Катрин. Книга третья - Жюльетта Бенцони

— Ты не веришь мне?

— Я этого не говорил! Но мне надо все обдумать! А для этого я должен остаться один.

Катрин, выпрямившись, гордо вскинула голову. Вот во что превратилась их близость! Куда же исчезло то чудесное, полное доверие друг к другу, связавшее их навсегда? В эту минуту между ними лежала пропасть, и глубины ее Катрин определить не могла, но предчувствовала, что преодолеть ее не удастся. Он говорил с ней, как с чужим человеком, он желал обдумать «все это»— иными словами, попытку убить жену и сына, тогда как должен был бы покарать за преступление немедленно и жестоко! Глухое раздражение поднялось в душе молодой женщины, но она решила ничем не показывать его.

— Что же ты собираешься делать с этой девкой?

— И об этом я должен поразмыслить!

— Ты должен поразмыслить? — презрительно повторила Катрин. — Хорошо, но прежде изволь выслушать меня: она покинет замок сегодня же вечером, иначе уйду я вместе с моим мальчиком.

— Куда ты уйдешь!

— А этом уж мое дело! Или ты прогонишь ее, или я уйду! Ни одного дня я не останусь под одной крышей с убийцей!

Арно сделал шаг навстречу Катрин, и она явственно увидела, какое у него измученное лицо, какой блуждающий взгляд. Пораженная, она замолчала.

— Прошу тебя, подожди до завтра! Только до завтра! Завтра я смогу говорить с тобой, я приму решение. Прошу тебя только об одной ночи!

Он провел рукой по пылающему лбу, на котором сверка — — ли бисеринки пота. У него был такой потерянный вид, что Катрин забыла о гордости. Любовь затопила ее волной, и она умоляюще протянула к нему руки.

— Прошу тебя, возлюбленный сеньор мой, опомнись! Вот уже много дней ты непохож на самого себя. Мне кажется, будто я вижу дурной сон. Неужели ты все забыл? Я Катрин, твоя жена, и я люблю тебя больше жизни! Неужели ты забыл о нашей любви, о поцелуях… о безумных и сладких ночах? О последней ночи, когда я говорила, что боюсь смерти, а потом стонала от страсти в твоих объятиях…

Он резко отвернулся, словно был не в силах смотреть на нее, и закрыл уши дрожащими руками.

— Замолчи, Катрин, замолчи! Во имя любви к Господу, оставь меня одного! Завтра я приму решение, клянусь честью! Все сомнения твои исчезнут. Обещаю тебе! А сейчас оставь меня одного!

Катрин бессильно опустила руки и пошла к двери. На пороге, взявшись за ручку, она обернулась.

— Завтра? — сказала она без всякого выражения. — Хорошо, я подожду до завтра. А ты пришлешь за мной, когда на то будет твоя воля. Но не дольше, Арно! Больше. ни одного дня я ждать не буду!

Всю ночь Катрин, не в силах заснуть, слушала завывания бури, обрушившейся на крепость. Сидя на приступке у камина, накинув на плечи одеяло, подогнув ноги и обхватив руками колени, она проводила долгие часы, смотря невидящими глазами в огонь, не замечая, как колеблется пламя под порывами ветра, проникавшего в дом. Ураган несся над Овернью, накидываясь с особой яростью на высокую скалу, где стоял гордый замок Карлат. Так океанские волны щадят хлипкую лодчонку и захлестывают большой корабль. Иногда сквозь завывание ветра слышалось, как хлопает оторвавшийся ставень, как трещат сломанные ветви, как падает с крыши черепица. Все демоны земли и неба сорвались с цепи в эту ночь, однако Катрин почти радовалась буре, столь созвучной той, что клокотала у нее в груди. Сердце стонало и плакало от горя. Она изнемогала, пытаясь найти ответ на мучившие ее вопросы. Время от времени к ней подсаживалась Сара и слышала, как с губ ее срывается бесконечное: «Почему? Ну почему?»

