Герои Первой мировой - Вячеслав Бондаренко

В результате фрагмент романа, посвященный событиям 30 июля 1914 года, получился крайне далеким от исторических и военных реалий тех дней. Так, писателем было искажено название содействовавшего казакам пехотного полка (108-й Саратовский полк почему-то стал у него 108-м Глебовским), а в английском переводе «Тихого Дона» реальный казак Василий Астахов и вовсе был назван Мрыхиным.

Начинается шолоховская «альтернативная версия» подробным описанием мирной жизни поста № 3 в селе Лубове. С самого начала читателю сообщают, что командовал этим постом Василий Астахов (в реальности, как мы помним, командиром был Крючков). При этом в самом неприглядном свете выставлен опять-таки не кто-нибудь, а именно Козьма Крючков. Он, по версии Шолохова, отправляется в местную корчму на поиски выпивки: «Крючков шлепком высадил пробку… Крючков приплясывал и грозил кулаком в окна…» В то же время о других казаках нам сообщается значительно больше — они и несут дозорную службу, и косят траву, и общаются с проезжающими через Лубово пограничниками, словом, заняты делом. В итоге у читателя начинает складываться образ Крючкова как пьяницы, лентяя и вообще персонажа, от которого мало что зависит.

Усиливается это впечатление после появления в романе германского разъезда. Тут Шолохов щедрой рукой вручает все «бразды правления» боем Василию Астахову. Именно он в «Тихом Доне» сообщает о появлении немцев русской пехоте, отдает приказ преследовать врагов, затем обстреливать их, он же вообще действует наиболее энергично — «Астахов первым вскочил на коня», «Первый подскакал Астахов». Нет никакого сомнения в том, что реальный Василий Астахов действовал в бою 30 июля грамотно, умело и храбро. Но Шолохов абсолютно намеренно подчеркивает придуманное им старшинство Астахова — это необходимо писателю затем, чтобы лучше оттенить ничтожность Козьмы Крючкова. Более того, именно Астахову Шолохов приписывает действия, которые решили исход боя: «Астахов прорвал кольцо… За ним погнался немецкий офицер. Почти в упор убил его Астахов выстрелом, сорвав с плеча винтовку. Это и послужило переломным моментом в схватке. Немцы, все израненные нелепыми ударами, потеряв офицера, рассыпались, отошли». На самом же деле офицер был убит Астаховым в самом начале схватки, и это отнюдь не помешало немцам всеми силами навалиться на четверку казаков. Кроме того, как мы помним, противник донцам попался в высшей степени стойкий — оставшиеся в живых израненные немцы отнюдь не «рассыпались, отошли», а упорно продолжали обстреливать загнанного в болото Крючкова…

В фрагменте романа, посвященном бою, Астахов упоминается целых 14 раз. Но и своего собеседника Иванкова писатель тоже не обидел, упомянув его ни много ни мало 18 раз, хотя в романной версии боя его роль отнюдь не «руководящая». Что же касается Козьмы Крючкова, то он упомянут всего 7 раз, причем его действия и реплики носят чисто иллюстративный характер («“Успел!” — крикнул Крючков, занося ногу в стремя», «Курнуть бы, — шепотом сказал Крючков», и т. п.). Четвертому участнику боя, Ивану Щеголькову, в «Тихом Доне» и вовсе «не повезло» — Шолохов упоминает его всего-навсего дважды.

Сама картина неравного боя написана Шолоховым так: «Иванков ехал шагом, приподнимаясь на стременах, заглядывая в низ котловины. Сначала он увидел колышущиеся кончики пик, потом внезапно показались немцы, повернувшие лошадей, шедшие из-под склона котловины в атаку… Спиной до боли ощутил Иванков щиплющий холодок смерти. Он крутнул коня и молча поскакал назад.

Астахов не успел сложить кисет, сунул его мимо кармана.

Крючков, увидев за спиной Иванкова немцев, поскакал первый. Правофланговые немцы шли Иванкову наперерез. Настигали его с диковинной быстротой. Он хлестал коня плетью, оглядывался. Кривые судороги сводили ему посеревшее лицо, выдавливали из орбит глаза…

“Вот! Вот! Догонит!” — стыла мысль, и Иванков не думал об обороне; сжимая в комок свое большое полное тело, головой касался холки коня…

Озверев от страха, казаки и немцы кололи и рубили по чем попало: по спинам, по рукам, по лошадям и оружию… Обеспамятевшие от смертного ужаса лошади налетали и бестолково сшибались».

