Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

«Почему Антоний любит меня? — в изумлении спросила она свое изображение. — И почему я не могу любить его?»

Поздним утром она отправилась искать Цезариона, решив поговорить с ним. Как всегда, он ушел в бухту за дворцом, чтобы поплавать, и теперь сидел на камне, как идеальная натура для Фидия или Праксителя. На нем была только набедренная повязка, еще достаточно мокрая, и его мать поняла, что он действительно стал мужчиной. Она пришла в ужас, но не подала виду. Она села на другой камень, откуда могла видеть его лицо. Лицо Цезаря, все более и более похожее.

— Я пришла не ругаться и не критиковать, — сказала Клеопатра.

Его улыбка обнажила ровные белые зубы.

— Я и не думал, что ты для этого пришла, мама. В чем дело?

— У меня просьба.

— Тогда изложи ее.

— Дай мне время, Цезарион, — начала она самым нежным голосом. — Мне нужно время. Но у меня его меньше, чем у тебя. Ты должен мне время.

— Время для чего? — осторожно спросил Цезарион.

— Подготовить народ Египта и Александрии к переменам.

Он нахмурился, недовольный, но промолчал. Клеопатра быстро продолжила:

— Я не собираюсь говорить тебе, что ты еще недостаточно прожил, чтобы набраться опыта общения с людьми, будь они подданные или твои товарищи. Ты будешь отрицать это. Но ты должен учесть мой возраст и опыт и выслушать меня! Сын мой, народ надо подготовить к принятию перемен. Издавая эдикты фараона, которые вызывают у людей потрясение, ты не можешь не ждать оппозиции. Я восхищаюсь, с какой тщательностью ты проделал свою работу, и признаю справедливость многого из того, что ты сказал. Но то, что знаем мы с тобой, на самом деле не так очевидно другим. Обычные люди, даже македонские аристократы, привыкли жить так, как живут. Они сопротивляются переменам, так же как мул сопротивляется, когда его ведут на поводу. Мир мужчин и женщин ограничен по сравнению с нашим миром — немногие из них путешествуют, а те, кто путешествует, едут на отдых не дальше Дельты или Фив, если у них есть деньги. Протоколист никогда не был дальше Пелузия, так как, по-твоему, он видит мир? Разве его волнует Мемфис, не говоря уже о Риме? И если это так в его случае, как отнесутся к этому простые люди?

Лицо его стало упрямым, но во взгляде появилась растерянность.

— Если бедные будут получать бесплатное зерно, мама, вряд ли они будут протестовать.

— Я согласна, поэтому советую тебе начать с этого. Но не сегодня, пожалуйста! Потрать следующий год на разработку того, что твой отец назвал бы «материально-техническим обеспечением». Запиши все это на бумаге и принеси на совет. Ты сделаешь это?

Очевидно, бесплатное зерно стояло первым в его списке. Она угадала.

— Это не займет много времени, — ответил Цезарион. — Месяц-два.

— Даже законотворчество великого Цезаря требовало годы, — возразила Клеопатра. — Ты не можешь «срезать углы», Цезарион. Каждое изменение разрабатывай правильно, тщательно и идеально. Возьми за пример твоего кузена Октавиана — вот он настоящий перфекционист, и я не так нетерпима, чтобы не признать это! У тебя много времени, сын мой. Делай дела постепенно, пожалуйста. Сначала долго говори, потом действуй — людей надо осторожно готовить к переменам, чтобы они не почувствовали, что эти перемены обрушились на них неожиданно. Пожалуйста!

Он расслабился и заулыбался.

— Хорошо, мама, я понял тебя.

— Даешь слово, Цезарион?

— Даю слово. — Он засмеялся чистым приятным смехом. — По крайней мере, ты не заставила меня поклясться богами.

— Ты веришь в наших богов достаточно, чтобы отнестись к клятве богами как к священной, которую надо сдержать даже ценой жизни?

— О да.

— Я считаю тебя человеком слова, которого нет необходимости связывать клятвой.

Цезарион соскочил с камня, обнял, поцеловал ее.

— Спасибо, мама, спасибо! Я сделаю, как ты говоришь!

«Вот, — подумала Клеопатра, глядя, как он прыгаете камня на камень с грацией танцора. — Вот как надо обращаться с ним. Предложить ему часть того, что он хочет, и убедить его, что этого достаточно. На этот раз я поступила мудро, безошибочно нашла способ».

Через месяц Клеопатра поняла, что она постоянно трогает горло, нащупывая ту опухоль. Опухоль не выглядела шишкой, но, когда Ирас обратила внимание на эту ее новую привычку и сама проверила опухоль, она настояла, чтобы ее хозяйка проконсультировалась у врача.

— Только не у противного греческого знахаря! Пошли за Хапд-эфане, — сказала Ирас. — Я серьезно говорю, Клеопатра! Если не позовешь ты, позову я.

