Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера - Игорь Рабинер

Научили ценить и уважать момент. Здесь и сейчас. Не откладывать на потом. Потому что «потом» может и не наступить.

От чего отучили? Каких-то вредных привычек у меня и не было. Сложно сказать.

— Годы в России после возвращения сделали вас жестче, злее, холоднее?

— Нет. Думаю, воспитание, которое мы получаем в детстве, формирует основные черты характера. После определенного возраста человеку меняться уже сложно. А играть какую-то роль — это немое. Мне кажется, если ты не естественен — это чувствуется. Плохому комедианту никто не верит.

— Но наша страна такова, что заставляет работать локтями.

— Да, я готов отстаивать свою точку зрения, если убежден, что прав. Но при этом считаю, что диалог в любом случае главенствующая форма общения. Если есть аргументы и доводы, что я не прав, готов выслушать и принять их. Все знать невозможно. Однако если штаб принимает какую-то четкую точку зрения по тому или иному вопросу, буду ее отстаивать, чего бы нам это ни стоило. В том числе локтями.

— В интервью обозревателю «Спорт-Экспресса» Елене Вайцеховской вы рассказывали, что в Швейцарии проходили специальное многоступенчатое тестирование, разработанное для бизнесменов. Оно определяет, способен ли человек быть руководителем и какой стиль управления должен избрать. Зачем вы это тестирование проходили, и что вас к нему подвигло?

— Это было, как раз когда я работал в Adecco, и там была соответствующая программа — с целью узнать человека. Наклонности, черты характера, даже слабину. Мне стало очень интересно. Самопознание — разве это не важно для развития личности? И я прошел тестирование, чтобы понять, в каком направлении смог бы себя реализовать после игровой карьеры. С удовольствием это делал, и думаю, что если бы такие тесты были более доступными, их проходили бы многие люди.

— А как вы вообще в Adecco оказались?

— Это было в 97-м — 98-м году. Подошел к концу контракт с «Готтероном», и они побоялись его продлевать, опасаясь, что травмы плеча не дадут мне играть. Хотя на тот момент я пропустил минимальное количество матчей. И на меня вышла эта фирма. Они увидели во мне человека, который мог бы представлять их интересы, их имидж. Я работал с ними пять лет. Там было немало интересных проектов — и с участием людей из Америки, других стран.

Люди оказались очень порядочные. Там я понял, что означает понятие «джентльменское соглашение». Руку пожал, и уже не нужны никакие бумажки.

— Для Гуса Хиддинка рукопожатие в тысячу раз важнее подписанного контракта.

— Вот и там так же было на протяжении пяти лет. Все совершенно официально оплачивалось, в том числе и социальные условия. Никакого контракта я не подписывал — но как договорились, так до последнего дня и делалось. Образец порядочности, профессионализма и ответственности. Всегда с удовольствием буду говорить об этом очень интересном жизненном опыте, который сблизил меня со многими людьми, дал друзей, с которыми я и сейчас поддерживаю отношения.

— Если бы тот тест показал, что вы не способны быть руководителем, пошли бы в тренеры?

— Попробовал бы в любом случае. Тест — он и есть тест. Это как статистика, которая далеко не всегда говорит обо всем и дает точные рецепты. Самое важное, что показал тест, — у меня коллективный, командный стиль работы. И сейчас в нашей сборной — команда. Хотя решения принимать нужно, и делать это могу только я. Однако мой стиль управления базируется на делегировании полномочий, чтобы дать и тем, кто рядом со мной, возможность реализоваться, понять свою значимость в процессе. А это для людей очень важно.

— Вы не допускаете, что с годами станете гораздо более авторитарным?

— Сомневаюсь. Потому что для меня главное — уважение к человеку. Любой игрок в моих глазах в первую очередь — личность. И уже потом — профессионал, который должен четко выполнять свои обязанности.

— Я беседовал с Третьяком и вот чем поинтересовался. При том, что вы никогда не играли в НХЛ, как, по его мнению, вам удалось так быстро достучаться до энхаэловцев? Он ответил, что в Европе менталитет такой же, как за океаном, особой разницы нет. Согласны?

— И да, и нет. Считаю: если ты уважаешь визави, хочешь его понять, способен принять то, что он другой, и можешь услышать его (мы же не всегда слышим; слушать и слышать — разные вещи!), то не важно, в какой стране ты находишься.

