Время надежд (Книга 1) - Игорь Русый

- А дисциплина? - повысил голос Звягин. - У одного это, у другого то!

- Так ушел же Митька, - вздохнул Егорыч. - Чего ж? Поди, сейчас тревожится, как она здесь.

- Я не могу отменять приказы. Если приказы отменять, то вообще дисциплины не будет.

Крошка глядел на Звягина с добродушной снисходительностью, точно взрослый на юношу, который усвоил верное правило и не хочет знать, что в жизни у любого правила есть исключения. Но и сам Крошка не мог понять, что именно его снисходительность больше всего теперь раздражает Звягина.

- И сами обабимся! - возмущенно добавил Звягин.

- Ты прав, Коля, - улыбнулся ему Крошка. - Надо воевать. Для того и остались. Теперь мы знаем ближайшие гарнизоны, расположение складов, охрану. И своих людей: кто на что годится. - Он вынул из планшета карту. Удары будем наносить по дальним объектам, километров за тридцать или пятьдесят, чтобы эту базу До весны не нашли. Как думаете, Кузьма Егорыч?

- Всякое дело надо делать по-хозяйски, - согласился Егорыч.

У входа землянки послышались голоса:

- Осади, говорю! Куда лезете?

- Ты что, Игнат? Видишь? Срочное дело.

- А кто они такие?

- Поймали, не видишь? Командир здесь?

- Здесь.

В землянку протиснулся Митька с возбужденным лицом, измокший до нитки. Волосы его прилипли ко лбу, щеки запачканы грязью.

- Четверых привели, - торопливо и как-то захлебываясь словами, доложил он. - В лесу наткнулись.

Один будто немой. Я его раскусил сразу. Чего-нибудь говорю, а у него губы дергаются, тоже сказать хочет.

Прикидывается немым. И другой здоровый, как бугай.

Этот полудурка строит.

- Веди сюда их, - приказал Крошка.

- Счас, - кивнул Митька так, что полетели брызги от его мокрых волос. Затем он кивнул еще раз, уже менее решительно, и, пятясь, выскользнул наружу.

Крошка переглянулся с Егорычем и Звягиным.

Странным было не то, что партизаны встретили каких-то людей, а это возбуждение Митьки, никогда раньше не оставлявшего шутливого тона.

В землянку один за другим спустились четверо: первый с непомерно широким туловищем, бычьей шеей, остриженный по-солдатски наголо, в солдатских ботинках и брюках, но в армяке, лопнувшем на плечах, и в грязной украинской рубахе с вышивкой на груди; другой был в немецкой солдатской форме, поверх которой надета русская командирская шинель, суховатый, с узким лицом, сединой на висках и настороженным взглядом запавших серых глаз; третьим был подполковник медицинской службы в хромовых, испачканных грязью сапогах, подтянутый, с очень бледным лицом, и четвертый - пожилой смуглый лейтенант с петлицами сапера, обросший бородой, в каске и телогрейке.

А следом уже Митька и еще один партизан внесли отобранные у них четыре немецких автомата, гранаты и ручной пулемет.

- Целый арсенал имели, - сказал Митька.

В землянке сразу стало тесно, и все молчали, разглядывая друг друга. Внимание Звягина почему-то больше привлек человек в немецкой форме что-то нерусское было в его лице. Здоровяк с бычьей шеей оглядел Крошку.

- Не будем играть в прятки, - сказал он хриплым, низким голосом. - Я майор Кузькин из десантной бригады. А это мои товарищи: военврач Терехин, инженерлейтенант Рахимов и Карл Гот.

Он повернулся к человеку в немецкой солдатской форме, а тот закивал головой:

- Ano, ano...[Да, да... (чешек.)] Rotfront!

- Немец! - ахнул Митька, вытягивая шею. - Он же немец. А прикидывался немым.

- Угадал, - засмеялся Кузькин. - Это чех. Механик. Вот что, братцы, принимайте нас в отряд.

Лицо Крошки оставалось невозмутимым, и только длительное молчание выдавало его растерянность.

- Как же понять? - нарушил это молчание Звягин. - Вы сказали, что из десантной бригады.

- Тут уж хочешь верь, хочешь не верь, - усмехнулся Кузькин. Документов нет. А история вот какая...

Он рассказал, как попал в плен и как переоделся в солдатскую форму. Его заставили колоть дрова, носить воду, а когда немецкий ефрейтор приказал вычистить сапоги, этого майор не выдержал и свернул ефрейтору челюсть. Майора увезли в какую-то деревню около аэродрома и заперли в сарай. Там уже находились военврач и сапер. Ночью дверь сарая открылась. Солдат кивком приказал им выходить. Он повел их к лесу.

Вокруг никого не было, и Кузькин шепотом договорился кинуться на этого солдата: если успеет из автомата застрелить двоих, то хоть один спасется. Но солдат вдруг отдал Кузькину автомат. Затем вместе уже двинулись к фронту. А здесь, в лесу, наткнулись на партизан.

- Кто же кого забрал в плен? - поинтересовался Егорыч.

Митька виновато шмыгнул носом и отвел глаза в сторону.

- Он у вас дипломат, - засмеялся Кузькин. - Так берешь в отряд, лейтенант? Мы не с пустыми руками.

Засады устраивали, вооружились. И еще... В одном месте - там, должно, бой шел - винтовок тридцать собрали и два пулемета.

- Далеко? - спросил Крошка.

- Километров двадцать, - ответил сапер.

В землянку торопливо вбежала Дарья и, увидев незнакомых людей, остановилась. Но тут же всплеснула руками:

- Мить! Да чего ж ты? Иди скорей.

- Куда? - удивился Митька.

- Стоишь тут, а жена родила!

- А-а? - Митька с шумом втянул воздух, щеки его побелели.

- Да иди ж! Чего стоишь? От беда с вами! Паралик, что ли, тебя разбил?

- А-а? - повторил Митька, точно забыв другие слова и глядя уже на Крошку.

- Беги, - усмехнулся лейтенант.

Митька, будто слепой, ткнувшись грудью о косяк, выскочил из землянки.

- Мальчонку родила, - объявила Дарья. - Здоровенького! А мы-то боялись.

Она засмеялась и ушла.

- Was ist los? [Что случилось? (нем.)] - спросил Карл Гот.

Военврач по-немецки что-то сказал ему.

- О-о! - глаза чеха изумленно расширились.

XII

Ранние сумерки застали Андрея возле придорожного села. Он прошагал километров двадцать, и отвыкшие за три недели от ходьбы ноги будто налились чугунной тяжестью. Над полями стояла тишина. Хлеба давно здесь убрали, настала пора бабьего лета. В селе курились из дворовых печек белесые, кизячные дымки, за околицей две женщины пахали на коровах огород. У завалинки крайней хатки сидел дед в казачьей фуражке с поломанным козырьком, обутый в растоптанные валенки. Он из-под ладони глядел на военного, свернувшего к селу с дороги, очевидно стараясь угадать, не сельчанин ли какой идет на побывку? Левая ноздря у него была вырвана, и оттуда торчал пучок седых волос.

- Здравствуйте, дедушка, - сказал Андрей. - Переночевать можно?

- А ты откель идешь? - подозрительно спросил Дед.

- От Воронежа.

- Это что... на побывку аль как?

- Из госпиталя возвращаюсь.

- Фронтовик, стал быть, - уточнил дед. - Ну и ты здравствуй. Ранило не тяжко?

- Три недели отлежал.