Две королевы - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пересылка писем и визиты, во время которых третьим был всегда король, длились несколько месяцев. Нужно было любить так искренне, так бескорыстно, как принц Дармштадтский, чтобы остановиться на этом и довольствоваться теми знаками внимания, что на самом деле не были свидетельством ответного чувства. Принц любил так, как любили в стародавние рыцарские времена, и смирение было главным признаком такой любви. Граф фон Мансфельд, которому подобное чувство было незнакомо, имел свои особые взгляды по этому поводу; иногда он терял терпение, желая ускорить события, и г-же фон Берлепш с большим трудом удавалось развеять его сомнения и умерить его рвение.
Как раз в это время при дворе произошло одно из тех событий, которые, не оставляя следа в истории, занимают всех; иногда такие незначительные происшествия становятся причиной великих перемен. Быть может, династия Бурбонов именно этой мелочи обязана короной Испании. Все в руках Господа!
У кардинала Порто-Карреро было несколько племянниц, и одна из них слыла в Испании необыкновенной красавицей; звали ее сеньорита де Агилар. Она вышла замуж за римского князя Сальтарелло, носившего довольно странное для такого вельможи имя. Впрочем, титул князя он приобрел благодаря огромному богатству, накопленному его отцом неизвестно каким образом (вероятно, путем каких-то торговых сделок). Этот человек предоставил папе беспроцентную ссуду в обмен на титул, о котором он мечтал. Папа сделал его дворянином и присвоил ему титул князя, радуясь, что так дешево отделался.
Старик был этим горд, но не столько за себя, сколько за сына, ибо во что бы то ни стало хотел сделать из него важного сеньора. Отец приставил к своему отпрыску очень образованного гувернера и, подобно г-ну Журдену, пригласил в дом всевозможных учителей; юношу очень рано ввели в свет.
По линии матери, женщины небогатой, молодой человек был связан родством со многими уважаемыми семьями Италии. Это позволило ему занять достойное место в обществе, а с помощью денег, в которых отец не отказывал ему, обрести друзей. Впрочем, молодой человек был очень привлекателен внешне, довольно умен, добродушен, весьма образован и всегда был готов оказать услугу другим, что открывает широкую дорогу тем, у кого тугой кошелек.
Он стремился заключить выгодный брак, но не ради денег — в них у него нужды не было, — а ради имени. Родственники матери отыскали для него сеньориту из рода Бокканегра, племянницу — или что-то в этом роде — кардинала Порто-Карреро; у нее не было и мараведи, но она была высокородна, как сам король, и изумительно красива. Кардинал, узнав, в какую нищету впала эта ветвь его семьи, повелел привезти эту родственницу, тогда еще совсем маленькую, в Испанию. Он хотел обеспечить ее приданым, но семья Сальтарелло с негодованием отвергла его предложение. Отсутствие приданого у невесты, с их точки зрения, было убедительным основанием для заключения подобного брака. Свадьба состоялась.
Молодой князь Сальтарелло не отличался крепким здоровьем. После женитьбы он прожил два или три года, оставив бездетной и быстро утешившейся вдове великолепное наследство. Род Сальтарелло на этом должен был закончиться, поскольку слишком старый князь-отец уже не мог его продолжить.
Двадцатилетняя вдова поспешила покинуть Рим и вернулась в Испанию в расцвете своей красоты и с огромным богатством, рассчитывая воспользоваться и тем и другим. Она поселилась у дяди; тот был в восторге от приезда племянницы и ни в чем не стеснял ее. Красавица была, как и королева, блондинка, что редко встречается среди южанок, и имела такой же, как у нее, рост. Она непрестанно посещала балы, корриды, маленькие и большие празднества, вдоволь наслаждаясь жизнью и тем, что, наконец, сбросила с себя кожу Сальтарелло, сохранив от нее лишь позолоту. Она ни во что не ставила это имя и княжеский титул, и чаше всего ее называли просто Бокканегра.
Кардинал устроил в ее честь несколько приемов, на которых австрийцы составляли подавляющее большинство, поскольку он сам был из них. Бокканегра очень быстро освоилась в этом обществе и ездила во дворец очень неохотно, лишь исполняя свой долг. Вполне естественно, ведь там было так скучно!
XVIII
В числе тех, кто чаще всего бывал в доме кардинала и — робко или настойчиво — ухаживал за его племянницей, оказался очень умный и ловкий австрийский дворянин по имени Фройдстейн, приехавший в Испанию попытать счастье и преисполненный решимости не покидать эту страну до тех пор, пока не обретет его. Фройдстейн был молод и довольно привлекателен, а его предки, утверждал он, и не без основания, расставили утесы над Дунаем. Несчастья, ошибки и многочисленные наследники разорили его род, сохранивший, однако, один старый замок, который нависал над рекой как гнездо ястреба. От замка остались только стены, и Фройдстейн поселил в них четырех цыган с их семьями, чтобы оградить это место от вторжения пришельцев. Он имел твердое намерение вернуть этой цитадели былой блеск, как только неуловимая богиня-удача соизволит улыбнуться ему.
На немца этот человек был совсем не похож, скорее его приняли бы за гасконца, которого он напоминал по характеру и манерам, если исключить бахвальство и склонность привирать. Фройдстейн умел развлечь любую компанию, в какую он попадал; его любили принимать повсюду, особенно у кардинала.
Он остановил свой взгляд на красивой вдовушке, сказав себе, что это лакомый кусочек. На деньги Сальтарелло можно было восстановить стены старого замка и великолепно обставить его; стоит Фройдстейну добиться этого союза, он получит поддержку, которая позволит ему уже собственными усилиями высоко подняться, ведь он нуждается только в пьедестале.
Он начал обхаживать племянницу кардинала, беспрестанно развлекая ее своими остротами, и в конце концов попал в число ее поклонников. Княгиня позволила ему сопровождать ее, когда она отправлялась на маскарады и увеселения или же верхом по дорогам и лесам (если, конечно, это можно назвать лесами) в окрестностях Мадрида.
Фройдстейн был слишком хитер, чтобы обнаружить свои замыслы. Сначала он просто веселил княгиню, затем незаметно завоевал у нее доверие, объявил себя ее верным рабом, даже преданным псом (он сам выбрал для себя это прозвище); та привыкла к нему, и вскоре Фройдстейн стал ей необходим. Другие поклонники этого не испугались, они смотрели на Фройдстейна с высоты своего величия и своих надежд. Он не обращал на них внимания до тех пор, пока кто-то не бросил ему в лицо несколько дерзких слов, касающихся его происхождения и отсутствия у него дукатов.
Фройдстейн не вспылил, ответил шуткой, но на следующий день с изысканной вежливостью и учтивостью вельможи наградил своего соперника таким изящным ударом шпаги, что пригвоздил его к кровати на полгода.