Таким образом, героический бой, неравная доблестная схватка, из которой русские воины вышли победителями, преподносится как нелепая, бестолковая сшибка, а казаки, каждый из которых, в отличие от немцев, еще до призыва на действительную службу был отлично подготовленным бойцом и держал оружие в руках с семи лет, выглядят «озверевшими от страха» трусами, чувствующими лишь «щиплющий холодок смерти». Естественно, и здесь автор романа не упустил возможности отдельно «пнуть» Крючкова — в его изображении именно он первый поворачивает коня, завидев противника…

Сам факт схватки Крючкова с множеством вражеских всадников Шолохов замолчать не смог, но все же не удержался от того, чтобы снизить число немцев с 11 до 8, а саму картину боя постарался «подать» сухо, без особых эмоций: «В стороне человек восемь драгун огарновали Крючкова. Его хотели взять живьем, но он, подняв на дыбы коня, вихляясь всем телом, отбивался шашкой до тех пор, пока ее не выбили. Выхватив у ближайшего немца пику, он развернул ее, как на ученье. Отхлынувшие немцы щепили ее палашами». Согласитесь, никаким особенным «героизмом» от этого фрагмента не пахнет — просто кавалерийская сшибка с врагом. Количество убитых Крючковым драгун Шолохов не сообщает, равно как не говорит и о том, сколько ранений получил каждый участник сражения.

Таким образом, в своем описании событий 30 июля Шолохов постарался, во-первых, опошлить и принизить героический неравный бой казаков с немцами, превратив его в бессмысленную свалку ошалевших от страха людей, во-вторых, сделал этот бой как можно более «коллективным», отдав «руководящую роль» Астахову и фактически приписав ему победу над немцами, а командира разъезда Крючкова опустив до уровня рядового, ничем не примечательного участника боя. А в-третьих, завершается романная версия событий 30 июля 1914 года следующим пассажем: «А было так: столкнулись на поле смерти люди, еще не успевшие наломать руку на уничтожении себе подобных, в объявшем их животном ужасе, натыкались, ошибались, наносили слепые удары, уродовали себя и лошадей, и разбежались, вспугнутые выстрелом, убившим человека, разъезжались, нравственно искалеченные. Это назвали подвигом». Комментировать этот явно написанный в подражание Льву Толстому фрагмент текста даже не хочется. В таком духе можно опорочить любое героическое деяние.

Встает вопрос: зачем же понадобилось безусловно талантливому Михаилу Шолохову клеветать на покойного к тому времени казака и излагать читателю чрезвычайно подробную, но притом ложную версию реальных событий?.. Ответ очевиден: Козьма Крючков был наиболее известным, хрестоматийным русским героем Первой мировой войны, своего рода символом героизма Русской Императорской армии. Его имя в 1928—1932 годах (время первой журнальной публикации романа) еще помнило множество людей, да и казаки, знавшие семью Крючковых лично, еще жили на белом свете. Но после революции Крючков занял «не ту» сторону, да и вообще принадлежал к ликвидированному как особое сословие казачеству, которое в начале 1930-х если и упоминалось, то исключительно в качестве «опоры царизма» и «душителей революции». Так что положительную легенду о «хорошем казаке», Крючкове-богатыре, в одиночку уложившем 11 немцев, требовалось развенчать, заменить легендой отрицательной. А от развенчания конкретного героя всего один шаг до развенчания самого события — Первой мировой войны: если уж «самый главный» герой этой войны оказывается вполне заурядным, а подвиг его — придуманным, то каковы же были все прочие герои и подвиги?.. Именно затем Шолохов и уделил в «Тихом Доне» столько места событию, никак не связанному с основным сюжетом романа. К тому же у него наверняка были «личные счеты» с Крючковым. Ведь свой первый и последний офицерский чин тот получил не за что-нибудь, а за бои с красными во время восстания в родной станице Шолохова — Вешенской.