Две недели на Синае. Жиль Блас в Калифорнии - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Последнее свидетельствовало о том, что хлеба на борту было не так уж много. И в самом деле, позднее нам его стали давать только по воскресеньям и четвергам. В остальные дни мы довольствовались сухарями.
На восемь человек полагалось одно большое жестяное блюдо, и каждый перекладывал оттуда еду в котелок, находившийся, равно как и столовый прибор, в его личном пользовании.
Ели мы, сидя на корточках, как это принято у жителей Востока.
В тот же день, около восьми часов вечера, на нас обрушился южный ветер. Он дул всю ночь, а на следующий день усилился настолько, что погнал нас к берегам Англии.
На борт нашего судна поднялся рыбак, лодка которого была наполнена рыбой. Началась торговля, а затем мы принялись писать письма.
Одна из важнейших потребностей человека, который удаляется от дома, пересекает огромное водное пространство и оказывается между небом и землей, — это сообщать о себе тем, кого он покинул.
Человек ощущает себя таким крошечным в этом бесконечном пространстве, что, устанавливая посредством письма связь с землей, он убеждает себя сам, что не сбился с пути, и этим доставляет себе утешение.
Несчастны те, кто в подобных обстоятельствах не имеет кому писать!
Рыбак удалился, нагруженный письмами, словно почтальон.
Вечером следующего дня, не став причиной большой задержки или особых волнений, ветер изменил направление. С этого времени он благоприятствовал нашему плаванию.
Капитан, который, как мы уже говорили, весьма экономил на хлебе, ибо запасы муки на судне были невелики, вначале обольщал нас надеждой, что мы сделаем остановку на Мадейре, чтобы запастись там картофелем, но, поскольку ветер был попутным, обратил теперь наше внимание на экономию времени, какую мы получим, если продолжим плыть, не сворачивая с прямого пути.
Ему было высказано несколько возражений, из которых он мог понять, что мы не были обмануты насчет того, о какой экономии на самом деле шла речь; но у себя на борту капитан — король. И наш, явив собой подавляющее большинство голосов, решил, что мы проследуем мимо Мадейры и что попутный ветер может заменить картофель.
Но, по правде сказать, было одно удовольствие видеть, как мы двигались вперед: «Кашалот», как уже говорилось, был превосходным парусником, и даже в самую плохую погоду мы шли со скоростью шесть или семь узлов.
Когда мы находились на широте Сенегала, наш впередсмотрящий сообщил, что он видит корабль: это был американский фрегат, который нес в этих водах дозорную службу, надзирая за торговлей неграми; он устремился к нам, подняв свой флаг. Мы ответили тем же, обменялись друг с другом данными о своей долготе и широте, что служит у моряков приветствием и прощанием, после чего наше судно продолжило свой путь, а фрегат возобновил свою дозорную службу.
Переданные нам сведения о долготе и широте не были для нас бесполезными, поскольку на нашем судне был очень плохой хронометр.
Мы так и не узнали название фрегата, оказавшего нам эту услугу. За исключением кроваво-красной полосы, указывавшей на местоположение его пушек, он был весь выкрашен в черный цвет, как корабль из «Красного корсара».
По мере того как мы приближались к тропику, становились заметны все особые приметы экватора. Морская вода стала темно-синей; на больших отмелях мы рвали водоросли, именуемые тропическим виноградом. Из воды выпрыгивали летающие рыбы; косяками проплывали пеламиды и дорады; жара становилась удушающей, и в этом ошибиться было невозможно.
Началась ловля пеламид и дорад.
Ловля эта чрезвычайно несложная и легкая по сравнению с теми ухищрениями, какие пускают в ход опытные рыбаки на берегах Сены. Все происходит крайне просто. На бушприте подвешивают несколько веревок, на конце каждой из которых болтается подобие летающей рыбы; при килевой качке наживка то погружается в воду, то выныривает. Всякий раз, когда веревки появляются из-под воды, дорады и пеламиды принимают наживку за настоящую рыбу, выпрыгивают вслед за ней и остаются висеть на крючке.
Это настоящая манна небесная, которую на этой жаркой широте Господь посылает бедным пассажирам.
Рыбу ловили все вместе.
Наконец, мы достигли линии экватора и пересекли ее. Само собой разумеется, что в связи с этим торжественным событием состоялись все полагающиеся церемонии, в которых участвовали: Нептун, при всей своей старческой внешности чрезвычайно учтивый по отношению к дамам; Амфитрита, весьма заигрывавшая с мужчинами, а также тритоны, вылившие на нас бесчисленное количество ведер воды.
Понятно, что как путешественник, уже преодолевавший экватор, я мог смотреть этот спектакль с высоты галерки, то есть с марса.
Поскольку я упомянул наших женщин, вернемся к ним.
Ясно, что они отправились в это путешествие вовсе не затем, чтобы сделаться монахинями; из этого следует, что, как ни быстро шло судно, на нем, помимо лото, домино, трик-трака и экарте, играли в особую игру, которую именовали женитьбой и две основные фазы которой заключались в том, чтобы жениться и развестись.
Так как на борту находилось тринадцать женщин и сто тридцать пять мужчин, то это была больше, чем игра, это было почти что учреждение, причем учреждение филантропическое.
Три дамы нашли себе пару еще до нашего отъезда. У них имелись настоящие мужья, а точнее, настоящие любовники, так что, если они теперь вступали в брак, это происходило in раrhbub[25] и без пригласительных писем.
На этих шутовских свадьбах всем поручались обязанности, соответствующие тем, какие выполняют свидетели, родители или священники во время настоящих венчаний.
Обязанности эти исполнялись с замечательной серьезностью.
Одновременно была учреждена еще одна должность, чрезвычайно серьезная и требовавшая полной беспристрастности.
Речь идет о должности третейского судьи.
Вот по какому случаю она была создана.
Один из наших друзей, Б***, увез с собой любовницу: это была одна из трех замужних женщин у нас на корабле, и, уезжая из Франции, он в ущерб собственным интересам, вместо товаров на продажу, погрузил на борт вещи для ее личного пользования: шелковые платья, шерстяные платья, поплиновые платья, большие и маленькие шали, чепчики, шляпки и тому подобное.
Но случилось так, что уже в море, по одному из тех капризов, какие всегда надо приписывать особой обстановке в путешествии, мадемуазель X*** нашла, что г-н Д*** лучше ее первого любовника, и, не дав себе труда получить развод, вышла замуж за г-на Д***.
За этим последовали жалобы и требования брошенного мужа, утверждавшего, что если свои права на жену он и утратил, то они сохранились у него в отношении ее вещей, и в итоге однажды утром он завладел всем ее гардеробом, оставив мадемуазель X*** в