Она начинала беззвучно рыдать, и крупные слезы, бежали по щекам, скатываясь на зеленое платье. Потом она снова впадала в оцепенение, и это немое отчаяние было таким душераздирающим, что Сара предприняла попытку хоть как-то отвлечь ее от горьких мыслей.

— Напрасно ты терзаешься, Катрин, — произнесла она со вздохом, — это невозможно понять. Почему бы тебе не подождать спокойно до завтра, когда все разъяснится?

— До завтра? Что может принести мне завтрашний День, кроме муки? Да, да, я знаю, я чувствую это вот здесь, — сказала она, ткнув пальцем в сердце. — Я пытаюсь понять, что произошло, а не то, что будет. Отчего Арно переменился так резко и так внезапно? Он любил меня, я уверена в этом! О, как он меня любил! И вдруг отвернулся от меня, как от чужой. Мы были одна плоть и одна душа… а что теперь?

— Теперь, — ответила Сара невозмутимо, — ты начала выдумывать Бог весть что. Разве супруг сказал тебе, что не любит тебя?

— Он показал мне это, что гораздо хуже!

— Тем, что едва не придушил Мари, которая осмелилась говорить гадости о тебе и Готье? Тем, что поднял всю крепость на поиски мерзавца Эскорнебефа? Тому, впрочем, опять удалось куда-то улизнуть… Это, по-твоему, не любовь?

— Он считает меня своей собственностью, вот и все! Сара со вздохом поднялась и подошла к окну. Незадолго до того, как потушили огни, она увидела госпожу де Монсальви, которая спешила в часовню — вероятно, чтобы вознести последнюю молитву. С тех пор протекло уже три часа, и только теперь показалась высокая фигура старой дамы.

— Твоя свекровь вышла наконец из часовни, — промолвила цыганка. — И что она могла там делать все это время? О! Иди-ка сюда! Посмотри!

Катрин нехотя направилась к окну. Ничто не интересовало ее, и меньше всего она думала об Изабелле де Монсальви. Однако старая дама вела себя очень странно. Она шла, пошатываясь, зигзагами, словно пьяная. Ее большой плащ хлопал на ветру, вуаль сползла с головы, но она ничего не замечала. Катрин увидела, как она поднесла руки к вискам, будто у нее внезапно закружилась голова. Когда она достигла стены, на ее морщинистое лицо упал луч света от очага, пробившийся сквозь витражи. Она была бледна как смерть, и глаза ее блуждали. Вцепившись в стену, она тяжело дышала. Очевидно, каждое движение давалось ей с огромным трудом.

— Тебе надо бы выйти к ней, — сказала Катрин, — должно быть, она больна.

Но старая графиня уже исчезла за дверью. Через несколько секунд в соседней спальне затрещала кровать и послышались звуки приглушенных рыданий. Катрин и Сара слушали, изумленно глядя друг на друга.

— Сходи к ней! — приказала Катрин. — Что-то случилось…

Сара безмолвно вышла, но вскоре вернулась. Лицо ее было мрачным, и глубокая складка перерезала лоб.

На вопросительный взгляд Катрин она ответила, пожав плечами:

— Не хочет говорить! Видимо, слишком сильно испугалась за внука. Надеялась обрести утешение в молитве, но ничего не помогло.

Цыганка говорила почти шепотом, и они по-прежнему могли слышать, что происходит в соседней комнате. Изабелла де Монсальви все еще плакала, однако Катрин внезапно потеряла к этому всякий интерес. В конце концов, что ей до этих слез! Каждый за самого себя и Господь Бог за всех! С нее хватит и собственного горя. Она медленно повернулась и пошла в свой уголок к камину, заглянув по дороге в колыбельку Мишеля. Малыш спал ангельским сном… Катрин, почувствовав некоторое облегчение, вдруг подумала, что у нее есть выход. Если Арно откажется выслушать ее и не прогонит эту Мари, то она уедет, как пригрозила сгоряча. Она вернется к себе домой, в Бургундию!