Тайны ушедшего века. Власть. Распри. Подоплека - Николай Зенькович

Что происходило в кабинете. Версия Горбачевых

Наверное, вряд ли это был самый подходящий момент для беседы. «Четверка» прибыла не в самое удобное для президента время.

— Выглядел он болезненно, передвигался с трудом, — вспоминает Болдин, — на лице, багровом не столько от загара, сколько, видимо, от повышенного давления, выражалось чувство боли и недовольства. Он быстро со всеми поздоровался за руку и с гневом спросил, ни к кому не обращаясь: «Что случилось? Почему без предупреждения? Почему не работают телефоны?» — «Надо, Михаил Сергеевич, обсудить ряд вопросов». — «Каких вопросов?».

Все это говорилось на ходу, по пути в кабинет. Место, где Горбачев принимал посланцев, тоже не располагало к спокойному, дружелюбному обмену мнениями. По словам Болдина, кабинет был небольшой и крайне неудобный. Маленький стол с окном за спиной сидящего, чуть правее другое окно. Напротив у стены всего два стула. Горбачев сел в кресло за столом, Шенин и Варенников — на стулья. Болдин и Бакланов разместились на подоконниках. Никаких условий для основательной беседы.

— Мы приехали, чтобы обсудить ряд вопросов о положении в стране, — начал Шенин.

Однако Горбачев сразу же прервал его:

— Кого вы представляете, от чьего имени говорите?

В кабинете было пятеро. Каждый из них — кто на допросах, кто в мемуарах или в интервью — неоднократно возвращался к этой получасовой беседе. И каждый — в своем изложении. Как было на самом деле, наверное, мы не узнаем никогда — беседа велась без стенографистки и не записывалась на магнитную ленту. Память же, как известно, вещь ненадежная, несовершенная. К тому же не следует сбрасывать со счетов и взвинченное состояние собеседников. Прилетевшие из Москвы, как известно, дипломатическими способностями не блистали, что с огорчением было отмечено в Кремле, куда визитеры позвонили из самолета по пути домой. По словам Павлова, на вечернем заседании в Кремле в воскресенье председатель КГБ обронил фразу: «Они к нему не могли как-то подойти».

Гневно-раздражительный тон президента, его вопросы были неожиданными. Такая реакция не предусматривалась при обсуждении темы разговора. По рассказу Болдина, они рассчитывали на взаимозаинтересованное обсуждение вопроса, в духе аналогичных встреч в прошлом, когда Горбачеву докладывалось о готовности введения чрезвычайного положения в стране. И вот теперь с самого начала разговор не складывался.

Однако вернемся к этой встрече в интерпретации Горбачевых. На вопрос Михаила Сергеевича, кто они такие, последовал ответ: они по поручению комитета, созданного в связи с чрезвычайной ситуацией. Термин «государственный» не упоминался.

«Я задал вопрос о том, кто такой комитет создал — Верховный Совет, Президиум? — показывал допрошенный в качестве свидетеля Горбачев. — Чего вы хотите? Последовали не совсем вразумительные ответы. Тогда я спросил о составе комитета, кто в него входит. Мне назвали семь человек и Лукьянова тоже назвали… Документы мне не предъявлялись. Все устно шел разговор. Чувствовали они себя неуютно. Я для себя определился — это же предатели, близкие мне по партии и государству люди. Разговор с моей стороны с ними был жесткий, эмоциональный…».

Далее Горбачев рассказал следователям о содержании разговора, предъявленных ему требованиях. По его словам, ему предложили издать указ о введении чрезвычайного положения и формировании комитета по чрезвычайному положению.

Когда он отказался сделать это, по его словам, последовало требование передать президентские полномочия вице-президенту Янаеву, а самому удалиться от дел, подлечиться. Бакланов заявил ему, что подписания Союзного договора не будет. С его слов Горбачев понял, что Ельцин будет арестован.

Горбачев попытался их убедить, что затеянное ими — авантюра, безумие, может вызвать за собой кровь. Бакланов на это заявил: «Михаил Сергеевич, да от вас ничего и не требуется. Побудьте здесь, а мы за вас сделаем всю грязную работу, а затем вы вернетесь…». Шенин сказал: «Вы же видите, разваливается Союз, все потеряли — катастрофа, скоро народ выйдет». В том же ключе высказывались и другие.

Ситуацию он знал не хуже их, но такой выход из кризиса для него был неприемлем, и он с ним не согласился. В разговоре он сказал им, что если они не разделяют подход, которого придерживается он (решение всех вопросов законным, конституционным путем), то необходимо созвать Верховный Совет или Съезд. Поддержит их Съезд — тогда можно будет принимать такие меры, но нельзя пускаться в авантюры.

Прибывших такое решение вопроса не удовлетворило. Варенников потребовал от него подать в отставку, а затем начал кричать. Горбачев вынужден был его одернуть. Разговор шел нервный, напряженный. Когда прибывшие поняли, что задуманное ими не проходит, стали прощаться. Он же в конце заявил им, чтобы они немедленно доложили его точку зрения тем, кто их направил.

