Журнал Наш Современник 2009 #2 - Журнал современник
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оценивая сибирские очерки писателя, обозреватель иркутской газеты "Восточное обозрение" сделал такой вывод: "Описания г. Чехова нельзя упрекнуть ни в сентиментальности, ни в какой-либо тенденциозности. Он рассказывает лишь то, что сам видел и слышал, а главное - понял. Все рассказы его отличаются крайней простотою, но они глубоко правдивы и реальны. Его симпатии всегда на стороне трудовой, честной жизни. Он берёт людей такими, как их создала суровая природа края, их тяжёлый упорный труд, своеобразные условия жизни".
А вот мнение знаменитого русского юриста, литератора, общественного деятеля А. Ф. Кони: "Он предпринял ‹…› тяжёлое путешествие, сопряжённое с массой испытаний, тревог и опасностей, отразившихся гибельно на его здоровье. Результат этого путешествия ‹…› носит на себе печать чрезвычайной подготовки и беспощадной траты сил и времени. В ней за строгой формой и деловитостью тона ‹…› чувствуется опечаленное и негодующее сердце писателя".
"Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье", - сказал Поэт. Неудивительно, что авторы картамышевского "Сибирского вестника", укрывшиеся за псевдонимами "Вин" и "Чечётка", а также некий Я. Вак-сель - в обиде на Чехова за его нелестные отзывы о Томске и томичах - разразились слабыми в литературном отношении, но полными язвительности и себялюбия фельетонами, а статистик Томской железной дороги, автор книги "Стихотворения и элегии в прозе" М. Цейнер дал Чехову отповедь, тон которой к финалу, однако, меняется:
Нет, не хули моей землячки И злых напраслин не пиши, - Не распознал ты сибирячки, Не разгадал её души.
Но если кто любовью нежной В её душе огонь зажжёт; Но если страсти взор мятежный Глубоко в грудь ей западёт,- Тогда… О, если б ты увидел Её - той светлою порой, Упрёком злым бы не обидел Моей землячки молодой!…
Так и страна моя родная: Сурова, мрачна, холодна, Всё снежной пылью заметая, Порой неласкова она.
Но только луч тепла осветит Её с лазоревых небес, О, сколько взор тогда заметит В ней неожиданных чудес!…
Но время и томичи оказались мудрее этих поэтических словопрений и петушиных наскоков. В Томске, ещё при жизни Чехова, были поставлены все его лучшие пьесы - не только "Иванов", но и "Дядя Ваня", "Вишнёвый сад", "Чайка", "Три сестры", драматические шутки "Предложение", "Трагик поневоле"… На кончину Чехова в 1904 году откликнулся буквально весь город. В храмах служили панихиды. Память писателя почтили преподаватели, студенты, купечество. Состоялось заседание Томского юридического общества. Выпущены шесть брошюр под общим названием "Жизнь и произведения А. П. Чехова".
О советском времени и говорить не приходится. Книги и спектакли по произведениям любимого писателя пользовались особой популярностью не только в Сибири, но и по всей стране. За сто с лишним лет у народа сложился живой и яркий образ писателя-гуманиста, писателя-подвижника, писателя-труженика. Казалось бы, именно он и должен был вдохновить скульптора, взявшего на себя столь огромную ответственность - увековечить память об этом замечательном человеке, выбрав из множества его трудов и деяний главное, достойное для прославления.
О том, что выбрал для себя Леонтий Усов, говорит он сам в интервью газете "Вечерний Томск" от 23.08.2005: "…У Томска уже 115 лет "личные отношения" с Антоном Павловичем. Всё, что понравилось ему в нашем городе, - "Славянский базар", а в остальном впечатление лишь о грязи да о пьяни. Мне не могут простить, что я изобразил классика глазами пьяного мужика. Себя в нём увидели! "И ходят тут кругом "вумные" люди!" - как Чехов писал…".
Комментировать этот текст как-то неловко. О "личных отношениях" Томска с Чеховым сказано выше. Что же остаётся? Проблема пьянства, но она - увы! - общая для всех российских городов и весей. Обида за слова о "грязи и пьяни"? Но она давно устарела и ныне воспринимается как нечто надуманное, сутяжное. Остаётся жажда амикошонства (от французских слов ami - друг и cochon - свинья). Ведь как соблазнительно похлопать великого человека по плечу, поиронизировать над ним, затеять с ним безответную полемику - и привлечь тем самым внимание к собственной персоне. Ничего не поделаешь: рынок! А главная его сила - пиар, реклама, нахрап, поддержка людей властных и денежных.
