Царица проклятых - Энн Райс

Конечно, он понимал, что ни в запавшем лице, ни в устремленных на него мертвых глазах жизни уже не осталось. Кто-то или что-то выкопало труп из пустыни и принесло его в сад. Но это был труп отца, разлагающийся, зловонный труп отца, который, по всем святым законам, должен был быть поглощен в ходе погребальной трапезы Хайманом, его братьями и сестрами.

Хайман в слезах упал на колени. И тогда труп на его глазах начал двигаться! Он пустился в пляс! Его ноги мелькали туда-сюда, ткань разваливалась на куски, пока Хайман не вбежал в дом и не захлопнул дверь. Но труп налетел на дверь, потрясая кулаками, требуя впустить его внутрь.

Хайман воззвал ко всем богам Египта с мольбой избавить его от этого чудовища. Он призывал дворцовую охрану, он призывал царских солдат. Он проклял демона и велел ему убираться – на сей раз Хайман сам принялся швырять предметы и в гневе пинать ногами золото.

Весь двор помчался через царские сады к дому Хаймана. Но сила демона, казалось, возросла еще больше. Ставни хлопали и срывались с петель. Немногочисленные предметы обстановки, имевшиеся у Хаймана, прыгали и летали по дому.

Но это было лишь начало. На рассвете, когда жрецы вошли в дом, чтобы изгнать демона, из пустыни примчался сильнейший ветер, неся с собой вихри слепящего песка. Куда бы Хайман ни пошел, ветер следовал за ним, и наконец он заметил, что его руки покрылись крошечными следами уколов и капельками крови. Даже веки были изранены. Он кинулся в шкаф, чтобы обрести хоть немного покоя. Но шкаф разлетелся на куски. Все бежали, оставив рыдающего Хаймана на полу.

Буря продолжалась несколько дней. Чем больше молились и пели жрецы, тем сильнее неистовствовал демон.

Царь и царица были вне себя от испуга Жрецы проклинали демона Народ винил во всем рыжеволосых ведьм. Люди кричали, что нельзя было выпускать нас за пределы Кемета живыми. Нас необходимо любой ценой отыскать и привести обратно, чтобы сжечь заживо. Тогда демон успокоится.

Но те, кто еще помнил старые обычаи, не согласились с этим вердиктом. Им подоплека происходящего была ясна. Разве боги не выкопали разлагающееся тело отца Хаймана, чтобы показать, что пожиратели плоти всегда поступали согласно воле Небес? Нет, зло несут царь и царица, наполнившие страну мумиями и суевериями, – это они должны умереть.

В результате царство оказалось на грани гражданской войны.

Наконец царь сам пришел к Хайману, который сидел дома и плакал, набросив на себя какую-то ткань, словно саван. В то время как Хайман опять подвергся укусам, которые оставили капли крови на его покрывале, царь обратился к демону.

«Вспомни о том, что поведали нам ведьмы, – сказал царь Хайману. – Это всего лишь духи, а не демоны. С ними можно спорить. Лишь бы я смог убедить их выслушать меня, как тех ведьм, и заставить их отвечать».

Но этот разговор, казалось, только разозлил демона. Он переломал уцелевшие остатки мебели. Он сорвал дверь с петель; он вырвал из земли деревья и разбросал их по саду. В тот момент он словно совершенно забыл о Хаймане, потому что ворвался в дворцовые сады, разрушая все на своем пути.

Царь последовал за ним, умоляя признать его и побеседовать с ним, поделиться с ним тайнами. Он стоял в самом центре созданного демоном вихря, бесстрашный и восхитительный.

Наконец появилась царица. Громким пронзительным голосом она тоже обратилась к демону:

«Ты наказываешь нас за беды рыжеволосых сестер! Но почему ты не хочешь служить нам, а не им?»

Демон мгновенно вцепился в ее одежду и напал на нее, как прежде нападал на Хаймана. Она пыталась прикрыть лицо и руки, но безрезультатно. Тогда царь подхватил ее, и вместе они помчались назад, к дому Хаймана.

«Уходи, – сказал Хайману царь. – Оставь нас наедине с ним, ибо я буду учиться у него, я выясню, что он хочет».

И, подозвав к себе жрецов, царь сквозь вой ветра повторил наши слова о том, что этот дух ненавидит человечество, обладающее как плотью, так и душой. Но он заманит его в ловушку, переделает и подчинит свой власти. Ибо он – Энкил, царь Кемета, и это в его силах.

И вошли царь с царицей в дом Хаймана, и демон последовал за ними, разрывая дом на части; но они остались внутри. Хайман, освободившись от своею преследователя, в изнеможении лежал на полу во дворце, опасаясь за своих повелителей, но не представляя себе, что можно сделать.

