Хоккейное безумие. От Нагано до Ванкувера - Игорь Рабинер

Допустим, у вратаря — неважный отрезок, не идет игра. Можно обрушиться на него с критикой, начать руками размахивать: такой, мол, сякой. Нет! Я вытаскиваю все лучшие моменты из плохой игры, объединяю их в одной видеонарезке и показываю ему, какой он хороший. Он сидит и видит, как все ловит!

Климат надо создать, и я в этом плане — человек опытный. Знаю, что нужно вратарю. Скажи ему в такой момент: «Ты играть не умеешь, у тебя одни ошибки» — и руки у человека окончательно опустятся, и команда потеряет голкипера. А если поддержать, все будет с точностью до наоборот. Скажем, тот же Брызгалов неудачно сыграл в Швейцарии с белорусами в четвертьфинале. Но нам удалось его психологически восстановить. Мы же с ним работу провели — и тренеры, и я. И Илья знает, что мы ему помогли. А проще всего было снять его с площадки и отправить на оставшиеся матчи в запас.

— Как снял его Крикунов после первого матча Турина-2006 со Словакией, сказав: «То, что вышел Брызгалов, было моей ошибкой».

— И все, после такого человек замыкается! Когда имеешь дело с вратарями, нужно особое чутье. Это штучный товар, с ними надо отдельно работать. Поэтому Быков, рассчитывая на мой опыт, и попросил меня помочь. Мне необязательно даже на лед выходить — можно у компьютера посидеть, все разобрать. С Брызгаловым в Берне мы перед каждым матчем смотрели, как он играл в предыдущем. Здесь то-то надо подправить, здесь такая-то ошибочка вышла. Это общение дает результат!

— На чемпионате мира в Москве Быков вас в качестве тренера вратарей не привлек. А как это получилось перед Квебеком?

— Сидели с ним за тем же столом, что сейчас с вами, верстали план на год. Он сказал: «Владислав, мы хотели бы, чтобы вы были тренером вратарей. Как вы на это смотрите?» Многие говорили, даже друзья: «Зачем тебе это? Ты же президент федерации — и опускаешься до тренера вратарей?» Я ответил: «Никакого «опускаешься». На благо сборной я готов все делать. Лишь бы только победы были». К тому же работать с вратарями мне просто нравится вне зависимости от того, как называется моя основная должность.

— Трудно быть единым в двух лицах и совмещать в себе две такие разные профессии?

— Нет, переключаюсь я легко. У меня же нет «звездной болезни». В Канаде, говорят, к министру вообще не подойдешь. Ко мне — легко. Я никогда никому не отказываю ни в автографе, ни в фотографии. С уважением отношусь ко всем, во мне нет величия — что я, мол, самый-самый, и все должны ходить передо мной на задних лапках. И тренеры, и ребята это видят — поэтому и допускают меня в команду. Я не прихожу туда как большой начальник и пуп земли: дал всем по шее и ушел. Как было во времена СССР, когда один человек зашел во втором перерыве в раздевалку, наговорил грубостей, зато потом заявил, что накачал всех, поэтому и выиграли. А мы его до сих пор вспоминаем последними словами — он даже наших жен обозвал! Его имя называть не буду, но мы, когда встречаемся, вспоминаем о том случае до сих пор.

Таким начальником я быть не хочу. Можно в случае необходимости сказать строго, но без унижения достоинства. Руководитель должен понимать свое место. Он должен обращать внимание на вопросы дисциплины, отношения к делу, контролировать, чтобы в команде не возникло бузы. Но он должен быть для игроков и старшим другом. Тем более что я — профессиональный хоккеист.

— Набоков играет и в клубе, и в сборной под вашим, 20-м номером. Никогда не ревновали его к этому святому числу?

— Да наоборот — радуюсь! Вот играли сейчас «Ак Барс» с «Автомобилистом» — так знаете, как мне было приятно, когда я увидел, что в воротах обеих команд стоят два 20-х номера! Их много лет практически не было. 1-е, 30-е, как в Америке, да какие угодно — только не 20-е. Мой номер даже как-то забыли. Сейчас, когда вижу даже в молодежных или юношеских командах «двадцатку», сразу говорю: «О, это «мой» вратарь!» И когда я вижу на площадке свой счастливый номер, считаю, что это часть меня. В НХЛ никто не играет под ним!

— Кроме Набокова.

— Да, кроме Набокова.

— В Брызгалова много лет не верили, считали, что у него тяжелый характер и он неважно выступает за сборную. А вы делали на него ставку еще в Питере-2000, за что вас же потом и критиковали.

