Память и желание. Книга 2 - Лайза Аппиньянези

Она смотрела на мать вопросительно.

Катрин глубоко вздохнула.

– А ты хочешь остаться?

– Не знаю, – нерешительно ответила Натали, по-прежнему глядя на мать.

– Если хочешь – оставайся.

Катрин попыталась улыбнуться, и это получилось у нее неплохо.

– Ну ладно, на несколько дней. Познакомлюсь с ней поближе. Она такая забавная старушка.

Катрин засмеялась:

– Твоя бабушка будет в восторге.

– А ты останешься?

– Пожалуй, нет. У меня в Риме кое-какие дела. Нужно походить по галереям, осмотреться. Я заеду за тобой, как только тебе тут надоест.

Натали хитро прищурилась:

– И наверняка ты увидишься с сеньором Джисмонди.

Катрин вспыхнула:

– Очень может быть.

– Замечательная идея, – хихикнула Натали.

– Ну, если ты меня благословляешь… – лукаво произнесла Катрин.

Вернувшись в Рим, она немедленно позвонила Алексею. Тот же женский голос ответил, что синьора Джисмонди дома нет. Он придет вечером, около девяти.

Катрин повесила трубку. До вечера оставалось много времени. Она приняла душ, надела платье с элегантным черно-белым узором, короткий пиджак. Ее одолевало нетерпение. Нужно увидеться с ним как можно скорее, увидеться и все выяснить. Что именно выяснить, она и сама не знала. Пусть объяснит все толком – и про себя, и про кольцо.

Она посетила несколько галерей: в палаццо Барберини, где выставлены картины Липпи и Рафаэля идти было уже поздно, поэтому она отправилась к Капитолию, погуляла по площади, чувствуя себя обычной туристкой. Хотя, пожалуй, не совсем – римские достопримечательности были ей хорошо знакомы, но она как бы видела их иными глазами. Она долго блуждала по лабиринту кривых улочек, вышла на Пьяцца Навона, посидела в кафе над Фонтаном Четырех Рек. Церковные колокола отзвонили восемь раз. Пора возвращаться в отель, снова звонить Алексею.

Она вышла на улицу, рассеянно посмотрела на табличку с названием. Оно показалось ей знакомым. Кто же живет на этой улице?

И вдруг Катрин вспомнила, что где-то неподалеку живет Алексей. Она оказалась здесь совершенно случайно. Возникло неловкое чувство, словно она пришла сюда шпионить. А в следующую минуту Катрин увидела его. Алексей выходил из красной спортивной машины. На нем были светлые брюки, синяя рубашка; темные волосы растрепаны, и он характерным жестом отбросил их назад. Катрин показалось, что она издалека видит синий огонь его глаз.

Она непроизвольно нырнула в ближайшую подворотню. Нельзя, чтобы он увидел ее вот так, неожиданно. Еще подумает, что она его выслеживала.

За рулем красного автомобиля сидела женщина. Катрин разглядела длинные волосы, красную помаду на губах. Алексей помахал женщине рукой, и машина отъехала.

Катрин вылезла из своего укрытия, когда Алексей уже скрылся в подъезде. Учащенно дыша, она зашла в первый попавшийся бар, заказала коктейль, но не допила его – испугалась, что он опять куда-нибудь выйдет, и набрала номер телефона.

Алексей взволнованно расхаживал по комнате. Катрин Жардин здесь, в Риме! Через несколько минут она войдет в его квартиру. Все последнее время он думал только об этой женщине, и вот она явилась к нему. Что он может ей сказать?

В последний день-два он пришел к выводу, что следствие, которое он затеял в связи с Сильви Ковальской, – полная чушь и ерунда. По сути дела, он пытается искусственно воссоздать прошлое, тем самым заполнив вакуум настоящего. Романтическое бегство в тайну, окутывавшую его рождение, – не более чем уловка сознания, не желающего смотреть в глаза реальности.