Весь двор был на грани бунта; мужчины дрались; женщины плакали, и некоторые даже покинули дворец, страшась того, что может произойти.

Две ночи и два дня напролет оставался царь с демоном; оставалась с ними и царица. И тогда рядом с домом собрались представители древних семейств, обычаем которых было поедать плоть. Царь и царица заблуждаются, пора позаботиться о будущем Кемета. С наступлением ночи, держа кинжалы наготове, они проникли в дом, дабы претворить в жизнь свое роковое намерение: они убьют царя и царицу, а если народ поднимает шум, то они скажут, что это деяние демона. И кто осмелится утверждать обратное? Разве демон не остановится после смерти царя и царицы, покаравших рыжеволосых ведьм?

Первой их заметила царица; когда она с тревожным криком поспешила навстречу заговорщикам, они вонзили кинжалы ей в грудь, и она замертво упала на пол. Царь бросился ей на помощь, но был сражен столь же безжалостно. Но демон не прекратил своих домогательств, и заговорщики в ужасе выбежали из дома

Тем временем Хайман, всеми забытый, сидел в дальнем углу сада, ибо его охранники помчались в дом вслед за пожирателями плоти. Он ожидал смерти вместе с другими слугами царской семьи. Потом раздался жуткий вопль царицы – звук, подобного которому Хайману никогда не доводилось слышать. И когда этот звук достиг ушей пожирателей плоти, все они покинули место событий.

Только Хайман, верный управляющий царя и царицы, схватил факел и поспешил на помощь своим господам.

Никто не пытался его остановить – все в страхе попрятались. Хайман один вошел в дом.

Если бы не факел, в доме царила бы кромешная тьма. И вот что увидел Хайман:

Царица лежала на полу, извиваясь в агонии, из ран лилась кровь, ее обволокло огромное красноватое облако: она словно попала в водоворот, или же ветер поднимал в воздух мельчайшие капли крови. В центре этого вихря – или кровяного дождя, – закатив глаза, крутилась царица. Царь лежал на полу.

Инстинкт подсказывал Хайману, что нужно немедленно уходить. Убраться подальше отсюда, куда глаза глядят. В тот момент он был готов навсегда покинуть свою родную землю. Но перед ним лежала его царица – рот ее был искажен криком, спина выгнута, ногти скребли пол!

И тут заволакивающее ее кровавое облако, то разбухавшее, то сжимавшееся, уплотнилось и внезапно исчезло, словно просочилось в ее раны. Тело царицы замерло, потом она медленно села, уставившись прямо перед собой, издала громкий гортанный крик и затихла. Она перевела взгляд на Хаймана, и в наступившей тишине раздавалось только потрескивание факела. Вдруг царица начала лихорадочно хватать ртом воздух, ее глаза расширились – казалось, она умирает... Но она не умерла. Прикрыв руками глаза от яркого света факела, словно ей было больно смотреть на него, она повернулась и увидела рядом с собой тело мужа.

В отчаянии она закричала – нет, такого не может быть! И в тот же момент Хайман заметил, что все ее раны затягиваются; глубокие порезы превращаются в едва различимые поверхностные шрамы.

«Ваше величество!» – воскликнул он, направляясь к ней. Она скорчилась на полу, плакала и разглядывала свои руки, которые только что были изранены кинжалами, и затянувшиеся раны на груди. Она жалобно хныкала при виде исцелившихся ран. Внезапно она впилась своими длинными ногтями в собственную кожу, хлынула кровь, но ранка мгновенно исчезла!

«Хайман, мой Хайман! – вскричала она, прикрывая глаза от слепящего пламени факела. – Что со мной стряслось?! – Она кричала все громче и громче, а потом в отчаянии с плачем упала на тело царя: – Энкил, помоги мне! Энкил, не умирай!»

Потом она кричала что-то еще – то, что обычно кричат попавшие в беду люди. Но вдруг, когда она посмотрела на царя, в ней произошла некая отвратительная перемена: она набросилась на него, как голодный зверь, и длинным языком принялась слизывать кровь с его горла и груди.

Хайман никогда не видел такого зрелища. Она была подобна львице в пустыне, слизывающей кровь с только что убитой жертвы. Согнув спину и подтянув колени к груди, она подтащила к себе тело беспомощного царя и прокусила артерию на его шее.

Хайман уронил факел. На полпути к открытой двери он попятился. Но когда он уже готов был бежать что есть сил, раздался тихий голос обращавшегося к ней царя:

«Акаша. Моя царица».

Она выпрямилась, дрожа и плача, и осмотрела свою разгладившуюся плоть и его израненное тело.

«Хайман, – крикнула она. – Кинжал! Дай мне кинжал! Они забрали с собой свое оружие. Твой кинжал! Немедленно!»