Дети Арбата - Анатолий Рыбаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Все остальное в комнате, как и было раньше. На книжной полке рядом с детской энциклопедией в рамочке фотография — папа и мама в молодости; стол под облупившейся клеенкой; стоптанные домашние туфли под Нининой кроватью, а на ее, Вариной кровати яркая косынка на подушке, рядом бронзовый атлет с лампочкой в вытянутой мускулистой руке. К Софье Александровне Варя не взяла даже постельного белья и патефон свой не забрала — он ей там не нужен. И, хотя вскоре обнаружилось, что ей многого не хватает, предпочитала покупать заново. Зашла только один раз — за свидетельством об окончании школы, Нинки тогда дома не было, и слава богу, что не было.
Но сейчас, когда она сидела и осматривала комнату, привычные вещи, вдыхала привычные запахи, она снова ощутила себя прежней девочкой, ей сделалось тоскливо и она отчетливо поняла, что, не смотря на все Нинкино занудство, спокойной она может быть только здесь, здесь ее дом, другого дома у нее нет и не скоро будет.
Нина протянула ей свои записи.
Варя сверила их с анкетой, все в порядке, Нина ответила на все вопросы.
— Да, хорошо, спасибо… Ну ладно, до свидания.
— Будь здорова.
Правильно ли вела она себя с сестрой? А как еще она могла себя вести? Прыгать от счастья? Оттого, что Варя поступает на работу? Все работают. Элементарная вещь. Никого Варя не осчастливила. Могла бы поступить в вуз, хочет работать копировщицей, каждый выбирает свой путь. Говорим о женском достоинстве, но забываем о нем, как только появляется мужчина.
Варя — ладно, девчонка, воспитанная двором, улицей… Но Лена Будягина, Лена, взрослая женщина, выросшая в такой семье! Тогда, зимой, Нина это теперь знает, Ленка делала от Юры подпольный аборт, чуть не умерла, а он, негодяй, ни разу не пришел в больницу, явился через полгода, и Ленка опять сошлась с ним. Не видит, что он такое? В НКВД работают не только настоящие чекисты, и там хватает примазавшихся — Юрка один из них. Ленка не может этого не знать. И вот новая история, новая «трагедия» — Юрка, оказывается, живет еще с кем-то. И Ленка вместо того, чтобы забыть об этом ничтожестве, опять мучается, страдает. Нина ненавидела в женщинах зависимость от мужчин, видела это в собственной сестре, и оттого, что она пойдет работать, сущность ее не изменится. Так что никакого праздника, никакого торжества пока нет.
О том, что Юра изменяет ей, Лена призналась Нине в минуту отчаяния. Но никаких подробностей. «Он мне изменяет» — единственная фраза, которую она произнесла.
Подробности же, вернее, единственная подробность заключалась в том, что Юра изменяет ей с Викой Марасевич. Они столкнулись лицом к лицу на Маросейке, в Старосадском переулке, на лестничной площадке. Лена вышла из лифта, и в эту минуту Вика закрыла за собой дверь той самой квартиры, куда шла Лена. Несколько секунд они растерянно смотрели друг на друга, потом Вика сказала «Здравствуй», то же в ответ пролепетала Лена. Вика вошла в еще открытый лифт, закрыла двери.
Первым побуждением было бежать, Лена сбежала по лестнице, этажом ниже остановилась, переводя дыхание в прислушиваясь… Внизу хлопнула дверь лифта, значит, Вика ушла. Пусть уйдет подальше… Лена медленно спустилась еще на этаж… Боже мой! Значит, тогда, на встрече Нового года, все было не случайно, у них это давно тянется, все это видели, она одна была слепа. И Нина тогда устроила Юре скандал, и Саша прямо при Юре спросил: «Большего дерьма ты себе не нашла?» Юра ее не щадил, ее и сейчас еще тошнит от запаха горчицы. В больнице ей сказали: «Вы чудом выжили», — а он трусил, скрывался, ни разу не пришел. И сегодня ждал ее в постели, с которой только что встала Вика. В этой постели бывает, наверно, не она одна. Он даже не побоялся назначить ей свидание в один день с Викой, почти в один час.
И тут только Лена сообразила, что пришла к четырем, а Юра просил к пяти, но она забыла об этом, пришла, как обычно, к четырем. Час он отдыхает! Сукин сын, развратник! Еще потребует, чтобы они обе легли к нему в постель. С ним кончено, кончено навсегда! И без объяснений. Она не желает выслушивать его лживые оправдания.
Вечером Юра позвонил ей, капризным голосом спросил, почему она не пришла сегодня.
— Задержалась на работе.
— Во вторник сумеешь приехать?
— Нет.
— Когда же?
— Не знаю. Если сумею, сама позвоню. А ты мне больше не звони. До свидания, Юра.
Чем она недовольна? Шарок недоумевал. Все шло как будто хорошо, они встречались не слишком часто, такая у него работа, бывали в театре, в кино, в Клубе актеров, на выставках… На что она дуется? Странно!
