Сталин и разведка накануне войны - Арсен Мартиросян

19 же июня 1941 г. со ссылкой на германского эмиссара ценный агент софийской резидентуры ГРУ Коста (Павел Шатев) сообщил, что война начнется 21 или 22 июня{509}. Информация была немедленно доложена Сталину.

7 (СЕМЬ) раз в промежутке с 10-го по вечер 21 июня 1941 г.

ценнейший агент ГРУ в германском посольстве в Москве — ХВЦ, он же Герхард Кегель — информировал своего куратора о дате нападения, причем его данные концентрировались преимущественно вокруг временного промежутка 20–23–24 июня. Только рано утром 21 июня агент смог более или менее точно сообщить, что нападение произойдет в ближайшие 48 часов, а вечером того же дня окончательно уточнил — наступающей ночью произойдет нападение{510}. Информация была доложена Сталину в 20.0021 июня.

Кроме того, весьма уместно было бы упомянуть и то, что Г. Кегель (ХВЦ) сообщил очень важную информацию о том, что командование вермахта приказало выдвинуть тяжелую артиллерию к советским границам со сроком завершения этого выдвижения 19 июня{511}. Тяжелую же артиллерию всегда выдвигают на передовые позиции только непосредственно накануне нападения (наступления). Раньше нельзя и опасно, так как противник может засечь это выдвижение и поймет, в чем дело. Проще говоря, эта информация хотя и не сообщала точной даты нападения, но ясно показывала, что оно вот-вот произойдет — в ближайшие же дни.

21 июня 1941 г. резидент ГРУ и военный атташе во Франции генерал-майор И.А. Суслопаров (оперативный псевдоним Маро) сообщил в Москву, что «по достоверным данным, нападение Германии на СССР назначено на 22 июня 1941 года»{512}.

21 июня 1941 г. оперативный сотрудник советской внешней разведки в Варшаве И. Гудимович получил от своего польского помощника информацию о том, что на рассвете 22 июня Германия нападет на СССР{513}. Правда, неизвестно, успел ли он доложить об этом в Москву, так как по правилам он считался прикрепленным к берлинской резидентуре НКГБ СССР и сначала должен был доложить ей.

Кроме того, исходя из своих патриотических убеждений, неоценимую инициативную помощь в установлении точной даты нападений советской разведке оказал бывший агент царской военно-морской разведки. Он фигурирует в истории отечественной военной разведки как Анна Ревельская (точные имя и фамилия до сих пор не установлены). В 10 часов утра 17 июня 1941 г. Анна Ревельская посетила советского военно-морского атташе в Берлине М.А. Воронцова и сообщила ему, что в 3 часа ночи 22 июня 1941 г. германские войска вторгнутся в Советскую Россию (так Анна Ревельская назвала Советский Союз). Информация Анны Ревельской немедленно была сообщена в Москву и доложена наркомом ВМФ Н.Г. Кузнецовым Сталину. Именно из-за этой информации Воронцов был немедленно вызван в Москву, куда прибыл только 21-го июня. До этого Воронцов через другие источники смог установить, что срок нападения на СССР назначен на 21–24 июня{514}.[57]

