Исследование истории. Том II: Цивилизации во времени и пространстве - Арнольд Джозеф Тойнби

Нарастание пограничной войны, породившей этот постепенный перевес в равновесии военной силы, постепенно ослабляет цивилизацию и влечет за собой напряжение ее денежной экономики под все возрастающей тяжестью налогообложения. С другой стороны, оно лишь стимулирует военные аппетиты варваров. Если бы пограничный варвар так и остался примитивным человеком, каким был раньше, то гораздо большая доля всей его энергии была бы посвящена мирным искусствам и, соответственно, больший насильственный эффект порождали бы у него карательные разрушения плодов его мирной деятельности. Трагедия морального отчуждения от соседней цивилизации остающегося примитивным общества состоит в том, что варвар пренебрегает своей бывшей мирной продуктивностью, чтобы специализироваться в искусстве пограничной войны — сначала для самообороны, а впоследствии — в качестве альтернативного и более захватывающего средства зарабатывания на жизнь, чтобы пахать и жать при помощи меча и копья.

Это поразительное неравенство материальных последствий пограничной войны для двух воюющих сторон отражается и в значительном и все возрастающем неравенстве между ними в их моральном состоянии. Для детей распадающейся цивилизации нескончаемая пограничная война означает тяжелое бремя все возрастающих финансовых расходов. Для варварской стороны та же самая война — не бремя и не повод для беспокойства, а повод для оживления. В этой ситуации неудивительно, что та сторона, которая одновременно является и создателем, и жертвой военной границы, не смирится со своей гибелью, пока не попытается использовать последнее средство и привлечь на свою сторону своих варварских противников. Мы уже рассматривали последствия этой политики ранее в данном «Исследовании». Здесь же мы только напомним наш предыдущий вывод о том, что данное средство по предотвращению разрушения военной границы в действительности лишь ускоряет катастрофу, которую пыталась предупредить.

В истории борьбы Римской империи, пытавшейся задержать неумолимый перевес весов в пользу пограничных варваров, политика по привлечению варваров для охраны от их же собратьев потерпела поражение (если мы можем верить враждебно настроенному критику правления императора Феодосия I[488]) по причине посвящения варваров в тайны римского военного искусства и в то же время оповещения их о слабости Империи.

«В римских войсках дисциплина теперь пришла в упадок, и различие между римлянином и варваром исчезло. Войска обоих видов полностью смешались друг с другом. Даже официальные списки солдат перестали соответствовать действительности. Варвары-дезертиры, пришедшие в римскую армию из заграничных военных отрядов, освобождались, после того как были внесены в списки римских подразделений, и вновь уходили домой когда им вздумается, присылая вместо себя замену. Они могли сами назначать сроки своей службы у римлян. Эта крайняя дезорганизация, ставшая ныне преобладающей в римских военных формированиях, не была тайной для варваров, поскольку дверь для общения была распахнута настежь, и дезертиры могли передавать им все сведения. Варвары сделали вывод, что римская политическая система настолько сильно дезорганизована, что можно уверенно нападать на нее»{118}.

Когда подобные хорошо осведомленные наемники стали в массовом порядке переходить на другую сторону, неудивительно, что они часто оказывались способными нанести coup de grace (смертельный удар) гибнущей империи. Однако нам еще придется объяснить, почему они, как это часто случается, начинают действовать против своих нанимателей. Разве их личный интерес не совпадает с их профессиональным долгом? Регулярное жалованье, которое они получают, и более выгодно, и более надежно, чем добыча, которую они могут захватить во время случайных набегов. Почему же в таком случае они становятся изменниками? Ответ заключается в том, что, выступая против империи, которую они взялись защищать, варварские наемники в самом деле действуют против своих собственных материальных интересов, однако поступая так, они не делают что-то странное. Человек редко ведет себя изначально как homo economicus[489], и поведение наемника-предателя определяется более сильным импульсом, нежели какие-либо материальные соображения. Очевидно, что он ненавидит империю, от которой получает жалованье. Моральная пропасть между двумя сторонами не может быть преодолена с помощью делового соглашения, которое со стороны варвара не закреплено никаким реальным желанием участвовать в охраняемой им цивилизации. Отношение варвара к цивилизации уже более не является почтительным, и он уже не подражает ей, как делали его предки в более счастливые времена, когда та же самая цивилизация еще находилась на привлекательной стадии роста. Направление нынешнего мимесиса уже давно изменилось, и если цивилизация уже утратила престиж в глазах варваров, то варвары, наоборот, начинают приобретать престиж в глазах представителей цивилизации.