Он клюнул на соблазнительный сюжет, на сходство глаз, на польское имя, на загадочное письмо. Но тут распахнулась новая дверь, и в мир фантазии вторглась реальность – таков был излюбленный прием Джисмонди-кинорежиссера. Реальность, которую звали Катрин, перевернула все химеры вверх дном. Она олицетворяла собой жизнь, настоящее, будущее. Никаких привидений, никаких призраков, никаких поисков утраченной матери. Когда-то он сказал в шутку Жакобу Жардину, что его привела в Нью-Йорк «проблема матерей». Но никакой проблемы нет – все эти муки и страдания ни к чему, бесполезно пытаться восстановить пуповину истории.

Все эти дни в Алексее шла внутренняя борьба: желание вело войну с мрачными призраками и постепенно оттеснило их на второй план. Катрин значит для него гораздо больше, чем все эти фантазии, решил он. Ему было стыдно, что он так позорно сбежал из Нью-Йорка, уполз в свою нору, чтобы спокойно все обдумать. Доказательство того, что Сильви Ковальская действительно знала его отца, казалось ему необычайно важным. Теперь же Алексей говорил себе: ну и что такого? Разве это что-нибудь доказывает? Отец никогда не бывал во Франции, а Жакоб сказал, что его жена приезжала в Польшу всего на несколько месяцев. Она просто не успела бы выносить и родить там ребенка. И все, нечего больше ломать над этим голову. Письмо Сильви Ковальской? Не стоит задумываться и о нем – слишком многие могут в результате пострадать. Пусть прошлое хранит свои тайны, есть дела и поважнее.

Сегодня утром Алексей проснулся и решил, что нужно вернуться в Нью-Йорк, к Катрин.

Но Катрин приехала сама.

Он слышал, как Джина открывает входную дверь. Раздались шаги, и в дверях появилась Катрин. Их отделяло друг от друга всего несколько метров. Она была еще прекраснее, чем ему запомнилась. Лицо ее раскраснелось, словно она не шла, а бежала. Катрин была похожа на дикого лесного зверька, зорко озирающегося и принюхивающегося – нет ли опасности.

Алексей взял ее за обе руки.

– Как чудесно, что ты приехала. Какой замечательный сюрприз!

– Я должна была приехать, – прошептала Катрин, ободренная его взглядом.

Да, я правильно сделала, подумала она. Магнетизм, исходивший от него, был слишком силен, и она высвободила руки. Итак, вот как выглядит его жилище. Она осмотрелась по сторонам. Большая, почти пустая комната. Все выдержано в мягких тонах, никаких острых углов, лишь закругленные линии. Диваны серо-голубого оттенка, бледные обои, поблекшие краски недореставрированной фрески, белые пирамидальные лампы. Это комната аскета, мыслителя.

Она опустилась на краешек дивана, взяла предложенный бокал. Алексей сел рядом, почти вплотную. Катрин взглянула на него и быстро отвела глаза. Слова давались ей с трудом.

– Я должна была выяснить, – сказала она. – Должна.

– Что выяснить?

Ее лицо казалось таким испуганным, таким ранимым.

– Выяснить про тебя…

Она робко, неуверенно подняла глаза.

Алексей поцеловал ее. Слова сейчас могли лишь помешать, все испортить. Слишком много было разговоров, они больше не нужны.

Ее губы были мягкими и нежными. Алексей притянул ее к себе, для чего ему пришлось преодолеть легкое сопротивление. Но в следующий миг ее руки скользнули по его волосам, и он ощутил гибкое, податливое тело совсем рядом. Алексей заставил ее взглянуть себе прямо в глаза. Прочел в ее взгляде сумбур и тайну. Как ему хотелось проникнуть в эту тайну, превратить сумбур в неистовство страсти. После стольких лет колебаний и сомнений Алексей впервые знал нечто совершенно ясно и определенно: он хочет эту женщину.