Атлант расправил плечи. Книга 1 - Айн Рэнд
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А вы случайно не знаете, над чем он экспериментировал?
— Я мало что смыслю в технике.
— Были ли вы знакомы с его коллегами по профессии или сослуживцами, которые могли бы быть в курсе его исследований?
— Нет. Когда он работал в «Твентис сенчури мотор», он был занят допоздна, и времени у него почти не оставалось, а что оставалось, мы проводили вместе. Мы не участвовали в светской жизни. И он никогда не приглашал к себе своих сослуживцев.
— Работая в «Твентис сенчури мотор», он никогда не упоминал о созданном им двигателе, совершенно новом типе двигателя, который мог произвести настоящую революцию в промышленности?
— Двигатель? Да. Да, он несколько раз говорил о нем. Он сказал, что это открытие неоценимой важности. Но создал его не он, а его молодой помощник. Она заметила выражение лица Дэгни и медленно проговорила, без всякого упрека, скорее в печальном изумлении: — Понимаю.
— Ох, простите, — спохватилась Дэгни, осознав, что позволила своим чувствам отразиться на лице, и ее улыбка была столь же откровенна, как крик облегчения.
— Все совершенно правильно. Я понимаю. Вас интересует изобретатель этого двигателя. Не знаю, жив ли он еще, по крайней мере у меня нет оснований предполагать худшее.
— Я отдала бы половину своей жизни, чтобы узнать, кто он… и найти его. Вот насколько это важно, миссис Хастингс. Кто он?
— Я не знаю. Мне неизвестно ни его имя, ни что-то о его жизни. Я никогда не была знакома ни с одним подчиненным моего мужа. Он только сказал мне, что у него работает молодой инженер, который однажды потрясет весь мир. Мужа ничто не интересовало в людях, кроме их способностей. Я думаю, что этот молодой человек был единственным, кого он когда-либо любил. Он этого не говорил, но я это видела по тому, как он говорил о своем молодом помощнике. Я вспоминаю — это было в тот день, когда он сообщил мне, что двигатель готов, — как звучал его голос, когда он произнес: «А ему только двадцать шесть!» Это было примерно за месяц до смерти Джеда Старнса. Больше он никогда не упоминал ни о двигателе, ни о молодом помощнике.
— Вы не знаете, что случилось с этим молодым инженером?
— Нет.
— Вы не предполагаете, как можно его найти?
— Нет.
— У вас нет ни ключа, ни нити, чтобы помочь мне узнать его имя?
— Ничего. Скажите, что, этот двигатель действительно чрезвычайно ценен?
— Даже более ценен, чем вы можете вообразить.
— Это странно, потому что, видите ли, я об этом однажды думала. Это было через несколько лет после того, как мы уехали из Висконсина. Я тогда спросила мужа, что случилось с тем изобретением, которое он считал таким великим. Что с ним сделали? Он как-то странно взглянул на меня и ответил: «Ничего».
— Почему?
— Он не хотел мне этого говорить.
— Можете ли вы припомнить хоть кого-то из тех, кто работал в «Твентис сенчури мотор»? Кого-нибудь из его друзей?
— Нет. Я… Погодите! Погодите, кажется, я могу предложить вам ниточку. Я могу сказать, где вы можете найти одного из его друзей. Правда, я даже не помню его имени, но знаю адрес. Это странная история. Мне лучше рассказать вам, как все это произошло. Однажды вечером — через два года после нашего переезда сюда — мой муж уходил из дома, а мне вечером нужен был наш автомобиль, поэтому он попросил меня встретить его после обеда в ресторане на железнодорожной станции. Он не сказал мне, с кем будет там обедать. Когда я подъехала к станции, то увидела его стоящим на улице у ресторана и беседующим с двумя мужчинами. Один из них был молод и высок, второй был пожилой и выглядел очень представительно. Я и сейчас узнала бы этих мужчин при встрече, такие лица трудно забыть. Муж заметил меня и распрощался с ними. Они направились к железнодорожной платформе, скоро ожидался поезд. Муж указал на молодого человека и сказал: «Видишь его? Это мальчик, о котором я тебе рассказывал». — «Тот, что делает великолепные двигатели?» — «Да, тот».
— И больше он ничего не прибавил?