Годы были милосердны к Хапд-эфане. Он почти совсем не изменился с тех пор, как следовал за Цезарем из Египта в Малую Азию, Африку, Испанию и до самого Рима, следя за приступами эпилепсии у Цезаря, которые случались, когда он забывал поесть. После смерти Цезаря Хапд-эфане вернулся в свою страну на корабле Цезариона и, пробыв год придворным врачом в Александрии, получил разрешение вернуться в Мемфис, в храм Пта. Орден врачей находился под патронажем жены бога Пта, Сехмет. Члены ордена были бритоголовыми, носили белое льняное платье, начинающееся под сосками и свисающее чуть ниже колен, и соблюдали целомудрие. Путешествие расширило его кругозор и как человека, и как доктора. Ныне он был признан самым точным диагностом в Египте.

Сначала он внимательно осмотрел Клеопатру, послушал пульс, понюхал ее дыхание, пощупал кости, оттянул вниз веки, заставил вытянуть вперед руки и пройти по прямой. Только тогда он сосредоточился на ее проблеме, щупая под челюстью, горло и шею.

— Да, фараон, это опухоль, а не шишка, — сказал он. — Сама опухоль не инкапсулирована, как киста, — края проникли в окружающую здоровую ткань. Я видел подобную опухоль у тех, кто живет в Египте по берегам Нила, но редко в Александрии, Дельте и Пелузии. Это зоб, разрастание щитовидной железы.

— Она злокачественная? — спросила Клеопатра с пересохшим ртом.

— Нет, царица. Но это не значит, что она не будет расти. Большинство зобов растут, но очень медленно, на это уходят годы. Твоя опухоль свежая, поэтому есть шанс, что она будет расти быстро. В таком случае у тебя глаза станут навыкате, как у лягушки. Нет-нет, не паникуй! Сомневаюсь, что этот зоб даст такой эффект, но врач, который не предупреждает пациента о всех последствиях, — плохой практик. Однако у тебя есть кое-какие симптомы, царица. Появился еле заметный намек на дрожание рук, и твое сердце бьется чуть быстрее, чем нужно. Я хочу, чтобы по утрам, прежде чем ты встанешь с постели, Ирас щупала твой пульс, — он нежно улыбнулся Ирас и Хармиан, — потому что Хармиан слишком волнуется. Через месяц Ирас будет знать, насколько быстро бьется твое сердце, и сможет следить за ним. Видишь ли, сердце внутри грудной клетки покрыто кровеносными сосудами, поэтому его работу можно определить по пульсу на запястье. Если бы этих сосудов не было, сердце блуждало бы так, как, по мнению греков, блуждает матка.

— Есть какая-нибудь микстура, которую я могла бы принимать, и бог, которому я могу принести жертву?

— Нет, фараон. — Он помолчал, тихо кашлянул. — Как твое настроение, царица? Ты нервничаешь больше, чем обычно? Часто раздражаешься по мелочам?

— Да, Хапд-эфане, но только потому, что моя жизнь была очень трудной эти два года.

— Может быть, — только и сказал он, простираясь ниц.

Затем, пятясь, он выполз из комнаты.

— Хорошо, что она не злокачественная, — сказала Клеопатра.

— Да, действительно, но если она будет расти, она обезобразит тебя, — заметила Ирас.

— Прикуси язык! — крикнула Хармиан, яростно набросившись на Ирас.

— Я специально это сказала, глупая старая дева! Ты слишком озабочена своей внешностью, боишься потерять всякую надежду найти мужа и не понимаешь, что царица должна быть подготовлена, прежде чем что-то случится.

Хармиан застыла, что-то бессвязно лепеча, а Клеопатра рассмеялась — впервые после возвращении домой.

— Ладно, ладно! — выговорила она наконец. — Вам по тридцать четыре, а не по четырнадцать, и вы обе старые девы. — Она нахмурилась. — Я отняла у вас молодость и возможность выйти замуж. Я сознаю это. Кого вы видите, кроме евнухов и стариков, служа мне?

Хармиан, забыв об оскорблении, захихикала.

— Я слышала, что Цезарион что-то говорил о евнухах.

— Откуда ты узнала?

— Откуда еще мы можем узнать? Аполлодор очень расстроен.

— Ох этот несносный мальчишка!

21

У царя Армении Артавазда не было шанса победить огромную армию, которую Антоний вел против него. Но покорно он не сдался и обеспечил Антонию несколько приличных сражений, в которых его новобранцы прошли боевое крещение, а опытные воины усовершенствовали свое мастерство. Теперь, когда Антоний совсем не пил, к нему вернулась способность командовать сражением, а с нею и уверенность в себе. Клеопатра была права: его настоящим врагом было вино. Трезвый и абсолютно здоровый, он признался, что в прошлом году ему следовало оставаться в Каране с остатками армии, чтобы Клеопатра привезла свою помощь туда. Вместо этого он заставил армию совершить еще один пятисотмильный марш, прежде чем она получила какую-то помощь. Но что сделано, то сделано. Бесполезно думать о прошлом, сказал себе выздоровевший Антоний.