«Ранняя римская история была описана как история обычного народа, совершающего необычные дела. В поздней Империи она приучила необычного человека делать все что угодно, только не заниматься рутиной. А когда Империя на протяжении веков посвящала себя выведению и воспитанию обычного человека, то необычные люди этого времени — Стилихон[490], Аэций[491] и им подобные — все больше и больше привлекались из варварского мира»{119}.

3. Катаклизм и его последствия

Когда преграда прорвана, то вся масса воды, накопленная наверху плотины, с силой устремляется вниз через затопленную местность в море, и это освобождение долго сдерживаемых сил порождает тройную катастрофу. Во-первых, поток уничтожает труды человека на возделанных землях, находящихся ниже прорванной преграды. Во-вторых, потенциально живительная вода выливается в море и уже никогда не сможет служить человеку в его целях. В-третьих, спуск воды опустошает резервуар, делая его берега высокими и засушливыми и тем самым обрекая на гибель растительность, которая могла там произрастать. Короче говоря, вода, которая оплодотворяла, пока была сдерживаема преградой, произвела опустошение повсюду — и на землях, которые обнажила, и на землях, которые затопила, как только разрушение преграды освободило воду из-под контроля, осуществлявшегося при помощи этой преграды.

Этот эпизод в истории соперничества человека и физической природы можно сравнить с тем, что происходит при разрушении военной границы. Проистекающий в результате этого разрушения социальный катаклизм является бедствием для всех имеющих к нему отношение. Однако сфера действия опустошения неодинакова и результат прямо противоположен тому, которого можно было бы ожидать. Основными пострадавшими являются не бывшие подданные исчезнувшего универсального государства, а сами варвары, являющиеся явными победителями. Их победа оказывается их поражением.

Как можно объяснить этот парадокс? Объяснение заключается в том, что военная граница (limes) служит не только в качестве бастиона цивилизации, но также и в качестве провиденциальной защиты самих агрессивных варваров от демонических сил саморазрушения, скрывающихся внутри них самих. Мы уже видели, что близость военной границы пагубно сказывается на близ живущих пограничных варварах, поскольку их прежнее примитивное хозяйство и институты распадаются под градом психической энергии, вырабатываемой цивилизацией, находящейся внутри военной границы. Эта энергия доходит до варваров через границу, которая сама по себе является препятствием для более полного и более плодотворного общения, характерного для отношений между растущей цивилизацией и примитивными прозелитами, живущими за пределами ее открытой и привлекательной границы (limen). Мы видели также, что пока варвар сдерживается оградой, он достигает определенного успеха в превращении наплыва этой чуждой психической энергии в продукты культуры — политические, художественные и религиозные, — которые частично являются приспособлением цивилизованных институтов, а частично — новыми созданиями самих варваров. Фактически, пока преграда сдерживает, психологическое беспокойство, которому подвержены варвары, сохраняется в определенных рамках, могущих порождать не только деморализующее воздействие. Эта спасительная узда существует благодаря наличию самой военной границы, которую варвар стремится уничтожить. Военная граница, пока она удерживает, в некоторой степени является заменителем дисциплины, отсутствующей у примитивного человека, когда раздробление его примитивного «кристалла обычая» превращает его в пограничного варвара. Военная граница дисциплинирует его, ставя перед ним задачи для выполнения, цели для достижения и трудности для преодоления, постоянно удерживая его попытки на должной высоте.