По мнению Горбачева, основную роль в группе играл Бакланов, который назвал себя в числе членов комитета. Другие визитеры не были им названы. Наиболее активно Бакланова поддерживал Варенников.

В тридцать первом томе уголовного дела есть свидетельские показания Р. М. Горбачевой. Они также проливают свет на то, что происходило в маленьком, неудобном кабинетике форосского замка.

Понимая, что все очень серьезно (у Раисы Максимовны даже возникла мысль, что Михаила Сергеевича сейчас арестуют), она позвала своих детей — Иру и Анатолия, и они пошли к кабинету, чтобы видеть все самим.

«Первым (после переговоров) шел Варенников… Он вышел, на нас не обратил внимания. Пошел вниз по лестнице со второго этажа. Вторым шел Болдин… Ко мне подошли Бакланов и Шенин. Получилось так, что они подошли вместе и сказали: «Здравствуйте». Бакланов протянул мне руку, Шенин тоже сделал попытку, но я на их «здравствуйте» не ответила, руки им не подала и не встала. Понимая, что происходит что-то страшное, я сразу задала вопрос: «Зачем вы приехали? Что происходит?». Потом я еще сказала: «С добром ли вы приехали?». И тогда Бакланов мне ответил, я хорошо запомнила его фразу: «Вынужденные обстоятельства». Потом они повернулись и ушли.

Через некоторое время (после ухода делегации) из кабинета вышел Михаил Сергеевич. В руках у него был вырванный из блокнота листок, который он мне подал. При этом он мне сказал, что создан ГКЧП и вот список его участников. Таким образом, все, что предполагал Михаил Сергеевич, то и случилось — самое худшее. Произошел переворот, создан ГКЧП. Они назвали Михаилу Сергеевичу, кто вошел в его состав… Фамилия Пуго была с ошибкой — «Буго». Чья-то фамилия не была дописана до конца. А фамилия Лукьянов была записана с маленькой буквы. Лукьянов шел под седьмым номером. И рядом вопросительный знак…

…Потом Михаил Сергеевич стал рассказывать, что они ему говорили, что требовали, какую позицию он занял. Когда Михаил Сергеевич рассказывал, то он с негодованием отметил бесцеремонность и наглость их поведения. Помимо того, что они предъявили ему ультиматум, так они еще вели себя бесцеремонно и нагло…».

Что происходило в кабинете. Версия визитеров

В тот же день, 18 августа, в 21 час 20 минут на подмосковный аэродром «Чкаловский» приземлился самолет министра обороны Язова, на котором визитеры летали к Горбачеву в Форос. Бакланов, Шенин, Болдин и Плеханов через сорок минут были уже в Кремле, в кабинете Павлова.

В пятьдесят четвертом томе уголовного дела изложены показания председателя Кабинета Министров СССР о докладах прибывших из Фороса после разговора с Горбачевым. Когда они появились у Павлова, находившийся там Янаев спросил: «Ну, с чем прилетели?».

Рассказ визитеров был краткий, в основном докладывали Бакланов и Шенин, а остальные в той или иной мере дополняли их. По словам Павлова, описания того, что происходило в Форосе, они не услышали. Было сказано, что беседы с президентом Горбачевым не получилось. Больше часа их к нему не пускали, так как у него находились врачи. (По версии Горбачевых, Михаил Сергеевич в это время держал семейный совет с участием дочери и зятя. — Н. З.) По мнению прибывших, в том состоянии, в котором он находился в момент этой встречи, Горбачев оценить создавшееся положение и принять ответственное решение в полной мере не мог. Визитеры сказали, что документов он пока никаких не подписал, но высказана была уверенность, что сможет сделать это в последующем, а сейчас самим надо принимать решение. При всех условиях страна должна жить, оставлять ее без управления нельзя.

Том 21 уголовного дела. Бакланов о встрече с Горбачевым:

— Мы пришли к Павлову, там были Янаев, Крючков, Язов, другие лица… Были вопросы о том, как нас встретил президент. Мы доложили. Каждый высказал свои впечатления… Я сказал, что Михаил Сергеевич принял нас с задержкой, минут через 50 или чуть больше часа после нашего приезда. Объяснял он это тем, что неважно себя чувствует и был занят тем, что приводил себя в порядок. Он в это время был в корсете, у него блокада, связанная с радикулитом, но он, понимая, что обстановка вынудила нас приехать так неожиданно, принял нас. Он попросил меня объяснить, что случилось. Я сказал, что мы приехали по делу очень неотложному, что ситуация в стране напряженная и мы считали своим долгом приехать как друзья, как соратники и объяснить ему, что нужно принимать срочные меры. Я охарактеризовал ту часть, которую знаю лучше — это состояние дел в промышленности, и приводил данные, которые подтверждали тяжелую ситуацию. Разговор протекал в спокойных тонах. Каждый высказывал свою точку зрения. Варенников доложил ситуацию в армии, Шенин — информацию о положении дел в партии… С другой стороны, мы высказывали сомнения, что Союзный договор, подписание которого намечалось на 20 число, по мнения многих депутатов, приводил к расформированию СССР, а это не соответствовало результатам проведенного весной референдума…