Синий мир. (Сборник) - Джек Вэнс

Эмоции мекков, доказывал он, нельзя сравнивать с человеческими, ибо природа их совершенно другого свойства. После долгих и тщательных исследований ему удалось выделить и описать около дюжины специфических эмоциональных состояний у испытуемых. Эти сведения опровергали широко распространенное мнение о скудости внутреннего мира мекков.

Несмотря на это, бунт оказался полной неожиданностью как для ученых, так и для остальных.

— Почему? — спрашивал себя каждый, — как могли они, столь послушные и работящие, задумать и привести в исполнение этот ужасный план?

Самая разумная гипотеза была одновременно и самой простой: мекки давно ненавидят людей, насильно изгнавших их из естественной среды обитания. Но, возражали другие, это не объяснение, это проекция человеческого мышления на существо негуманоидного типа. Точно так же можно предположить, что они пылают благодарностью к землянам, вызволившим их из суровых условий Этамина.

— Абсурдно приписывать полуживотным такие тонкие чувства! — возражали первые.

— Наше предположение ничуть не абсурднее вашего! — парировали вторые.

Как видите, научные споры по этому поводу зашли в тупик.

ГЛАВА 2

Замок Хагедорн, стоявший на вершине черной диоритовой скалы, являлся естественной доминантой, протянувшейся далеко к югу долины. Более величественный, чем Джанейл, он был защищен трехсотфутовой стеной, имевшей почти милю в поперечнике. Зубцы стен возвышались в девяти сотнях футов над долиной, башни и наблюдательные вышки уходили за облака. Две стороны скалы — восточная и западная — почти отвесно спускались в долину, на северном и южных склонах были устроены террасы, где росли виноград, персики и артишоки. В замок вела широкая дорога, спиралью обегавшая скалу и подходившая к центральной площади. На противоположной ее стороне находилась Большая ротонда. Справа и слева располагались жилые кварталы, они давали приют двадцати восьми семьям.

На месте центральной площади стоял раньше старый замок, построенный в честь возвращения на Землю. Хагедорн Десятый разрушил его и, собрав целую армию пейзанов и мекков, возвел новый. С этого времени начиналась родовая история Двадцати Восьми Семей, насчитывавшая уже пять веков. Однако под площадью остались три уровня: на самом дне — стойла и ангары, потом — мастерские и жилища мекков, и, наконец, разнообразные склады — продовольственные, оружейные и прочие, — но это лишь то, о чем было известно. Сети ходов и галерей, скрытые от посторонних глаз, разветвляясь, уходили далеко от площади. И лишь несколько тщательно сделанных карт способствовали возможности нахождения тоннелей. Но где хранятся эти карты, не знал никто.

Ныне замком правил Хагедорн Двадцать Шестой по имени Клагорн Овервельский. Его избрание явилось сюрпризом для подданных, так как О. С. Чарли (а именно таково было его подлинное имя) ничем особенным не отличался. Многие джентльмены превосходили его элегантностью, обаянием, эрудицией. Он был хорошо сложен, имел овальное лицо с коротким, прямым носом и серыми глазами. Выражение лица у него было рассеянное или, как язвили недруги, «потустороннее». Но стоило ему слегка опустить веки и нахмурить густые, светлые брови, как лицо сразу становилось упрямым и жестоким.

Должность эта, хотя и не давала большой власти, делала его, тем не менее, очень влиятельным лицом. Многое зависело в замке от поведения джентльмена, носившего имя «Хагедорн», поэтому избрание его являлось важным событием. Здесь сталкивались интересы различных кланов. Кандидатов на эту должность обсуждали с безжалостной откровенностью, находя у каждого немало изъянов, и нередко во время выборов старые друзья становились заклятыми врагами, множились ряды недругов, рушились репутации.

Выбор Чарли Овервельского был своеобразным компромиссом в споре нескольких кланов за обладание титулом. Двое представителей других кланов, которых обошел Чарли, были людьми в высшей степени порядочными и уважаемыми, но отличались крайними взглядами на принятый в замке образ жизни. Одним из них был многосторонне одаренный Гарр из семьи Замбелдов. Он обладал традиционным для хагедорнского джентльмена набором добродетелей: великолепно разбирался в достоинствах древних ароматических жидкостей, одевался с безукоризненным вкусом, умело прикалывая неизменную овервельскую бутоньерку (ни разу в жизни она не сползла у него набок).