Комментарий. То обстоятельство, что М.А.Воронцов сообщил точную дату и время нападения Германии и вследствие этого был срочно вызван в Москву, впоследствии подтвердил, правда несколько своеобразно, и его непосредственный начальник — народный комиссар военно-морского флота Кузнецов. В своих мемуарах он написал: «…В те дни, когда сведения о приготовлениях фашистской Германии к войне поступали из самых различных источников, я получил телеграмму военно-морского атташе в Берлине М.А. Воронцова. Он не только сообщал о приготовлениях немцев, но и называл почти точную дату начала войны. Среди множества аналогичных материалов такое донесение уже не являлось чем-то исключительным. Однако это был документ, присланный официальным и ответственным лицом. По существующему тогда порядку подобные донесения автоматически направлялись в несколько адресов. Я приказал проверить, получил ли телеграмму И.В. Сталин. Мне доложили: да, получил. Признаться, в ту пору я, видимо, тоже брал под сомнение эту телеграмму, поэтому приказал вызвать Воронцова в Москву для личного доклада…»{515}21 июня Воронцов, по словам Кузнецова, уже прибыл в Москву. Обратите особое внимание на то, что Кузнецов говорил только о какой-то одной, конкретной телеграмме Воронцова, поступившей буквально накануне войны. Едва ли должно вызывать сомнение то, что речь идет о телеграмме Воронцова с информацией, полученной от Анны Ревельской. Только эта телеграмма могла навсегда застрять в памяти адмирала Кузнецова. Во-первых, из-за того, что она была явно с грифом «Молния». По законам разведки информация с указанием точной даты и времени начала агрессии направляется в Центр только с таким грифом. Либо с грифом «Срочно. Немедленно доложить Директору» (то есть руководителю разведки) В принципе это одно и то же. Только из-за этой информации Воронцова и могли срочно вызвать в Москву. Как говорится, «назвался груздем — полезай в кузов». Ведь до этого он сообщал только приблизительные даты. А тут одна конкретная дата и точное время начала агрессии — 3 часа 22 июня 1941 г. Причем, учитывая, что Анна Ревельская находилась в Германии и каким-то образом добыла эти сведения у официальных лиц Третьего рейха, она оперировала только берлинским временем. То есть агрессия начнется в 3 часа 22 июня по берлинскому времени. Во-вторых, учитывая, что в этой телеграмме Воронцова точная дата и время начала агрессии были указаны однозначно, именно поэтому она и попала под автоматически действовавший тогда порядок — все информации такого рода немедленно направлялись Сталину, Молотову, Берия, Тимошенко, Жукову и Голикову. В-третьих, странно в воспоминаниях Кузнецова вот что. Несмотря на то, что Воронцов со слов Анны Ревельской указал и точную дату, и точное время начала агрессии, Кузнецов охарактеризовал эту информацию как указание «почти точной даты начала войны». Да еще и приплел сюда свои сомнения по поводу одной-единственной телеграммы. Уж после войны-то, когда информация Анны Ревельской в телеграмме Воронцова подтвердилась столь кроваво точно, можно же было удержаться от неуместных выпадов в адрес этих данных?! Или это была дань политкорректности по правилам проклятущего ЦК КПСС?! Но как бы там ни было, мемуары Кузнецова все-таки подтвердили, что такая информация действительно была.

Увы, но Н.Г. Кузнецов почему-то не счел возможным вспомнить не только об этом конкретном источнике наиважнейшей стратегической информации, то есть об Анне Ревельской, но и о другом источнике такой же по значимости информации. Ведь едва ли не на следующий день после визита Анны Ревельской М.А. Воронцов получил от военно-морского атташе Швеции копию официального запроса Берлина о маршрутах шведских судов и самолетов в акватории Балтийского моря с 22 июня 1941 года с целью предупреждения нападения на них во время войны с СССР. И эта информация немедленно ушла в Москву. И уже 19 июня Воронцов был вызван в Москву для доклада руководству СССР.

В приведенных выше данных не фигурирует уже более полувека интенсивно эксплуатируемая «информация» Р. Зорге о дате нападения. Дело в том, что это всего лишь миф, запущенный в период Хрущева сугубо в антисталинских целях. Ничего конкретного о дате нападения Р. Зорге не сообщал. 1 июня 1941 г. от него поступило сообщение, в котором он указывал, что, по информации Берлина для посла Германии в Токио О. Огга, нападение Германии на СССР произойдет во второй половине июня{516}. И это все, что он сообщил по вопросу о дате в последние три недели перед войной. А 21 июня Р. Зорге сообщил только, что война между СССР и Германией неизбежна{517}. Но таких сообщений и без него было предостаточно, и все либо указывали на неизбежность войны, либо на то же самое, но с привязкой к месяцам и временам года. И все не сбылись, кроме тех, которые пришли в Центр, начиная с 11 июня. Исторический комментарий. К числу путаных информации, которые нередко берут «на щит», относятся две информации, поступившие, правда, не от разведки, а от двух советских послов — в Англии и Франции, соответственно от И.М. Майского и А.Е. Богомолова.

1. И.М. Майский 18 июня 1941 г. прислал в Москву срочную телеграмму, в которой сообщал, что нападение Германии на СССР произойдет в середине июня?! Как такой исключительно образованный человек, как Посол СССР в Великобритании Иван Михайлович Майский (Ляховецкий), не смог отличить 18 июня от середины июня, то есть от 15 июня, — до сих пор непонятно. Но факт остается фактом — такую телеграмму он действительно прислал в Москву. Кстати говоря, небезынтересно отметить, что в известной публикации «Документы внешней политики СССР» именно этой телеграммы Майского нет, что, очевидно, не случайно. И вот что прикажете думать по этому поводу? Как Сталин мог доверять таким информациям? Тут ведь просто на дурь или описку не спишешь — этот посол действительно был очень образованным человеком. Тогда что же надо думать?..