Течёт река… - Нина Михальская

Вокруг «Лавки древностей» много мест, связанных с Диккенсом и его книгами. Вот здание суда, о котором идет речь в «Холодном доме». Здесь слушалось дело «Джарндис против Джарндис», тянувшееся много лет. Недалеко от «Лавки древностей» — на Нью-сквер — находится здание, в котором когда-то работал клерком молодой Диккенс. Здесь и сейчас в конце рабочего дня улицу заполняют адвокаты и судейские чиновники. А в доме № 58 по Линкольн-Инн-Филдс жил друг и биограф писателя Джон Форстер. У Форстера собирались литературные знаменитости тех лет, а Диккенс не раз выступал перед ними с чтением своих произведений. Площадь Линкольн-Инн-Филдс упоминается в романах «Барнаби-Радж» и «Дэвид Копперфилд».

55

Во втором триместре пришлось много, особенно много заниматься. Период адаптации миновал, предстояло многое успеть сделать. Все дни недели, кроме двух последних, проводила над книгами. Два раза из Британского совета приходили письма с просьбой прибыть для краткого отчета. Там же устраивались встречи стажеров из разных стран — Африки, Азии, Америки, Европы. Два раза получила письма с приглашением посетить английские семьи. Это тоже было организовано Британским советом. В назначенное время побывала в одном, потом в другом лондонском доме. Туда же и в то же время, кроме меня, приглашался кто-то еще: один раз это был африканец, в другой раз — индус. Встречи такие устраивались для «ознакомления с британским образом жизни». Приглашали на ланч, точно обозначая время начала и окончания встречи. Время на визит отводилось от часа тридцати до трёх часов. И это было удобно: формальная акция не могла длиться долго.

Гораздо интереснее проходили другие встречи. Например, поездка в Брайтон, куда пригласила меня мисс Мёрфи, с которой мы познакомились в Москве. Теперь, выйдя в свои сорок семь лет замуж, она стала миссис Стоун, что не помешало ей по-прежнему интересоваться Пипсом, его дневниками и его эпохой. Вместе с её мужем мы гуляли по набережной в Брайтоне, потом обедали в ресторане, потом они проводили меня на станцию, откуда я уехала в Лондон, захватив несколько камешков с морского берега.

В пасхальные каникулы состоялась наша поездка в Шотландию. Это было в конце марта — начале апреля. Стояла весна, и по дороге в Сент-Эндрюс, откуда бежал Киреев и куда все мы теперь устремлялись, можно было любоваться великолепием весенней погоды, зеленью лугов и пастбищ. От Лондона до Эдинбурга ехали автобусом, уходившим из Лондона в полночь и прибывавшим в шотландскую столицу около девяти утра. В автобусе удалось занять удобные места перед широким передним окном, что позволяло во всей полноте после рассвета обозревать долины, холмы и горы открывавшейся нашим взорам Шотландии. А ночь провели, закутавшись в пледы, лежавшие на каждом кресле, и погрузившись в сладкий сон, предвещавший неделю отдыха и новых впечатлений.

На автобусной станции в Эдинбурге вместе с молодым человеком из Британского совета нас встречала Наташа Янсонене, чувствовавшая себя уже, в отличие от нас, старожилом этого города. Целый день осматриваем город, знакомясь с его достопримечательностями: главной улицей, одну сторону которой занимают обычные дома, магазины, а по другую сторону её тянутся холмы со стоящими на них старинными замками. Вот картинная галерея, вот памятник Вальтеру Скотту с лежащей у его ног любимой собакой. Ходим и по маленьким улицам…, рассматривая старинные здания, а потом Эдинбургский университет. А потом и снова на автобусе едем в Сент-Эндрюс, переправляясь на огромном пароме через пролив (Ферт-оф-Форт). Город невелик, но красив и солиден. Это — университетский город со своими традициями, с прекрасными зданиями, в одном из которых — студенческое общежитие, где и размещаются все приехавшие в Сент-Эндрюс на недельный отдых люди, собравшиеся здесь из разных стран.

На следующее утро наш неутомимый староста Геннадий Ягодин проводит с нами собрание. Каждый сообщает о своих делах, успехах, проблемах. Не совсем понятно, почему обо всем этом надо говорить под шум морских волн, плещущихся у самых наших ног. Вытирая морские брызги с лиц, мы обсуждаем волнующие нас вопросы и договариваемся о подготовке к предстоящему уже через два дня, как выясняется, вечеру, на котором каждая группа стажеров будет выступать с песнями своих стран и народов. Мы тоже будем, а потому надо определить свои возможности и репертуар. Петь хором будем все, а солистов сейчас и выделим. Тут же поступает предложение попробовать петь хором уже сейчас, здесь же, на берегу моря. Анатолий Бронников вызывается быть запевалой. Затягиваем «Катюшу». Прекрасно получается. Даже волны затихают. Брызги морской пены возбуждают, знакомый и любимый мотив радует, поднимает настроение. За «Катюшей» поем «Подмосковные вечера». Хорошо, даже очень хорошо! И я стараюсь изо всех сил, но пою негромко, чтобы не испортить песню. Но никто не обсуждает моих скромных возможностей, и я горда своим вкладом в общее дело. Выясняется, что Алеша Лукичев горит желанием исполнить на музыкальном вечере романс «Темно-вишневая шаль». Потом вместе с Геной они поют на два голоса «Славное море, священный Байкал». Теперь наш репертуар определен полностью. В назначенный вечер, принарядившись, идем в концертный зал, поем и, не посрамив Отечество, получаем первый приз, поделив его, однако, с африканцами.

Время в Сент-Эндрюсе пролетает быстро за бесконечными разговорами, прогулками по городу и его окрестностям, по морскому берегу. Наблюдаем за игрой в крикет.

В Лондон возвращаемся через Глазго, где Костя Квитко ведет нас в свою лабораторию, удивляя обилием материалов, собранных им разного рода комаров и своим энтузиазмом в их изучении. Комары увлекли настолько, что ни о чем другом, существующем в Глазго, он не мог говорить, дорогу в картинную галерею не знал, как не знал и других достопримечательностей города. Бродили по рабочим кварталам, мрачный вид которых не могло скрасить даже весеннее солнце.

В Лондоне все пошло по заведенному порядку: читальный зал, книги, записи необходимых сведений. В апреле и мае я ходила на лекции об английских художниках, читавшиеся дважды в неделю в Национальной галерее. И в это же время произошло моё знакомство с художником де-Пинто, нарисовавшим мой портрет, который он мне подарил, и я привезла его с собой в Москву. С супругами де-Пинто меня познакомили Алексей и Гена. С мадам де-Пинто они занимались английским языком, подобно тому как в Ливерпуле я занималась с миссис Мейлард. Занятия проводились в студии супруга мадам де-Пинто в Келсо-плейс.

56

Келсо-плейс — тупичок, затерявшийся в лабиринте Кенсингтона. Он никуда не ведет; его перечеркивает линия метрополитена, и грохот поездов врывается в его тишину. Покой и надвигающиеся волны шума — таков ритм жизни Келсо-плейс. Этот покой обманчив, но в него трудно не верить, когда солнечным летним днем идешь по уютным переулкам и улочкам Кенсингтона.