Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека - Николай Зенькович

Однако Эгон Кренц, пришедший на смену Хонеккеру и провозгласивший политику «поворота», смог продержаться у власти лишь чуть больше месяца. Третьего декабря 1989 года он объявил об отставке всего состава ЦК.

Для Кремля это было громом среди ясного неба. Выбор преемника Хонеккера представлялся безупречным. Э. Кренц был молод, красив, обладал обаятельной улыбкой, умел по-горбачевски вести диалог на улицах. Словом, прямая противоположность угрюмому предшественнику.

Речистого, и в этом похожего на кремлевского патрона, нового главного партайгеноссе привезли в Москву за ярлыком на княжение. Это произошло 1 ноября. Горбачев встретил Кренца объятиями. Советскому президенту казалось, что, получив нового руководителя, немцы успокоятся.

Не тут-то было! Через несколько дней после возвращения Кренца из Москвы рухнула Берлинская стена. Обмениваясь комплиментами в Кремле, Горбачев и Кренц не произнесли ни слова о вероятности такого развития событий. В стенограмме встречи нет даже намека на это.

Представительство КГБ СССР в Берлине узнало об открытии границы вечером из программы телевидения. Реакция Москвы была истерично-невротической. Весть о падении Берлинской стены застала врасплох руководство разведывательной службы, не говоря уже о высшем политическом руководстве страны.

Насколько Кремль был далек от реальности, свидетельствует и этот невероятный факт. Во время беседы с новым руководителем ГДР Г. Гизи второго февраля 1990 года Горбачев заявил о своей уверенности в том, что большинство жителей ГДР являются сторонниками социалистического выбора.

По мнению многих германистов, высшее советское руководство с трудом воспринимало происходящее в ГДР. Никаких конкретных мер по стабилизации обстановки Кремль предложить не мог, поскольку никто не имел в этих вопросах сколько-нибудь четкой линии. Все оглядывались на первое лицо в государстве, от которого привыкли получать указания, а он все еще не верил в серьезность происходящего, полагаясь на традиционную мощь военных и политических позиций СССР в этом районе Европы.

Или все же предвидел, как иногда пишут, да еще якобы «с самого начала перестройки»?

— Москва не хотела терять ГДР, — считает бывший советский посол в Бонне Ю. А. Квицинский, — а в 1989 году действовала под давлением событий, которые для Кремля оказались в принципе совершенно неожиданными…

Эту точку зрения разделяют многие видные дипломаты, разведчики, военные. В подтверждение приводят хронику уступок. Будучи выстроенными в один ряд, они действительно высвечивают странную картину.

Январь 1990 года. Встреча Горбачева с Колем в Москве. Окрыленный канцлер уезжает в Бонн, где заявляет, что объединению Германии «дан зеленый свет». Только сейчас стало известно, что на переговорах советская сторона не расшифровывала условия объединения, а как заведенная талдычила абстрактную формулу — учет интересов безопасности других государств. Что имелось в виду под этой расплывчатой фразой, неизвестно. Духу не хватило заявить о том, что вхождение объединенной Германии в НАТО было бы несовместимо с интересами безопасности Советского Союза?

Февраль 1990 года. Встреча Буша и Коля. Заокеанский президент и европейский канцлер принимают решение о полноформатном вхождении объединенной Германии в НАТО. Позиция СССР, судя по всему, их уже не интересует. Напомним, что как раз в эти февральские дни генсек КПСС убеждает новоиспеченного берлинского коллегу Гизи в верности большинства жителей Восточной Германии социалистическому выбору.

Март 1990 года. Советский МИД выступает с заявлением, где наконец-то излагает позицию руководства страны по вопросу объединения Германии. Декларируется, что для СССР неприемлемо включение будущей Германии в Североатлантический блок.

Неужели Москва проявила характер? Как бы не так!

Июль 1990 года. Визит Коля в Москву. Советская сторона официально снимает возражения против вхождения объединенной Германии в НАТО. Почему после бесконечных компромиссов, лавирования, наконец, импровизаций о возможном вхождении Германии сразу в оба блока — в НАТО и Варшавский Договор — подняли лапки кверху, словно ощипанные гуси, которых когда-то готовил к обеду ставропольский мальчишка для чужеземных солдат?

Нет ничего тайного, что не стало бы со временем явным. Нетленна библейская мудрость!