— За пределами России больше людей, которые слышат?

— В России взаимоотношения построены по-другому. Здесь больше той самой авторитарности, о которой вы говорили. У кого-то есть власть — и он ею пользуется, принижая других.

Это на самых разных уровнях происходит. Даже некоторые игроки откровенничают: то, что они позволяют себе здесь, в НХЛ никогда бы не сделали. Потому что там с ними по-другому будут обходиться. Европа и Америка в этом смысле действительно ближе друг к другу по менталитету.

— Европа, на мой взгляд, свободнее.

— Наверное, да. С другой стороны, европейцы тоже не так свободны. Ты от чего-то в любом случае зависишь — к примеру, от банка, потому что всегда живешь в кредит. Правда, они умеют жить в кредит. Умеют считать. Мы этому еще не научились. Или зависишь от начальника: работу-то люди боятся потерять.

Но право голоса у них есть, и они знают, что это — святое, никто у них его не отнимет. Они свободно говорят. Спокойно живут, не боятся высказаться. В том числе потому, что не опасаются за свою старость, за завтрашний день. И изначально уважают друг друга.

У нас же, к сожалению, многие люди считают другого быдлом. А почему? Нередко бывает, что человек неуч. Но по каким-то причинам у него денег на порядок больше, чем у другого, который закончил университет, но из-за возраста или каких-то обстоятельств не может себя обеспечить. И вместо того, чтобы таким людям помогать, первые их еще и унижают.

— К чиновникам, гаишникам российским заново привыкали, видимо, с трудом?

— Я — законопослушный гражданин. Если нарушил правила, и меня наказывают — обязан оплатить штраф. Никогда не буду пользоваться тем, кто я. Мне стыдно. Не люблю.

— Но не станете же вы, если вам скажут: «Вячеслав Аркадьевич, мы за вас болеем, проезжайте!» — заставлять гаишника взять с вас штраф?

— Не стану. Зачем ударяться, называя вещи своими именами, в идиотизм?

— Вы платили здесь штрафы на дорогах?

— Да. И так должно быть. Будь иначе, это было бы разделение общества на привилегированных и остальных.

— Такие слова в печати, как крикуновское «Ковальчук пропил Вену», для вас абсолютно неприемлемы?

— Нет. Надеюсь, я никогда такого не скажу. Не смогу бросить подобное обвинение в чей-то адрес. Это неправильно и для меня невозможно.

— Почему у нас из раза в раз энхаэловцам сначала (как, допустим, на Кубке мира 1996 года) давалась полная свобода, их отделяли от остальной команды, а потом их же делали козлами отпущения?

— Об этом я и говорю, когда рассуждаю на тему уважения к личности. Разделения быть не должно. У нас одни законы на всех. Не собираюсь никого критиковать — каждый действует в меру своей порядочности, ума, таланта, интеллекта. Тренеру доверили — и только он вправе создавать атмосферу и стиль взаимоотношений в сборной. Но потом с него, тренера, и спрашивают за результат.

— Психология энхаэловцев чем-то отличается от менталитета игроков, которые выступают в России и никогда не играли за границей?

— Да, в чем-то они становятся другими. В отношении к делу. В знании, как надо себя вести. Они понимают, что, будучи публичными людьми, должны создавать себе имидж и держаться его. Хотя в глубине души остаются такими же российскими ребятами, к которым просто нужно иметь свой подход. И уважать их как личностей. При этом они готовы играть по правилам, которые им ясны.

— Последняя часть этой фразы видится ключевой.

— Да. Важно, чтобы они понимали эти правила. Их нужно объяснить. Всем должно быть ясно, почему мы делаем это, а не то. В HXЛ все ясно. Игрок предоставлен сам себе. Тем не менее хоккеисты живут по определенным правилам, которых строго придерживаются.

То же самое и у нас. Не хочу сказать, что игроки находятся в каких-то рамках, но мы стараемся жить по тем законам, которые для себя установили. Они необходимы для того, чтобы сборная России добивалась результата. Этого результата не может быть без выстроенных взаимоотношений. Еще раз подчеркну: не ущемляющих их прав как личностей. Зато позволяющих реализоваться и раскрыться как спортсменам.