Войку, сын Тудора - Анатолий Коган

— Чтобы вы, синьор, знали, что не злое рабство готовил вам в конце пути ваш нижайший слуга, а волю и встречу с друзьями! Ваша милость убедилась теперь, что я вам друг, — с льстивой улыбкой заключил Зеноби. — Сейчас, синьор, я вам это еще раз докажу, — со значением добавил бывший ага, поднимаясь на ноги и предлагая Чербулу следовать за собой.

Бывший патрон «Зубейды» провел сотника по второй палубе от носа до кормы, по третьей — от кормы до носа. Заставил петлять с собой по разным помещениям, подниматься и спускаться по трапам — наконец юркнул в трюм. В темной каморе, куда они попали, пошарив под потолком, Зеноби достал фонарь, высек огонь, запалил фитилек. Потом, высунув за дверь голову и оглядевшись, отодвинул от стенки большой ларь, закрывавший люк.

Чербул спустился за ним по короткой лесенке и оказался в низком, длинном помещении над самым килем, под трюмами носа. Темное пространство, тесно заставленное огромными сундуками, так и не было обнаружено его товарищами после восстания на корабле.

Зульфикар-Зеноби подвесил фонарь к потолку и, спугнув жирную крысу, открыл один из ящиков; там было золото. Открыл второй — там мерцали россыпи колец. Поднял крышку над третьим — в нем лежали усыпанные драгоценными камнями диадемы и браслеты. Отворил четвертый — в нем матово поблескивали жемчуга. Взорам сотника открылась доля султана в добыче, взятой его войсками в Крыму. Ее, погруженную в глубокой тайне на «Зубейду», и должен был доставить стамбульскому повелителю Зульфикар.

Мессер Зеноби погрузил обе руки в высокую груду золотых монет и замер в экстазе. Но, встретив взгляд Чербула, отпрянул назад.

— Вручаю это вам, синьор капитан, — прошептал он торжественно и робко.

Сотник молчал; отражение крымских сокровищ переливалось в его голубых глазах.

— Вы можете разделить это с товарищами, — так же тихо предложил ренегат. — По целому состоянию каждому.

— Чтобы наши люди перерезали друг друга?!

— Можете взять это себе…

Войку так посмотрел на бывшего патрона, что у мессера Зеноби подогнулись колени. Сотник одну за другой захлопнул крышки сундуков.

— Об этом знает еще кто-нибудь на судне? — спросил он, пристально глядя в глаза венецианца. — Хоть один человек, кроме вас и меня?

— Нет, синьор! Клянусь! — отвечал мессер Зеноби, крестясь.

— И не должен знать! — приказал Войку. — Пока не придем в гавань! — И пошел, не оборачиваясь, к выходу.

На корме, проходя мимо мачты, Чербул не заметил темной фигуры, прятавшейся в тени. Это был Чезаре, подсматривавший за происходящим на юте; при виде сотника лицо патриция исказила злая усмешка. Чербул заглянул в уголок, где при свече теплилась беседа его друзей.

— Варвары разрушили храмы искусства, — говорил Ренцо, — разбили инструменты науки…

— И человеческий дух, не находя пищи на земле, поневоле устремился к небу! — продолжал Левон.

— Так победила везде религия, — молвил Матусаэль, — так поле мира осталось за изуверами. Когда разум и честь заставят их наконец отступить?

Войку улыбнулся и, никем не замеченный, удалился в камору, где жила его княжна.

Буря пожаловала на море с благородным величием, задолго до того предупредив путешественников о своем приходе. Вначале небо на северо-востоке начало темнеть. Потом важно прикатили огромные валы; сперва — пологие и гладкие, они постепенно вырастали, напружинивали хребты, обрастали лохмами сорванной с гребней, подхватываемой ветром пены. Буря обещала быть нешуточной.

Асторе еще с утра, по известным морякам приметам, начал готовить команду и судно к предстоящему испытанию. Опытных моряков на судне можно было насчитать всего с полдюжины, вместе с кормчим, на помощь же остальных было мало надежды. Когда волнение усилилось, три четверти их со стонами полегли по каморам и трюмам. Буря набирала силу, и молодых людей, способных держаться на палубе, становилось все меньше.

Матросы спустили паруса, оставив на бизани только малые, помогающие удерживать судно против ветра. Задраили люки. «Зубейда» легла в дрейф. Войку с беспокойством смотрел вперед, откуда беспрестанно надвигались все новые полчища гигантских валов. Роксана, подойдя, схватилась за его локоть, прижалась. Чербул заглянул в лицо подруге; боязливая перед господом и суровым сонмом его святых, мангупская княжна мужественно смотрела в лицо свирепеющей стихии.

— Уходи вниз, — сказал Войку. Роксана несогласно тряхнула головой.

Асторе оставил мостик и, держась за канаты, пробрался на корму, где Давицино и еще один генуэзец с трудом справлялись с непокорным рулем. Молодые мореходы втроем вступили в борьбу с Понтом, коварно норовившим поставить судно боком к волнам, чтобы смять и опрокинуть его. Наос бывшего капитана-аги, надо сказать, не был чудом кораблестроительного искусства, при сильном волнении он плохо слушался руля.

Ветер по-прежнему крепчал, море мрачнело, темные тучи все ниже опускались к вершинам почти уже черных, грозно поседевших валов. Пошел дождь, потом — ливень; из края в край неба ударили изломанные молнии. Большой корабль, перебрасываемый друг другу валами-гигантами, стал меж ними похож на утлый челн, потом — и вовсе на жалкую щепку.

Один за другим к Роксане и Войку, державшимися за ванты фока, присоединялись их товарищи, не сваленные морской болезнью. Многие шептали молитвы: один творил крест латинского канона, другой — греческого. «Боги моря, — услышал Чербул голос одного из русов, вспомнившего верования предков, — боги моря требуют жертв».

И вправду подобные горам валы вставали над миром, как дикие кони Нептуна, брошенные в галоп. Гигантские сказочные звери, драконы и змеи, казалось, хотели вырваться на волю, разбив хрустальные завесы катящихся водных хребтов, колотя многомильными хвостами.

Войку крепко обнял подругу, защищая ее. Роксана, однако, выпрямилась, словно наслаждалась развернувшимся перед нею титаническим зрелищем. Восхищение и гордость за нее, испытанные в те мгновения сотником, заставили его ненадолго даже забыть о буре.

Волны били теперь о нос, о днище «Зубейды» таранным боем, старый наос трещал со всех бортов. Верхушки валов начали перекатываться через палубу, сбивая с ног людей, унося зазевавшихся в пучину. С угрозой раскачивались высокие мачты судна, трещавшие при каждом ударе водяных масс. Из тучи холодных брызг перед ними появился чудом державшийся на ногах Асторе со связкой топоров в руках.

— Держите! — крикнул он, покрывая вой ветра. — Будем рубить мачты, иначе — конец!

Голос кормчего заглушил особенно страшный треск. Опережая действия людей, рухнул грот, и волны тут же утащили придавленных им четырех человек. Асторе бросился к поваленной мачте и несколькими ловкими ударами топора отделил ее от основания. Войку, за ним — Чезаре, Холмуз, Левон и Чукко начали убирать канаты и ванты, все еще удерживавшие злополучный грот. Наконец огромное, опутанное снастями бревно сползло за сломанный фальшборт. Облегченное судно выпрямилось и продолжало неравную борьбу.