Мир в латах (сборник) - Евгений Гуляковский

А Никифор лежал неподвижно и включаться не хотел.

Вот так из-за рассеянности потеряла Зоя личное счастье, а заодно и мужа-кормильца.

Кого жалеть, спрашивается, о ком горевать?

Сильно она расстроилась, но не из-за Васи. Никифора было жаль. Вот уж жалко, так жалко, только год прожили, и всего-то она, живя с Никифором, гарнитур кухонный купила, импортный, правда. Зоя даже всплакнула с расстройства:

— На кого ты меня покинул?

А потом трясти начала, кнопки и так и сяк нажимала, стучала по груди — не заводится и все тут! Делать нечего, надо опять в Козий переулок ехать.

Сурово ее Иван Николаевич встретил:

— Вы, — говорит, — гражданка, виноваты.

— А что я виновата? — кричала Зоя. — Что я не так делала? Сами говорили — можно личную жизнь иметь!

— Вы, гражданка, проявили преступную халатность, и за это мы вас накажем, сто рублей из зарплаты вычтем.

Зоя в плач. А он ей:

— И не просите, и не молите, а не согласны — совсем заберем.

Пришлось Зое согласиться. Но, конечно, пошла она к Васе, чтоб душу отвести, сказать ему, кто он есть. А Вася дверь не открыл.

Пришли через три дня ремонтники с Иваном Николаевичем и Никифора починили, однако предупредили, что стал он теперь одноразового пользования. Двигаться ему поменьше надо, так он дольше сохранится, потому что энергии в нем осталось только на два периода работы.

— А сколько это два периода? — допытывалась Зоя, мысленно соображая, на что двести рублей умножить.

— Смотря как работать будет, — уклончиво ответил Иван Николаевич, — так что смотрите, берегите свое счастье.

И Зоя стала Никифора беречь, уже за продуктами не посылала и под ручку гулять не водила. Но по большим праздникам в компанию вела. Тут уж обязательно надо мужа демонстрировать. Зоя боялась: опять, скажут, бросил, а не скажут, так заподозрят неладное.

Прошел год, и стала она замечать, что Никифор как-то ходит медленно и говорит тоже медленно. Сильно огорчилась Зоя, поняла — конец близок, а всего-то она за этот год тысчонку на черный день скопила.

“Может, еще месяца три протянет?” — мечтала Зоя. Очень ей хотелось холодильник заменить на двухкамерный, но всегда в жизни бывает хуже, чем ожидаешь.

Два праздника подряд пошли: первый — годовщина Октября, а второй — у Лидки день рождения. Хоть и видела Зоя, что Никифор после годовщины еще неповоротливее стал, а к Лидке нельзя было не вести. Как же она без мужа? Сказать — заболел, не поверят, сплетни пойдут.

Зоя решила — надо показать, что между ними все ладно, в согласии живут, а потом сказать — помер скоропостижно, может, ей и справку дадут (это она;;а Ивана Николаевича надеялась). Насчет похорон она тоже придумала:

“Скажу, что в Москву лечить повезли, там и помер, там и похоронили. Съезжу туда, на похороны вроде, приеду — поминки устрою”.

Вот какой хитрый план придумала Зоя, но из этого плана ничего не вышло, а вышло совсем иначе.

Пришли они к Лидке, за стол сели, выпили, естественно, закусили, стали песни петь. И тут видит Зоя — неладно что-то с Никифором. Она его быстренько из-за стола вывела и в туалет впихнула, Никифор тут же обмяк и на пол — плюх, а самое главное — сдуваться начал.

Что делать? Зоя его быстренько в сумку большую, в которой кастрюлю с салатом несли, а шапку и пальто через окно выкинула.

Вроде надо и самой уходить, но Зоя решила:

“А, погуляю в последний раз как мужняя жена!”

Села она за стол. Давайте, говорит, бабы, душевную споем. Хором затянули песню.

— Куда мужика подевала? — сквозь шум кричала Лидка.

— Печень схватила, домой отправила, — наскоро придумала Зоя.

Привезла она Никифора домой. Вошла в подъезд. “Чего, — думает, — наверх тащить, надо сразу в мусоропровод”. Вытащила Никифора, поцеловала в безответные уста.

— Прощай, — говорит, — Никифор.

Стала она Никифора в мусоропровод запихивать. А он не пролазит. И тут Зоя одумалась.

У них-то, на фабрике, все бракованное опять на склад идет, на переработку, так, наверное, и ей надо Никифора в Козий переулок предъявить.

Зоя аж протрезвела с испугу. Слава богу, что не выкинула! Вот уж досталось бы от Ивана Николаевича!

Повезла она назавтра Никифора предъявлять, а дорогой все думала: нового ей дадут или нет? А этого как оформить? Хорошо бы справку получить! Тут же, наверное, Иван Николаевич не откажется. Свои люди, зачем ссориться. А без справки что ж получается? Сбежал супруг в неизвестном направлении! Нет, Зоя с этим смириться не могла!

Приехала она, подходит к зданию, а у двери грузовик стоит, столы, стулья носят.