— Ничего. Это случилось девять лет назад. В прошлом году, весной, я отправилась навестить своего брата, который живет в Шайенне. Однажды днем мы всей семьей отправились на длительную прогулку. Мы забрались в дикую глушь, высоко в Скалистых горах, и остановились пообедать в придорожном кафе. За стойкой стоял представительный седой мужчина. Я все смотрела на него, пока он готовил для нас сандвичи и кофе, потому что была уверена, что где-то видела его лицо раньше, но не могла вспомнить где. Мы поехали назад, и, когда отъехали на несколько миль от кафе, я вспомнила. Вам стоит туда съездить. Это дорога номер восемьдесят шесть в горах на запад от Шайенна, недалеко от маленького промышленного поселка возле меднолитейного завода Леннокса. Может показаться странным, но я уверена: повар этого кафе — как раз тот человек, которого я видела на железнодорожной станции с молодым идолом моего мужа.
* * *Кафе стояло на вершине длинного тяжелого подъема. Его стеклянные стены бросали свой отблеск на поросшие соснами скалы, ломаными линиями ниспадавшие в сторону заходящего солнца. Внизу было уже темно, но вокруг кафе все еще разливался ровный, теплый свет. Как остаются маленькие озерца морской воды за отливом.
Дэгни сидела в конце стойки и ела гамбургер. Это был самым лучшим образом приготовленный гамбургер из всего, что она где-нибудь пробовала, — продукт из простых составляющих и необычного мастерства. Двое рабочих заканчивали свой ужин, и она ожидала, когда они уйдут.
Она изучала стоявшего за стойкой мужчину. Он был высок и строен, вид у него был значительный, напоминавший о многих поколениях людей, живших в замках или занимавших высокие посты в банках. Но его отличало то, что он заставлял все вокруг себя выглядеть значительным. Хотя он всего лишь стоял за стойкой кафе. Белая поварская куртка сидела на нем как фрак. В его манере работать чувствовался мастер высокого класса; движения его были плавны, разумно экономны. У него было худощавое лицо и седые волосы, тон которых гармонировал с холодной голубизной глаз; и несмотря на вежливо-отстраненное выражение лица, в нем сквозил отблеск веселой усмешки, но настолько слабый, что тотчас исчезал, как только кто-то пытался вглядеться, чтобы различить его.
Рабочие закончили еду, расплатились и вышли, каждый из них оставил десять центов чаевых. Дэгни наблюдала, как мужчина убрал их тарелки, сунул в карман своей белой куртки десятицентовые монеты, вытер стойку и все это с необыкновенной точностью и быстротой. Затем он повернулся и взглянул на нее. Взгляд его ничего не выражал, даже намерения завязать разговор, но она была уверена, что он уже давно отметил ее нью-йоркский костюм, туфли-лодочки на высоком каблуке, ее вид женщины, которая не теряет времени даром; его холодные, проницательные глаза, казалось, говорили ей, что он понимает, что она не местная жительница, и ждет, когда она раскроет свои намерения.
— Как идут дела? — спросила она.
— Отвратительно. На следующей неделе хотят закрыть медеплавильный завод Леннокса, а значит, и мне пора закрываться и двигать отсюда. — Его голос звучал четко, безлично-обходительно.
— И куда?
— Еще не решил.
— А чем бы вам хотелось заняться?
— Не знаю. Я подумываю открыть гараж, если найду где-нибудь подходящее место.
— О нет! Вы слишком хорошо все здесь делаете, чтобы менять работу. Вы не должны хотеть стать кем-то кроме повара.
Странная тонкая улыбка тронула его губы.
— Нет? — вежливо спросил он.
— Нет! А как бы вам понравилась работа в Нью-Йорке? Он изумленно взглянул на нее.
— Я вполне серьезно. Я могу дать вам работу на большой железной дороге — заведовать отделом вагонов-ресторанов.
— Могу ли я спросить, чему этим обязан?
Она подняла гамбургер в белой бумажной салфетке:
— Вот одна из причин.
— Благодарю вас. А каковы следующие?
— Я полагаю, вы не жили в больших городах, иначе вы знали бы, до чего жутко трудно найти компетентного человека для какой-либо работы.
— Я немного слышал об этом.
— Так что ж? Как насчет моего предложения? Нужна ли вам работа в Нью-Йорке за десять тысяч долларов в год?
— Нет.
Радость от того, что она нашла мастера своего дела и способна вознаградить его за мастерство, завела ее слишком далеко. Дэгни, пораженная, молча смотрела на него.
— Мне кажется, вы меня не поняли, — наконец произнесла она.
— Вполне понял.
— И вы отказываетесь от такой возможности?
— Да.
— Но почему?
— По причинам личного характера.
— Зачем вам работать вот так здесь, если вы можете получить работу получше?
— Я не гонюсь за работой получше.
— Вы что, не хотите подняться вверх и делать деньги?
— Нет. Но почему вы настаиваете?