Приоткрылся краешек еще одного покрывала. Оказывается, в июне того памятного 1990 года Горбачев посетил США. Сидя за чашкой кофе с Бушем, Михаил Сергеевич как бы между прочим заявил, что он согласится признать членство объединенной Германии в НАТО, если этого пожелает немецкий народ.

Буш от неожиданности едва не выронил из рук свою чашку. Изумленно взглянул гостю в глаза:

— Я хотел бы услышать это еще раз. Вы сказали, что не имеете ничего против, если Германия захочет быть в НАТО?

Горбачев повторил:

— Если они захотят быть в Варшавском Договоре, очень хорошо. Если они захотят в НАТО, тоже очень хорошо.

Буш не поверил услышанному и попросил Горбачева еще раз повторить сказанное. Горбачев сделал это. Буш и его сотрудники были потрясены.

Такая вот иллюстрация к вопросу о том, как принимались судьбоносные для нашей страны и всего мира решения в эпоху нового мышления. Ни в Политбюро ЦК КПСС, ни на съезде народных депутатов СССР этот вопрос не обсуждался и проект его решения не рассматривался. Естественно, не согласовывался он и с тогдашними союзниками СССР.

Для сравнения: письмо ленинградской преподавательницы Нины Андреевой, опубликованное в газете «Советская Россия», обсуждалось в Политбюро двое суток с утра до вечера без перерыва.

«Ополовиненный» народ

Так кто же решил судьбу ГДР? Горбачев с Рейганом, Бушем и Колем? Хонеккер с Кренцем? Некие тайные силы, на которые многозначительно намекают, но вслух не называют?

Строя всевозможные догадки, как всегда, забывают о главном действующем лице истории — народе.

Его искусственно разделили надвое, пустив в ход концепцию «два государства — две нации». По мнению Г. Шахназарова, ошибочность этой концепции очевидна — ведь у каждого второго немца из ГДР были кровные родственники в ФРГ, в том числе и у самого Хонеккера. Многие чуть ли не ежедневно общались по телефону, ездили друг к другу в гости. Разумеется, они не могли принять всерьез утверждения, что их родители, сестры, братья принадлежат к другой нации.

Завышенная оценка устойчивости социалистического строя в ГДР была, наверное, одной из причин столь неожиданного для Кремля поворота событий. Прежний образ жизни не успел окончательно выветриться из памяти восточных немцев, более того, он был у них буквально под боком.

Вот почему первой пала Берлинская стена, возведенная почти тридцать лет назад и разделившая надвое город, нацию, Европу, мир.

За годы существования стены здесь погибли от пуль пограничников и самострельных установок, а также подорвались на минах около 250 человек. Общее число погибших на бывшей германо-германской границе составило 825 человек.

Последний лидер ГДР Эгон Кренц вместе с пятью бывшими членами Политбюро правившей СЕПГ предстали перед германским судом 13 ноября 1995 года по обвинению в гибели людей на бывшей германо-германской границе и у Берлинской стены.

По имеющимся сведениям, Э. Кренц обращался к Б. Ельцину с просьбой использовать влияние России, чтобы остановить преследование граждан ГДР, осуществлявших в послевоенной Германии политику, которую ГДР проводила как надежный партнер Москвы.

Однако Кремль на это обращение не отреагировал.

В 1999 году Э. Кренц был приговорен к тюремному заключению.

Глава 24

ФОРОССКИЙ УЛЬТИМАТУМ

Часы показывали 16.32, когда ворота объекта «Заря» распахнулись, впустив пять сверкающих лаком черных «Волг».

Охрана беспрепятственно пропустила незаявленный предварительно кортеж, потому что при подъезде к посту из головного автомобиля вышло начальство — руководитель Службы охраны КГБ СССР генерал-лейтенант Юрий Плеханов, его заместитель генерал-майор Вячеслав Генералов и начальник крымской «девятки» полковник Лев Толстой.

Приехавшие на других машинах — секретарь ЦК КПСС Олег Шенин, заместитель председателя Совета обороны страны Олег Бакланов, заместитель министра обороны Валентин Варенников и руководитель аппарата Президента СССР Валерий Болдин — в сопровождении Плеханова направились к дому Горбачева.

О событиях того воскресного дня 18 августа 1991 года писано-переписано. В основном теми, кого и близко от Фороса не было. Что же в действительности там произошло? Об этом знают лишь пятеро, участвовавших в беседе. Увы, все они свидетельствуют по-разному.