Справедливости ради следует сказать, что у того же Усова был уже опыт создания памятных скульптурных изображений Л. Н. Толстого и А. С. Пушкина, причём опыт удачный. Эти свои работы он преподнёс в дар музеям-усадьбам в Ясной Поляне и Болдине. Но событие это широкой огласки не имело и известности автору не принесло. Вот он и решил "раскрепоститься" на Чехове. Сначала сделал небольшую "забавную" скульптуру из дерева, затем решил превратить её в "памятник".
Что же "забавного" мы видим в его творении? Представьте себе фигуру учителя греческого языка Беликова, описанного Чеховым в рассказе "Человек в футляре": "Он был замечателен тем, - читаем у Чехова, - что всегда, даже в очень хорошую погоду, выходил в калошах и с зонтиком и непременно в тёплом пальто на вате, и когда вынимал перочинный нож, чтобы очинить карандаш, то и нож у него был в чехольчике; и лицо, казалось, тоже было в чехле, так как он всё время прятал его в поднятый воротник. Он носил тёмные очки, фуфайку, уши закладывал ватой, и когда садился на извозчика, то приказывал поднимать верх. Одним словом, у этого человека наблюдалось постоянное и непреодолимое стремление окружить себя оболочкой, создать себе, так сказать, футляр, который уединил бы его, защитил от внешних влияний".
Очень похоже изобразил Чехова и Усов. Пальто с поднятым воротником наглухо застегнуто на карикатурно большие пуговицы и похоже на длиннополую расклешенную книзу юбку, надетую на плечи. Под сдвинутой набок шляпой поблескивает пенсне, которого, кстати сказать, высокий, красивый, тридцатилетний Антон Павлович в 1890 году ещё не носил. Под локти за спиной продет сложенный зонтик. Ноги, напоминающие клешни, не то обмотаны размокшими, превратившимися в нечто бесформенное портянками, не то в "сапоги из студня" облачены - явный намёк на путевые проблемы Чехова
с обувью. Общее впечатление - жалкий уродец, гротескно напоминающий великого русского писателя.
Разночтений тут быть не может: мало того, что ваятель увидел Чехова "глазами пьяного мужика, лежащего в канаве…", он ещё и уподобил его одному из созданных писателем типажей, олицетворяющих повседневную пошлость и мертвящую бездуховность грамотного обывателя. Иначе как издёвкой или мстительной пародией это не назовёшь.
О том, как именно Усов претворил в жизнь свой замысел - сделать из деревянной скульптуры "памятник", - повествует репортаж, опубликованный газетой "Добрый день" в начале 2004 года. Назывался он "Народный Чехов" (подзаголовок: "Томичи возрождают древние традиции") и начинался весьма детективно: "Леонтий Усов стоял с протянутой рукой. Перед входом в ресторан "Славянский базар". И беззастенчиво просил деньги у проходящего мимо народа. А рядом со скульптором стоял босоногий Антон Павлович Чехов, вырезанный из дерева рукой мастера ‹…› Усов решил поставить памятник Чехову на народные деньги…".
Дальше в репортаже говорится: "Надо признать, что далеко не все из присутствующих на уличной "пресс-конференции" поддержали идею Усова. Одних, как, например, члена Союза художников Ярославу Беспалову, возмущало отсутствие референдума. Другие свели всё мероприятие к одной фразе: кабацкому месту - кабацкий памятник. Последние в шеренге недовольных возмущались равнодушием городских чиновников, выдающих разрешение на установку бездарных монументов…".
В той же газете в номере от 28.02.2004 года откликам томичей на "инициативу" Усова был отдан целый разворот с общим заголовком "Ах, зачем нет Чехова на свете… " (рубрика "Резонанс"). В вводке к нему говорилось: "Честно скажем, среди тех мнений, с которыми довелось познакомиться редакции, не было ни одного положительного". Протестовали писатели, художники, композиторы, учёные, работники культуры, преподаватели, инженеры, люди других профессий. Однако на помощь Усову и его сторонникам пришли власть и бизнес. О том, откуда взялись "народные деньги" на воплощение карикатурного изображения русского классика в бронзе, чьими усилиями установлен этот "шедевр", свидетельствует табличка на его постаменте. На ней выгравированы имена бывшего мэра (ныне его дело по обвинению в коррупции рассматривает областной суд), управляющего филиалом одного из столичных банков и владельца ресторана "Славянский базар".
С тех пор страсти вокруг скандального "памятника" то утихают, то вновь разгораются. Утихают потому, что их заглушают другие, ещё более не укладывающиеся в голову события в социальной, культурной, политической жизни страны, региона, города. У людей накапливается непроходящая уста-лость,апатия, равнодушие. Всё больше и больше появляется граждан, прежде всего молодых, которые даже классику не читают, предпочитая книге компьютерные игры или чтиво, подлинному искусству - зрелище, бьющее по нервам, трюкачество всякого рода, музыкальный, изобразительный и словесный эпатаж.