то меня будут пытать, пока я не умру, а эти дьяволы станут потешаться надо мной. Два пирата с заряженными мушкетами встали напротив и выстрелили. Я опустил глаза вниз и стал искать кровь, думая, что ранен, но боли не чувствовал. Но тут пират, который истязал меня до этого, снова принялся меня бить, указывая при этом на дверь моей каюты, куда я и проследовал. Он сопровождал меня, продолжая наносить удары. Он велел мне зайти в каюту и сильно ударил меня по голове саблей. Войдя туда, я увидел там и помощника и матроса, которых считал убитыми и выброшенными за борт. Следующим, кого вызвали на палубу, был мистер Пек, пассажир, которого сразу спросили, где спрятаны деньги; он ответил, что ни о каких деньгах он не слышал. Один пират стоял перед ним с мушкетом, другой – с пиратской саблей. Они сбили его с ног и некоторое время подвергали побоям, а затем схватили за волосы и сказали, что сейчас убьют. Ему приказали сесть на лебедку и заявили, что застрелят его и выбросят за борт, как капитана и всех других. Он встал рядом с лебедкой, и в него выстрелили из мушкета, а потом загнали в нашу каюту. Только мистер Шоле, молодой человек, плывший с нами в качестве пассажира, был избавлен от побоев. Некоторое время нас держали в каюте и после неоднократных угроз прикончить снова загнали в полубак. Пираты забрали весь наш груз: кофе, какао, черепашьи панцири, восемь верповальных якорей, всю нашу провизию, оставив только неполную бочку говядины и около 30 фунтов хлеба. Увезя весь наш груз, запасной такелаж и все, что имело ценность, они перерыли в поисках денег балласт судна и, вызвав нас на палубу, велели убираться. Подняв якорь, мы начали двигаться, но очень медленно, поскольку у нас остались лишь два кливера и грот. Оглянувшись с тревогой назад, мы увидели, как пираты сидят на палубе самой большой шхуны, пьют ром и веселятся. Мы боялись, что они вдруг передумают, бросятся в погоню и лишат нас жизни. Приближалась ночь, и я решил спуститься в каюту и посмотреть, чем мы располагаем из еды и питья. Когда я добрался до каюты, уже стемнело, и я споткнулся о что-то, лежащее на полу. Оказалось, что это наш кок; мы думали, что он остался у пиратов, поскольку хорошо видели, как его забрали на шхуну, стоявшую рядом с нами, но не заметили, как он вернулся. Я заговорил с ним, но не получил ответа. Я таскал его по всей каюте, но заставить заговорить не смог. Наконец я зажег лампу и стал искать провизию, кухонную утварь и т. д. и нашел около 30 фунтов хлеба, немного молотого кофе и говядину в бочке, но не нашел никаких кухонных принадлежностей. На камбузе, кроме пары горшков, ничего не осталось. На следующее утро я собрал весь экипаж в каюте, показал, сколько осталось хлеба, и заявил, что каждый теперь будет получать в день всего один кусок хлеба. Все согласились с этим, надеясь в будущем добыть какую-нибудь провизию. Затем я расспросил кока (поскольку знал, что он сидел в трюме пиратской шхуны) о том, какой груз они везли. Он ответил, что там был набивной ситец и всякие товары, валявшиеся где попало, и около сотни больших оплетенных бутылей со спиртным. При этом он воскликнул: «О, капитан, это был самый лучший ямайский ром из тех, что я пил!» Я ответил, что если бы пираты увидели, что он пьет их ром, то тут же прикончили бы его. Он ответил, что ром выглядел так соблазнительно, что не попробовать было нельзя. Я полагаю, что, напившись рому, он и сбежал на наш корабль, прежде чем спиртное начало действовать, поскольку о нашем освобождении он не знал».
Через день Данэм встретил в море испанское военное судно и попросил его капитана догнать пиратов. Но капитан отказался, заявив, что и так уже вышел за границы района своих действий. Не помог он Данэму и с продовольствием. Впрочем, Данэм вскоре прибыл в Гавану, где нашел друзей и отдых.
Впрочем, возмездие для пиратов наступило очень скоро. Рано утром 15 октября у мыса Антонио теми же самыми разбойниками, что ограбили Данэма, был задержан британский бриг «Аристид» (Aristides). Девять человек подплыли к нему в открытой шлюпке, забрались на борт, сбили с ног капитана Коутона, захватили руль и направили бриг к берегу. Их целью было посадить корабль на мель. Коутон пытался протестовать, но был снова сбит с ног. Впрочем, команде разрешили бросить якорь, когда бриг оказался на мелководье. Все личные вещи, представлявшие какую-нибудь ценность, у нее отобрали, и морякам намекнули, что они могут готовиться к смерти, поскольку они попали в руки пиратов, которые не собираются оставлять в живых свидетелей. Ночью судно сильно билось о дно, и пираты приказали поднять якорь, после чего бриг потащило к берегу. Легкие суда подошли к нему вплотную, и их экипажи начали снимать с «Аристида» все ценное. Капитана и старшего помощника несколько раз подвергали побоям, добиваясь того, чтобы они сообщили, где спрятали деньги, а каютного юнгу-стюарда по этой причине чуть не задушили.
К рассвету одна шхуна была под завязку нагружена добычей, а грабеж других продолжался, но в 7 часов утра на горизонте появился парусник, оснастка которого ясно указывала на то, что это военный корабль. Головорезы заспорили, убить ли им пленников или оставить в живых, но времени у них не было, и они решили бежать, не трогая их. Корабль оказался крейсером под названием «Энтерпрайз». Им командовал лейтенант Лоуренс Кирни, который сразу же выслал к «Аристиду» шлюпку, и Коутон рассказал свою историю. Американский корабль «Лусьер» (Lucier) и британский бриг «Лиственница» (Larch) также были задержаны, и, набрав команду из их экипажей, Кирни бросился в погоню за пиратами, но они подошли к мысу, посадили свои суда на мель и бросились в лес. Отряд лейтенанта Макинтоша подошел на лодке и захватил эти суда, хотя одной барже удалось уйти. Одно из пяти судов беглецы успели поджечь, и оно сгорело. Остальные были отбуксированы военными моряками и захвачены в качестве призов. Кирни загрузил все суда добычей. «Аристид» получил серьезную пробоину в днище, был подожжен и брошен. Одним из пиратских капитанов, которых лишили добычи, был Чарльз Гиббс, о котором речь пойдет ниже.
«Шершень», крейсировавший среди Вест-Индских островов, 29 октября захватил шхуну под названием «Москва» и отослал ее в Норфолк в качестве приза, а «Дельфин» (Porpoise) 8
