Слишком много подозреваемых - Нэнси Гэри

Фрэнсис поняла, что нарушила молчаливое соглашение, заключенное бог знает сколько лет назад.

Аурелия так и не спросила Фрэнсис, почему та рассталась с Пьетро. Несмотря на обычно присущую матерям откровенность с дочерьми по поводу отношений с мужчинами, эта тема в их беседах почти не возникала. Такая сдержанность вполне устраивала Фрэнсис и, видимо, Аурелию тоже.

– Объяснение самое простое. – Аурелия была готова к ответу. Возможно, она уже отрепетировала свое признание, и теперь речь ее текла свободно. – С месяц назад Генри и Луиза пригласили меня на банкет, где собирались пожертвования в фонд будущей избирательной кампании Малкольма Морриса. Шутки ради я внесла пятьдесят долларов, меньше, чем все остальные, но почему-то именно меня он вызвался проводить домой. Он был просто очарователен.

– Ты с ним переспала?

– О, Фанни! – В глазах Аурелии вспыхнул насмешливый огонек. – Что с тобой стало? Я тебя не узнаю.

Изумлению Фрэнсис не было предела. И досаде тоже. Близкие отношения ее бывшего босса с Аурелией могли привести к тому, что тот узнавал обо всем, что предпринимала Фрэнсис, из уст ее матери.

– Вы говорили с ним об убийстве Клио?

– Так… между прочим… – замялась мать. – Я знаю, что следствие зашло в тупик. Ты зря на него ополчилась.

Малкольм поступил разумно, выведя тебя из-под давления прессы.

– А вы оба не боитесь попасть на зубок газетчикам?

– Какое прессе дело до двух разведенных старичков? – усмехнулась Аурелия.

– Я что-то не слышала, что Малкольм разведен.

– Если б ты знала про его несчастную семейную жизнь. Ужасная женщина! После выборов он подаст на развод. Впрочем, я здесь ни при чем. Я не из тех, кто рушит чужие браки.

– А свой брак? – не удержалась Фрэнсис.

– Там было совсем другое дело.

– У вас это серьезно?

– Меня удивляет твое любопытство. – Аурелия улыбнулась. – Скажем так, мы двое просто хотим получше узнать друг друга. Теперь я предпочла бы сменить тему. Расскажи о своих планах. Я имею в виду работу.

– На данный момент их нет.

– Я отказываюсь тебя понимать. У тебя все складывалось так удачно. Малкольм сильно огорчен твоим уходом.

– Я бы не хотела продолжать этот разговор… в данных обстоятельствах.

– Хорошо, но позволь мне сказать лишь одно. Как бы ты ни относилась к ситуации, возникшей у меня с Малкольмом, я все равно остаюсь твоей матерью. Я знаю, что ты вложила всю себя в свою карьеру, и поэтому беспокоюсь. И еще меня выводит из себя мысль, что именно убийство Клио послужило поводом для твоей отставки. Разве не достаточно эта женщина наделала плохого, еще будучи живой?

– Причина не только в одном этом деле, – возразила матери Фрэнсис. – Тут целый комплекс причин. Я разочаровалась в своей профессии, в системе…

Аурелия нахмурилась.

– Я знаю, про это слушать ты не хочешь. – Фрэнсис уже спешила поскорее закончить разговор.

– Нет, тут ты ошибаешься. Что важно в жизни для тебя, важно и для меня.

Они посмотрели друг другу в глаза. Сердце Фрэнсис забилось учащеннее, когда мать, наклонившись через стол, накрыла ладонью ее руку. Этот простой физический контакт заставил ее вздрогнуть.

– Поговори со мной, Фрэнсис. Я знаю, что ты предпочитаешь все носить в себе и справляешься с этим. И все-таки поделись со мной тем, что у тебя на сердце.

– Это действительно трудно объяснить, – начала Фрэнсис, подыскивая слова. – Случилось это со мной не вчера, и не на этой неделе. Постепенно ко мне пришло осознание того, что я занимаюсь не тем…

Это был совсем не тот разговор, на какой она рассчитывала, прося Умника забросить ее к матери. После тягостной встречи с Кэтрин Хеншоу Фрэнсис просто захотела увидеть мать, немного поболтать с ней в тишине о пустяках, а еще проверить, не истлела ли уже совсем нить, связывающая ее с самым близким в этом чуждом мире человеком. Сейчас она не знала, что сказать матери, потом все-таки решила говорить правду.

– У каждого в этом ведомстве есть своя программа. Малкольм стремится привлечь к себе внимание, он старается быть публичным политиком. Для него главная цель – взобраться повыше. Для людей, подобных Перри Когсуэллу, занятому сейчас в расследовании смерти Клио, важна власть, ощущение, что ты можешь контролировать повседневную жизнь окружающих. Я не разделяю их амбиции. А раз меня не привлекают те блага, что может дать мне моя работа, то она становится для меня просто лямкой, в которую надо впрягаться ежедневно.

Последние тринадцать лет я занималась только тем, что готовила дела к судебному слушанию, а потом убеждала присяжных и судью вынести разумный приговор на основании закона. Моя ответственность кончается, когда бейлиф забирает обвиняемого из зала суда или освобождает его. И ради этого весь мой труд?

– Но твой труд важен. Благодаря ему люди чувствуют свою защищенность, – покачала головой Аурелия, стараясь не подавать виду, что слова дочери огорчили и удивили ее.

– Даже в «Фейр-Лаун», оказывается, нельзя чувствовать себя защищенным, – усмехнулась Фрэнсис. – Люди много говорят о торжестве справедливости. Если обвиняемого посадили за решетку, значит, восторжествовала справедливость. Но во многих случаях справедливость оборачивается несправедливостью. Например, для родных осужденного, для тех, кто его любит, кому он дорог и от кого, возможно, зависит само их существование.

– Почему ты выбрала именно этот момент, чтобы уйти? Расследование смерти Клио все же так на тебя повлияло?

– С каждым процессом, с каждым очередным обвиняемым и осужденным это накапливалось. А когда я увидела отца, то на меня вдруг нашло озарение. Разве то, что убийцу найдут, вырвут ему глаза, приговорят к смертной казни, облегчит его горе? Для него потеря Клио – все равно что потеря Джастина. Разницы никакой – здесь убийство, там несчастный случай. – Фрэнсис ощутила себя опустошенной. Глаза щипало от подступающих слез. Она уронила голову на сложенные на столе руки и спрятала лицо.

Аурелия обогнула стол и, приблизившись, начала поглаживать ее волосы, точь-в-точь как когда-то в детстве. Это было частью их вечернего ритуала перед тем, как попрощаться на ночь. Со временем ритуал этот остался в прошлом, но эти минуты чудесной близости с матерью в памяти Фрэнсис запечатлелись навсегда. Ей так не хватало их во взрослой жизни.

– Прости, – сказала Фрэнсис.

– Я не могу на тебя смотреть, когда ты так переживаешь.

– У тебя найдется аспирин?

– Посмотри в аптечке. Там обязательно есть что-нибудь от головной боли.

Фрэнсис прошла в ванную, открыла зеркальную дверцу шкафчика, мельком взглянув на свое отражение. Лицо было опухшим и покрасневшим. Она встряхнула пластиковый пузырек с аспирином. Он был пуст. Наклонившись, Фрэнсис обследовала содержимое ниши под ванной, где хранились рулоны туалетной бумаги, пластыри и редко употребляемые лекарства, но ни аспирина, ни каких-то других болеутоляющих таблеток не обнаружила. На глаза ей попалась сложенная много раз небольшая бумажка.