Алая нить - Эвелин Энтони

– Жаль, что я спала, когда ты вернулся домой, – сказала Анжела. – Как прошел вечер?

Они завтракали на террасе. На следующее утро Чарли отправлялся в школу, где заканчивался последний семестр. Они сидели и ждали, пока он спустится к ним.

– Превосходно, – сказал Стивен. – Полно народу, много крупных игроков. Наше дело в шляпе, дорогая! Как говорил твой отец...

– Да, говорил; – так смешно, когда ты повторяешь его словечки. Я часто думаю, как ты был добр к нему. Он был к тебе привязан.

– Он мне очень нравился, – мягко сказал Стивен. – А Анна скоро спустится?

– Еще рано. – Анжела улыбнулась ему. – Любящему папаше придется подождать, пока ее искупают и вывезут в коляске. Пойду-ка позову Чарли; он опять проспал. Мы будем скучать о нем, когда он уедет, правда?

– Правда, – согласился он. – Но через несколько недель он вернется уже насовсем. Я тогда поговорю с ним о его будущем. Анжела... пока ты здесь...

– Что? – Она уже встала, собираясь взбежать наверх, чтобы разбудить сына.

– Ральф предупредил меня, что уходит, – сказал Стивен.

Она вернулась и снова села.

– О, не может быть... почему? Когда?

Он не стал лгать ей.

– Я уже раньше знал, что он уйдет. А вчера он пришел и сказал, что не хочет ждать до конца сезона.

– И ты не пытался его уговорить? – спросила она.

Он помолчал, потом взглянул на нее.

– Нет, не пытался. Я думаю, будет лучше, если он уйдет.

– Стивен, но это не из-за той ерунды, что наговорил Чарли? Не уверяй меня, будто ты в самом деле решил... – Вид у нее был убитый.

Он поспешно сказал:

– Нет, дорогая. Может быть, он к тебе и неравнодушен – мне-то что? Дело вовсе не в этом, клянусь тебе. Он стал слишком много говорить. Упомянул фамилию Фалькони.

Она так и ахнула.

– О нет... не может быть...

– Мне об этом сказали. Мне кажется, по каким-то причинам он на меня рассердился. У него есть женщина, с которой он хороводится; он даже ей назвал мою настоящую фамилию. Сама видишь, так будет лучше.

– Да, – твердо сказала Анжела, – так лучше. Только представь, что могло бы случиться несколько месяцев назад, если бы это кое-кто услышал, если бы об этом прознали газеты...

– Верно, – сказал Стивен. – Попробую назначить на его место Франсуа, он знает, как вести дела. До конца года найду нового служащего по связям с общественностью. О нас столько трубят в газетах, что нам пока никто не нужен.

– Надеюсь, он придет попрощаться, – сказала Анжела. – Мне очень жаль, что все так грустно кончается. В нем есть что-то трогательное, я всегда это чувствовала.

– Кто это тут трогательный, мам? – Около нее стоял улыбающийся, бодрый Чарли. Красивый молодой человек, переполненный уверенностью в себе и в своем окружении.

– Я о Ральфе, – сказала она. – Он уходит.

– Я знаю. Папа сказал мне вчера вечером.

– Чарли не спал, когда я вернулся, – объяснил Стивен. – Мы с ним выпили немного, и я ему все рассказал.

– Он не трогательный, мам. Он только прикидывается, чтобы обмануть тебя. Я умираю с голоду – тут еще есть кофе? – Чарли уселся и принялся за завтрак.

– Пойду посмотрю, как там Анна. – Стивен поднялся. – Дорогая, может быть, приедешь попозже и мы с тобой сходим куда-нибудь поесть?

Она улыбнулась.

– С удовольствием, а куда мы пойдем?

– Предоставь это мне. – Он наклонился и поцеловал ее. – У меня для тебя сюрприз.

Анжела посмотрела на сына и спросила:

– За что ты ненавидишь Ральфа?

Чарли поставил на стол свою чашку кофе.

– За то, что он ненавидит папу, – спокойно ответил он. – Вот за что. К тому же мне не нравилось, как он крутится вокруг тебя, поддакивает бедняге деду – все это одно к одному. Но главное – то, как он смотрел на отца. Он думал, что я не замечаю. Он мне не нравится, и я ему не доверяю. И я рад, что он уходит. Я так и сказал вчера вечером. Нечего его жалеть, мам. Он противный тип. Можно, я съем еще круассан?

– Я и не знала, что ты такой беспощадный, – сказала мать. – Ты еще слишком молод, Чарли. Нельзя судить слишком резко.

Она встала и оставила его в одиночестве. Он кончил завтракать. Слишком уж она мягкосердечна. Если у тебя есть враг, зачем относиться к нему как к другу? Чушь какая-то. И он отправился к приятелю, чтобы поиграть в теннис.

Полмиллиона долларов. Этой ночью Мэкстон и не пытался заснуть. Он сел в машину и поехал вдоль побережья: мимо Жуан-ле-Пэн, мимо казино в Антибе, где его двоюродный дед проводил счастливые деньки перед русской революцией; мимо Ниццы, где в ресторанах и барах все еще бурлила жизнь. Он проехал Болье и маленькую рыбацкую деревню Виль-франш и направился дальше – к Муайенн-Корниш над самым Монте-Карло. Оттуда, где он остановил машину, открывался удивительный вид на Монако, на освещенные яхты в гавани, на сверкающие дворцы развлечений для богатых и на величайший из них – казино с его экстравагантной роскошью. Море походило на черный шелк с блестками лунного света. Легкий ветерок овевал лицо, а он стоял около автомобиля, глядя на этот мираж, в котором была вся его жизнь. Полмиллиона. Пятьсот тысяч долларов. За жизнь Стивена Фалькони.

Он закурил. Поначалу он пытался обратить все в шутку. Но американцу было не смешно. Он продолжал говорить, обрывая Мэкстона, когда тот пробовал возражать. Конечно, был и другой вариант: повернуться и уйти. Вовсе не обязательно было выслушивать предложение, когда речь зашла об убийстве. Необязательно было наливать себе виски и оставаться. Но он остался. И О'Халлорен знал, что он останется. Мэкстон это видел. Он видел, что американец приметил в нем то, о чем он и сам не догадывался. Ральф был готов к тому, чтобы выслушать этого человека.

Он помнит, как сказал тогда:

– Почему столько денег? Это же целое состояние. Вы могли бы нанять кого-нибудь в Марселе за несколько тысяч франков.

Но О'Халлорен, как выяснилось, знал, что делает. Никаких связей с преступным миром. Ничего такого, что могло бы навести на след его клиента. Чистое убийство, плата и билет на ближайший авиарейс из Ниццы. В любом преступлении, связанном с азартной игрой, в первую очередь будут заподозрены гангстеры из Марселя и мафия из Ниццы. Поэтому он выбрал его. А потом Мэкстон стал задавать новые вопросы, увязая все глубже.

– Кто платит за это?

– Клиент, – ответил О'Халлорен, – имя вас не касается. Вам нужно время подумать?

Мэкстон решил проверить его. Или, точнее, себя.

– Откуда вы знаете, что я не сообщу в полицию?

Американец ухмыльнулся. Издевательской ухмылкой, которую даже не попытался скрыть.

– Не сообщите. Даже и не подумаете, вы ведь уже решились, приятель. Я позвоню вам завтра. Не пытайтесь связаться со мной. Я исчезаю отсюда прямо сейчас.