловался Иоганн, мимоходом похрустывая сырными шариками. - Вот вы с понятием, господин Золтан, вы же сами трактир содержите, уж вы-то знаете, каково нам нынче стало-то. Ага. С тех пор, как эти воевать с туретчиной затеяли, все пряности идут через одних испанцев. Слов нет, пряности хорошие, хоть в суп, хоть в колбасу. Но - дерут! Просто кошмар, какие цены. Ага. Во-от такусенький мешочек перца стоит больше двух свиней! Оно, конечно, дело верное, закупишься разок - и на полгода. И народу нравится. На сорок миль окрест все знают: в "Коновале" дряни не дадут. Здесь перец не затем сыплют, чтоб тухлятину забить, ага, совсем же не затем... Как вам гусь, господин Золтан?