Беззаботность сочеталась в нем с безукоризненной честностью, речь блистала изысканными оборотами и изощренными аллюзиями. Остроумие было его характернейшей чертой он мог часами цитировать выдающиеся литературные произведения. Кроме того, он в совершенстве владел игрой на девятиструнной лютне и участвовал поэтому в представлениях из Времен Древних Рыцарей. Разбирался он также и в антиквариате, рассуждал как знаток на темы истории древних времен. Его талант полководца не имел равных в Хагедорне, лишь Магдах из Делора мог бы, пожалуй, поспорить с ним. Что же касается недостатков, то их было совсем немного: педантичность, язвительность и резкость суждений, переходящая подчас в жестокость. Никто бы не назвал Гарра нерешительным, его личное мужество не вызывало и тени сомнения. Два года назад, когда отряд бродяг вторгся в Люцерновую долину, убивая пейзанов и уводя скот, Гарр сформировал команду мекков, погрузил их на дюжину крал лов и отправился в погоню. Настигнув кочевников у реки Дрен, он дал бой, во время которого проявил недюжинную смелость и упорство. Бой завершился разгромом бродяг. Они бежали, бросив на поле боя двадцать семь трупов. Потери мекков составляли всего лишь двадцать голов.

Противником Гарра на выборах был старейшина семьи Клагорнов, человек весьма светский, искушенный в тонкостях закулисной жизни замка. Он тоже обладал глубокими познаниями, хотя и не такими разнообразными, как его соперник Гарр. Интересовался он, в основном, мекками, их психологией, языком и обычаями. Его рассуждения были не столь красивы, зато основательны. Речь отличалась простотой и ясностью. Он не держал фанов, в то время как четыре Воздушные Грации благородного Гарра служили лучшим украшением представлений из Времен Древних Рыцарей. Но главное, — джентльмены эти резко отличались друг от друга взглядами на жизнь.

Гарр был стойким традиционалистом, настоящим сыном своего времени, без каких-либо сомнений исповедующим все его догматы. Никогда не приходила к нему мысль о том, что следует как-то изменить условия, позволявшие жить в роскоши и безделье горстке избранных джентльменов.

Клагорн же, напротив, нередко выражал свое недовольство общим стилем жизни в замке и бывал при этом так убедителен, что оппоненты отказывались слушать, чтобы не лишиться хорошего расположения духа. Но тайное недовольство витало в воздухе, и у Клагорна находилось немало сторонников.

Когда же пришла пора подводить итоги выборов, обнаружилось, что ни тот, ни другой не сумели обеспечить себе большинства голосов. Пост, в конце концов, был отдан джентльмену, совершенно не готовому к такому обороту; несомненно, достойному, но лишенному выдающихся способностей; благородному, но не обладающему быстрым умом, — одним словом, Чарли Клагорну, ныне новому Хагедорну.

Шесть месяцев спустя, перед рассветом, мекки замка Хагедорн покинули жилища и ушли, угнав в собой всех крал лов, забрав инструменты и электроприборы. То же самое происходило одновременно во всех восьми замках. Только совсем недалекие в понимании происходящего жители так и не поняли, что это был хорошо продуманный и блестяще выполненный замысел, направляемый чьей-то опытной невидимой рукой.

Сначала этому никто не поверил, затем джентльмены пришли в негодование, которое, по зрелом размышлении, сменилось тревогой и мрачными прогнозами.

Сам Хагедорн, предводители кланов и некоторые особо уважаемые джентльмены собрались на Совет в отведенной для особо важных заседаний зале. Они сидели за столом, покрытым красным бархатом: во главе — Хагедорн, слева — Ксантен и Иссет, справа — Аури и Беандры, и дальше все остальные, включая Бернала — выдающегося математика, Виаса — знатока истории и древностей, Гарра, Линуса и других.

В течение десяти минут все сидели молча, собираясь с мыслями и выполняя особую процедуру психической аккомодации, называемую «интранс».

Первым взял слово Хагедорн:

— Наш замок внезапно лишился всех мекков. Вряд ли стоит говорить, как это неудобно для нас. Это недоразумение должно быть устранено, чем быстрее, тем лучше. Думаю, с этим согласятся все присутствующие. — Он обвел взглядом сидящих за столом.

Все выложили перед собой пластинки из кости, означавшие согласие. Все, кроме Клагорна. Но он не поставил ее на ребро, в знак протеста. Иссет, седоволосый и величественный, несмотря на преклонный возраст, веско произнес: