Ложь в твоем поцелуе - Ким Нина Окер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я ни на секунду не отвожу от него взгляда. Пока вокруг нас бушует хаос, я, сцепив зубы, наблюдаю, как Элия умирает. Я осознаю момент, когда он делает последний вздох, чувствую, как его грудь вздымается и опадает в последний раз. Чувствую последний удар сердца.
Когда жизни в Элии больше не остается, я вскакиваю, словно обжегшись. По моему лицу по-прежнему текут слезы, и я не могу их остановить. Я падаю рядом с мамой и подтягиваю ее голову к себе на колени. Ее тело теплое, но воздух больше не проникает в ее легкие. Она мертва. И со мной нет Анатолия, который мог бы вернуть ее к жизни.
– Мне так жаль, – всхлипываю я, прижимая маму к себе. – Мне так жаль, мама, что я не уследила. Мне нужно было быть быстрее, я должна была… Мама, пожалуйста.
Рядом со мной что-то взрывается, и я вздрагиваю. Нехотя поднимаю взгляд и замечаю группу повстанцев, спешащих ко мне.
Не раздумывая, я вскакиваю и иду им навстречу. Первый откатывается назад, когда мой кулак с полной силой ударяет его по лицу, второй падает на землю, когда мое колено врезается ему между ног. Остальные хватают руки в ноги и убегают. Бросив последний взгляд на маму, я несусь следом за ними. Они заплатят за это. Они все заплатят. Им придется заплатить за то, что они ворвались в мой дом и убили мою маму.
Когда я пробегаю через широкие створчатые двери и добираюсь до заднего двора, то, запнувшись, замираю на месте. Озираюсь и едва не забываю, как дышать. Сотни людей, сражающихся друг с другом. Это там, внутри, – битва, но здесь, снаружи, – настоящая война. Сила, которую я отобрала у Элии, разливается по моему телу, и я ношусь среди сражающихся, пока не нахожу своего деда. У него рваная рана на лбу, челюсть в одном месте опухла. Я никогда не видела его таким израненным.
Когда дедушка обнаруживает меня в толпе, то тут же спешит ко мне. Его лицо серьезно и сосредоточенно.
– Где ты была? – рявкает он, с силой хватая меня за руку чуть пониже плеча.
Я всхлипываю, стараясь взять себя в руки и подавить тошноту.
– Они убили маму.
– Что? – кричит он. Хватка вокруг моей руки теперь такая сильная, что мне больно.
– Один из повстанцев, – задыхаясь, объясняю я. Мой голос дрожит. – Я убила его.
– Мы должны…
Его голос заглушает грохот, доносящийся из недр дома. Дед поднимает голову, и я вижу в его взгляде беспомощность. И в этот момент понимаю, что он так же бессилен, как и моя мама. Он – Мастер Зимнего Дома, но я уверена, что деду никогда в жизни не приходилось сражаться по-настоящему. Заниматься политикой, принимать решения, устраивать балы – вот в этом он разбирается хорошо. Но вести войну – совсем другое дело.
Внезапно дед замирает. Лицо его становится мертвенно-бледным, глаза расширяются, когда он замечает что-то или кого-то в толпе.
С колотящимся сердцем я оборачиваюсь. Я боюсь того, что увижу там. Моя рубашка разорвана на плече, по руке стекает что-то теплое, но боли я не чувствую. Я словно оглушена. Хуже быть уже не может.
Зря я так думала. Проследив за взглядом деда, я обнаруживаю его. Джозеф, стоя среди сражающихся людей, холодно и оценивающе смотрит на моего дедушку.
Вот только мое сердце останавливается на долю секунды вовсе не из-за моего отца. Не он заставляет меня почувствовать, будто земля уходит у меня из-под ног.
Не он, а юноша, который стоит рядом с ним.
Кево.
На автомате сжимаю руки в кулаки и встречаю его взгляд. Даже на таком расстоянии я могу прочесть все чувства в его глазах, но ни одно из них не трогает моего сердца. Я закрыла его толстой стеной в тот самый момент, когда умерла моя мама. Его и так ранили слишком часто.
Я чувствую, как Кево пытается проникнуть в мою голову и заговорить со мной, но на этот раз мне удается отгородиться от него.
Я смотрю на него, и мои глаза превращаются в две узенькие щелочки.
Мы с Кево стоим по разные стороны. Он сделал свой выбор, а значит, решил и за меня.
КОНЕЦ