Причину ее недовольства Шарок узнал очень скоро.
Столкнувшись с Леной, Вика растерялась только в первую минуту. Она понимала, что Лена явилась сюда совсем не в том качестве, в каком являлась она — от Вадима знала, что отношения Юры и Лены возобновились. И он допустил, чтобы Лена увидела ее здесь, на тайной квартире! Выдал ее! Лена, конечно, потребует от Юры объяснений, и тогда Шарок признается, что комната эта не только для интимных встреч. Но секретных сотрудников не выдают, он ответит за то, что допустил их встречу.
Эта мысль сразу успокоила, Вика сообразила, какой получила шанс: теперь уж Юрочке придется отпустить ее, теперь уж он не выкрутится. Сегодня он поиздевался над ней, теперь поплатится за этот унизительный разговор.
Разговор был такой.
— Юра, — сказала Вика, — я выхожу замуж.
— Да? — весело ответил он. — Интересно, за кого?
Она назвала имя и фамилию Архитектора. Шарок это имя и фамилию знал. Однако особенного удивления не выразил.
— Поздравляю. Человек знаменитый.
— Сталину понравился его проект.
— Я этот проект видел на выставке, — сдержанно ответил Шарок, как бы не смея даже рассуждать о проекте, одобренном самим Сталиным.
— Нам придется с тобой расстаться, Юра.
Он сделал вид, что не понял ее.
— В каком смысле?
— Теперь я жена, чья жена, ты знаешь. У меня изменился образ жизни, рестораны кончились, старый круг знакомых отпал.
— С другими будешь встречаться.
— Нет, муж ведет очень замкнутый образ жизни. С 9 утра до 11 вечера в мастерской, а я жду его дома. Одна. Но даже не в этом дело. Я не могу, не имею права ничего от него скрывать.
— И не скрывай, — спокойно сказал Шарок.
— То есть как… Рассказать ему о наших встречах?
— Расскажи, если считаешь нужным.
— Но я дала подписку о неразглашении.
— В интересах твоего семейного очага я тебе разрешаю разгласить, — усмехнулся Шарок.
— Но он тут же меня бросит.
Шарок пожал плечами.
— За что? За то, что ты исполняешь свой долг?
Она во все глаза смотрела на Шарока. Ведь прекрасно понимает, что она никогда никому об этом не скажет. Но он не хочет выпустить ее из своих когтей, хочет, чтобы она доносила на собственного мужа, и ни на минуту не сомневается, что заставит ее это делать. Все же она ответила так:
— Хорошо, я ему все расскажу.
Он скривил губы.
— Расскажи, расскажи… А мы добавим. Всех твоих иностранцев перечислим, — он усмехнулся. — А ты ему расскажешь, как у них, у иностранцев устроено… С ними, наверно, слаще спать?…
— Юра, что ты говоришь?
Он ударил кулаком по столу, заорал:
— Я знаю, что я говорю!… Ты, блядь, спишь с ними, таскаешься по номерам, ты по рукам и ногам связала себя с иностранными разведчиками. По уши в дерьме. Вот и расскажешь своему муженьку, что в них привлекательного, а он пусть послушает.
— Юра, как ты можешь? Я этих людей видела только за столом.
— Врешь! Ты спала с ними. Последний раз со шведом, Мы его знаем и всех, кто был до него, всех до единого. Тебе что, наших, русских не хватает! Чем они хуже, отвечай!
Он мог бы быть вежливее, она с ним, русским, тоже спала. Но молчала, подавленная его осведомленностью.
А он, с ненавистью глядя на Вику, продолжал:
— Ах, ах, это просто папины знакомые, знаменитости… Профессор Крамер, Россолини, — в его голосе слышалась брезгливость. — «Талантливые скрипачи», ах, ах, Фриц, Ганс, Михель… Совсем по-родственному. Котики! А эти котики — активные деятели нацистской партии, фашисты, разведчики! И японцы, с которыми ты бражничаешь, все как один разведчики, и крупные, есть в звании полковников. Не знаешь, зачем они к нам ездят, как они нас любят? Ты с ними путалась, а теперь приходишь: отпустите меня, не то я все расскажу мужу. Нет, милая, не расскажешь, мы сами расскажем, посмотрим, женится ли он на тебе?!
Она замолчала тогда, бессильная, обреченная.
Но сейчас, идя по Маросейке, Вика не чувствовала ни бессилия, ни обреченности. Просчитался, портновский сынок! По его вине она разоблачена. Не убедил довод насчет мужа, придется посчитаться с другими доводами. Придется, Юрочка, придется.
В воскресенье Вика позвонила ему домой.
— Юра, здравствуй, говорит Вика, нам надо срочно увидеться.
— Что случилось?
— Разговор не для телефона. Хочешь, я зайду к тебе, хочешь, встретимся на улице, прогуляемся.