Тирмен - Генри Олди

— Начальник? Нечасто на моей памяти подчиненные проведывают начальников в больнице. Да еще по горячим, можно сказать, следам.

— Что с ним? Он жив?!

— Не волнуйтесь, молодой человек, а то раньше времени окажетесь нашим пациентом. У вашего начальства микроинсульт. Хотя в международной классификации такой термин отсутствует. Там говорят иначе: у больного имеют место преходящие нарушения мозгового кровообращения, когда симптоматика, включая координаторные нарушения, полностью регрессирует в течение двадцати четырех часов.

Из всего сказанного стало ясно главное: дядя Петя жив! А если этот чертов инсульт оказался «микро», отсутствуя в международной, мать ее за ногу, классификации, значит, все не так уж плохо. Вон у деда Ильи микроинфаркт был — и ничего, живехонек.

— Как он сейчас?

— Знаете, на удивление неплохо. — Врач оказался суеверен: он трижды символически сплюнул через левое плечо и постучал костяшками пальцев по подоконнику. — А для его возраста вообще чудесно. Мы провели ультразвуковую доплерографию магистральных артерий шеи — отклонения есть, но не слишком существенные. Похоже, все постепенно приходит в норму.

— Он в реанимации?

— Зачем? В палате интенсивной терапии. Пришел в сознание еще в машине. Сейчас отдыхает после уколов.

— К нему можно?

— Ну, вообще-то... — замялся врач.

— Я на одну минуту!

— Ладно. Сейчас я вас проведу. И не вздумайте его ничем волновать! Надеюсь, на работе у вас все в ажуре?

— На работе все замечательно!

Данька вспомнил о проваленной местной командировке. Но справедливо решил, что это, по большому счету, мелочь в сравнении с инсультами. Рутина. А в тире он все стрельбы до конца недели отменит. Пусть клиенты хоть до потолка прыгают. И сам отдохнет, и Петр Леонидович не будет нервничать.

Палата, как и весь корпус, выглядела новенькой и очень чистой — словно после капитального ремонта и генеральной уборки. Светло-желтые стены, на полу — линолеум салатного цвета. Половичок у двери, на окне — тюлевые занавески и шторы, раздвинутые в стороны. Подоконник украшали горшки с вьющимися растениями, названий которых Данька не знал. Две кровати, две тумбочки, в углу — вешалка.

Вот он, дядя Петя.

На кровати у окна.

Что-то в облике дяди Пети показалось Даньке непривычным.

— Помните: больного не волновать, — прошипел врач ему на ухо, прежде чем уйти. — Даю вам десять минут.

— Спасибо, доктор.

На ближней кровати встрепенулся наголо бритый бодрячок, но, увидев чужого человека, улегся обратно с явным разочарованием. Ждал кого-то. Что бодрячок делает в нейрореанимации? Может, его уже выписывают? — вот и не терпится домой попасть...

— Здравствуйте, Петр Леонидович. Как вы?

— Ничего, — отозвался дядя Петя. — Нормально.

Когда старик заговорил, Данька понял, что поразило его во внешности Кондратьева. Правую половину лица дяди Пети словно подморозило. И глаз прищурен. Для тирмена, более привычного щурить левый, а не правый глаз, такая мимика противоестественна.

— Не нравлюсь? Краше в гроб кладут?

— Да что вы ерунду городите! — возмутился Данька, проходя в палату и присаживаясь на край кровати. — Врач сказал: идете на поправку. Легко, значит, отделались.

— Легко? — Старик скорчил жутенькую гримасу. — Ну, раз врач...

Он отвернулся, словно не был рад приходу гостя.

Данька не обиделся. Он знал, что есть люди, которые ненавидят болеть. Прячутся от всех, терпеть не могут, если им сочувствуют. Будто заболев, они получили позорное клеймо на лоб — и теперь в одиночестве ждут, пока клеймо сойдет.

— Вам что-нибудь нужно? Лекарства? Бульон? Фрикадельки? Кефир? — Данька судорожно вспоминал, что обычно дают больным. Надо будет у врача спросить.

— Кефир. Клистир. И теплый сортир. Пошли в расширитель. Там диван есть.

— Вам лежать надо!

— Не надо. Я сам! — Дядя Петя отстранил сменщика левой, здоровой рукой.

Садился Кондратьев медленно, с заметным усилием. Сдал старик, подумал Данька. Сильно сдал. И не только из-за микроинсульта — вообще в последнее время. А он, дурак молодой, не замечал! Привык к неизменному спокойствию, к ехидной усмешке, к верному глазу и твердой руке. Считал, что годы над дядей Петей не властны.

Годы, они свое возьмут.

Петр Леонидович спустил ноги на пол, нашарил растоптанные тапочки. Откинул одеяло. Держась за спинку кровати, встал. Он был облачен в куцый больничный халат из голубой байки. Из-под халата нелепо и жалко торчали худые старческие ноги, покрытые редкими волосками.

Данька поспешил отвести взгляд.

— Не замерзнете?

— Нет. Тепло. Май месяц.

Петр Леонидович старался говорить внятно. Фразы выходили короткие, рубленые.

— Ну хоть на меня обопритесь, что ли?

Хмыкнув, старик от помощи не отказался. Вместе они выбрались в коридор. Врачей, к счастью, видно не было, а расширитель с диваном, двумя креслами и дешевым телевизором «Rainford» располагался в двадцати шагах. Петр Леонидович шел твердо, не шаркая, но правую ногу все-таки подволакивал. Данька поддерживал его под локоть. Ни дать ни взять, заботливый внук ведет на прогулку прихворнувшего деда.

Усадив старика на диван, Данька придвинул поближе одно из кресел — тяжелое, раскоряченное, с тканевой обивкой. У них дома стояло похожее, но три года назад он уговорил родителей купить новый мягкий уголок, а старье лично выволок на мусорку, на радость местным бомжам, которые бегом утащили кресло в подвал.

— Как в тире?

— Нормально! У «Орлов» сегодня стрельбы на «минус первом» сорвались. — Данька проклял свой длинный язык, но отступать было поздно. — Я с Шамилем договорился, Петр Леонидович. Верней, не я, а Тимур... Короче, никаких проблем. Не беспокойтесь.

— Тебе сменщик нужен. Сам замаешься. А я... пока оклемаюсь...

Дядя Петя умолк, переводя дух и выжидательно щурясь на собеседника. Необычный, правый прищур — словно стрелок отражался в зеркале. Мол, что скажешь, напарник? Кто из нас отражение — ты или я?

— Сменщика я найду, не волнуйтесь. Если временно, чтоб на «нулевке» и на «минус первом» помогал — запросто. Хоть двоих! Вон Тимур с Вовиком, к примеру. Они у нас сто раз были, все знают. Позвоню Любови Васильевне, она мне помощников предлагала и Тимура в том числе. Если, конечно, вы не против.

— Не против. Звони Кали.

Лишние слова не требовались. Данька и так все понял наилучшим образом. Как сменщики, выдавать пульки к «воздушке» и помогать на «нижних» стрельбах — Тимур с Вовиком вполне подойдут. А станут деловых строить или выпивать — можно пожаловаться Любови Васильевне. Она им живо хвосты прикрутит. Небось счастлива будет, что тирмен наконец согласился на ее предложение.