— Здесь УКРОМПРОМ был, — упавшим голосом сказала Зоя. — А где он сейчас?

— Не знаем, что тут было, — отвечали грузчики. — А сейчас здесь ГЛАВСБОЛТСДВИГ.

Зоя как услышала, так и осела на стул.

Начала было расспрашивать — никто ничего не знает, никто ничего не помнит. Бегала Зоя, металась, а все без толку. Она и вверх голову задирала, не летит ли где тарелка? Если б летела, это ж можно руками помахать — вот она и я, и на сто пятьдесят согласна.

Но небо было чистое, пустое, а чтоб тарелка летела — не видать.

Погоревала Зоя и поехала домой. Белье замочено, стирать надо. Да и гладить собралась, а то пересохнет…

Приехала, Никифора в кладовку положила, упаковала хорошо, пусть лежит, он есть не просит. Вдруг пригодится еще!

Стала стирать. Стирает, а сама все думает: куда это они полетели? Может, в Америку или в азиатские страны?

А в Америке, Зоя слыхала, все дорого, там зарплату тысячами платят, и в валюте, а не в рублях. Это им не то, что наша дешевка, там за двести не обойдешься.

А в Азии и того хуже, у них вообще по три жены нанимать надо. Это ж расход какой! А вдруг поругаются, зарплату не поделят!

Нет, решила Зоя, лучше, чем у нас, не найдут! Так что полетают, полетают да и назад вернутся. А если вернутся, ее, небось, вспомнят. Адрес-то знают. Старый друг лучше новых двух.

Так и зажила она, питая надежды.

А Вася все вокруг ходит.

— Ты че, — говорит, — Зойка, надулась, как мышь на крупу?

— Иди ты! — шуганет его Зоя, а сама призадумается: жизнь есть жизнь, куда от нее денешься?

Геннадий Ануфриев

Бюро знакомств “Галактика”

“Надсадный вой муругов звучал все громче: погоня приближалась. Тетерин сунул руку в карман и похолодел. Бластера не было…”

Писатель-фантаст Игнат Дождев повторил про себя начало рассказа и остался доволен. Правда, дальнейшего развития сюжета он пока не видел, но это придет. Важно начать. Посветлевшим взором Игнат оглядел салон троллейбуса.

Народу было немного. Стоящий в проходе молодой человек увлеченно читал книгу, которая при каждом толчке взмахивала страницами, словно птица крыльями. “Не забыть записать образ в блокнот”, — подумал писатель.

Тут мысли его переключились на нерадостное житье-бытье. Небольшая повестушка да рассказ в периодике — вот и весь итог почти двух лет работы. Негусто. Да и как может быть иначе, если дома его совершенно не понимают! Игнат вздохнул. Отношения с женой вконец разладились. Наверно, ему просто не повезло. Ошибся в выборе. А ведь были у него женщины, были! И наверняка среди них была та, которая смогла бы оценить его…

— Следующая остановка — Гусовского! — почему-то угрожающе объявил водитель. Игнат двинулся к выходу. На душе было тяжело.

Жены дома не оказалось, и Дождев поймал себя на мысли, что рад этому. Последний скандал был просто не выносим. И ладно бы это были необычные претензии — не помогает по хозяйству, лежит на диване, читает газету, в то время как она бегает по магазинам, варит обед, стирает белье и т. д. и т. п. Нет, она выговаривает ему за то, что он не желает пойти с ней в кино! Ну сходи с подругой, одна, наконец! А ему нужно работать, вынашивать идею, обдумывать сюжет! Такова специфика творческой работы, это ж понимать надо! В конце концов, надоели ему эти мелодрамы! Нет, это не жизнь. Пожалуй, он прямо сейчас развелся бы, если б это не было так хлопотно. Ему нужна совсем другая женщина…

Яркая вспышка на несколько мгновений ослепила фантаста. Когда зрение вернулось, его глазам предстало удивительное зрелище. За письменным столом непринужденно расположился странный субъект в мятом костюме-тройке и домашних тапочках на босу ногу, на голове чудно сидела сдвинутая на затылок шляпа. Субъект деловито раскладывал какие-то бумаги. Откашлявшись, он произнес неестественно высоким, повизгивающим голосом:

— Сектор Е-4, система… опустим для краткости… квартира 13, Дождев Игнат Платонович, профессия “писатель”, гм, “фантаст”. Кстати, должен вам заметить, — вдруг оживился нежданный посетитель, — что “фантаст” — самая нелепейшая профессия на Земле. И не только на Земле. Во всей галактике ничего похожего нет. Должен вам заметить, — с явным удовольствием повторил он, — что еще ни один писатель-фантаст ни на шаг не приблизился к пониманию того, что на самом деле есть Пуруша. Или Универсум. Или Вселенная. Вот вы в своем последнем произведении утверждаете, что пространство — время на планетах шарообразно, принимает их форму. Но это же, извините, чушь. Кстати, должен заметить, — его губы сложились в ехидной улыбке, — что до вас эту идею высказал живописец Ван Гог…