— Илья не так плохо там играл, просто команда не забивала. Проигрывали — 1:2, 1:3, 0:2. Он больше трех за игру не пропускал! А такая команда, как у нас там собралась, должна забивать больше трех любому сопернику. Виноватым же сделали его, молодого парня. Мне и в федерации многие говорили: «Что ты все время за него вступаешься?»

Брызгалов в прошлом регулярном чемпионате НХЛ провел 76 матчей. Больше всех! Кого взять на чемпионат мира — его или ребят из чемпионата России? Видно же, что он сильнее!

— А как вы распознали в Брызгалове такой талант, когда это еще доподлинно не знал никто?

— Он у меня тренировался. Когда я был тренером вратарей «Чикаго», каждое лето устраивал в Торонто двух-, а иногда трехнедельные сборы для голкиперов. Ко мне каждый год приезжали и Набоков, и Брызгалов, и Еремеев, и Тарасов. Я с ними на льду занимался, давал им специального тренера по растяжке. И они это помнят.

— До прошлогоднего чемпионата мира казалось, что у Брызгалова на уровне сборной пропала вера в себя.

— А сейчас видите, как играет — в этом сезоне в НХЛ один из лучших. Чемпионат мира, конечно, немного отличается от игры в Северной Америке — взять хотя бы то, что площадка большая. Приходится перестраиваться, а это непросто. Набоков на чемпионате мира в Канаде играл на такой же площадке, к какой привык за океаном. Брызгалову в этом смысле пришлось сложнее.

— На совещании олимпийских хоккейных делегаций вам удалось впервые за четыре Олимпиады пробить решение, чтобы матчи обслуживали не только арбитры из НХЛ. Насколько, по-вашему, это важно?

— Раньше в правилах проведения олимпийских турниров было написано, что если 75 процентов хоккеистов на площадке — из НХЛ, то судьи должны быть только энхаэловские. То есть если играют Россия и США, то оба арбитра — заокеанские!

Я сказал, что с уважением отношусь и к НХЛ, и к судьям оттуда, номы требуем уважения и к нам. И чемпионат мира в Канаде, и Кубок Виктории судили европейские рефери — и все в порядке. Ни канадцы, ни американцы ничего против судейства не имели. Поэтому я внес предложение, чтобы матчи обслуживали по одному арбитру из Старого и Нового света.

Все, кроме американцев, проголосовали за то, чтобы этого пункта о 75 процентах не было. Решение, кто будет судить тот или иной матч, в каждом отдельном случае станет принимать специальная комиссия. Не факт, что всегда будет по одному судье из Европы и Америки, то главным было добиться того, чтобы не было этой «процентной нормы». Удалось.

— Как считаете — Билл Маккрири в полуфинале Солт-Лейк-Сити против США несправедливо не засчитал гол Самсонова при счете 2:3?

— Фетисов говорит, что гол был. Я много раз просматривал тот момент и к четкому выводу прийти не смог. Тысячу раз смотрел — не видно! Стояла бы еще одна камера с другой стороны — можно было бы разглядеть. Так — нет.

— Если мы займем в Ванкувере второе место, вы расцените это как неудачу?

— Нет.

— ?!

— Мы ставим задачу занять первое место. Но второе, да и вообще призовое место на Олимпиаде — это, считаю, в любом случае неплохо для команды.

Давайте будем нормальными людьми. И представим, что нас там ждет. Какие там будут команды. Дойти до финала и сказать, что команда провалилась? Глупость! Олимпийские медали любого достоинства заслуживают уважения болельщиков.

Хотя, повторяю, надо стремиться к первому. А то вы напишете, что Владислав считает второе место успехом.

Нет, не считаю! Мы хотим добиться высшего результата. Но расценивать второе или третье место как поражение я не буду.

— Для вас, между прочим, это будет первая Олимпиада в роли президента ФХР. Прилив адреналина уже чувствуете?

— У меня с адреналином никогда проблем нет, кем бы я в тот или иной момент ни работал. Я всегда болею за нашу команду, как за своего ребенка.

Я сейчас очень много езжу по всей стране. Где только не бываю — на Камчатке, на Сахалине… Смоленск, Самара, Саратов — везде общаюсь с людьми. Недавно был в Екатеринбурге, шел пешком к мэру, чтобы построить четыре хоккейных «коробки». И, увидев меня, встает очень старенький человек. «Ой, Третьяк! Подождите, пожалуйста, дайте мне встать!» Встал и говорит: «Спасибо вам, Владислав Александрович и за то, как вы сами играли, и за то, что сейчас я снова смотрю хоккей. Вы вернули нам любовь к спорту».