Гонка за врагом. Сталин, Трумэн и капитуляция Японии - Цуёси Хасэгава
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Около половины второго ночи Такэсита явился в официальную резиденцию министра армии и попросил Анами поддержать мятеж (см. карту 3). Такэсита застал Анами спокойно пьющим саке. Пригласив шурина войти, министр сказал ему: «Я намереваюсь совершить сэппуку. Что ты думаешь по этому поводу?» Такэсита ответил: «Я всегда думал, что вы планируете сделать это, и не собираюсь вас останавливать». Забыв о цели своего визита, которая заключалась в том, чтобы убедить Анами встать на сторону заговорщиков, Такэсита налил себе саке и составил компанию зятю.
Мятеж быстро оборачивался полным провалом. Части Восточной армии заняли штаб дивизии Императорской гвардии. Обнаружив, что приказ, отданный от имени Мори, был фальшивкой, люди Танаки восстановили порядок во дворце. Вскоре после трех часов ночи Ида приехал в штаб заговорщиков и приказал Хатанаке вывести солдат из императорского дворца во избежание кровопролития. Узнав об обмане, полковник Хага велел Хатанаке, чтобы тот немедленно убирался прочь с территории дворца. Остается загадкой, почему Хага не арестовал Хатанаку на месте. Представляется вероятным, что, сочувствуя целям заговорщиков, Хага с самого начала последовал за Хатанакой, зная, что приказ от имени Мори был сфабрикован.
Анами все еще наслаждался последней порцией саке и беседой с шурином, когда Такэсита наконец признался, что дивизия Императорской гвардии восстала. Анами сказал, что заговор потерпит неудачу, потому что Восточная армия его не поддержит. В тот самый момент, когда Анами приготовился совершить ритуальное самоубийство, к нему пришел Ида с докладом о произошедшем в императорском дворце. Анами пригласил нового гостя тоже принять участие в прощальной пирушке[459].
Наконец Анами допил свое саке, надел белую рубашку – личный подарок императора, аккуратно сложил свою военную форму и положил ее в альков[460]. В 5:30 к нему явился генерал из военной полиции с известиями о мятеже Императорской гвардии. Анами попросил Такэситу принять его и велел Иде встать на стражу в саду снаружи дома. Оставшись в одиночестве, Анами сел на пол в коридоре, обратившись лицом к императорскому дворцу. Затем он с силой воткнул короткий меч в левую часть живота, сделал надрез вправо и вытащил клинок. Когда Такэсита вернулся в комнату, Анами пытался левой рукой нащупать сонную артерию. Найдя ее, он резко махнул мечом по горлу. На лежавшее перед министром завещание брызнула кровь. Такэсита спросил: «Хотите ли вы, чтобы я был вашим секундантом?» – «Не надо мне помогать, – ответил Анами. – Оставь меня». Это были его последние слова. Он прожил еще несколько минут, но больше не приходил в сознание. Такэсита поднял выпавший из руки Анами меч и перерезал ему артерию. Затем он уложил министра на соломенный пол, положил рядом с ним завещание и укрыл тело мундиром.
В тот миг, когда Анами испустил дух, с ним умерла и японская Императорская армия. Это было тщательно продуманное самоубийство – ритуал, необходимый для завершения бесславной истории Императорской армии, которая стала причиной невиданных прежде несчастий, случившихся в эру Сёва. Вместе с Анами ушло в прошлое и фанатичное следование кокутай, во имя которого он и другие военные со схожим складом ума отчаянно сопротивлялись завершению войны [Takeshita 1998: 767–778][461].
Наступило утро. В 6:00 император проснулся и узнал о том, что дворец был занят восставшими солдатами. Хирохито приказал адъютантам собрать солдат во дворе. «Я скажу им напрямую, что я чувствую», – сказал он. Хирохито понятия не имел, что для лидеров мятежников сохранение императорского дома было только частью кокутай. Затем в императорскую библиотеку вошел генерал Танака. Когда открылись железные ворота, утреннее солнце залило лучами шкафы с книгами. Танака доложил императору, что мятеж полностью подавлен. Когда высоко в небе поднялось августовское солнце, последний акт драмы из жизни императорской Японии, сыгранный во дворце императора, был сыгран до конца. Наступила заря возродившейся из тела старой империи новой Японии, в которой император являлся человеком, а не живым богом[462].
Хирохито объявляет по радио о капитуляции
В 7:21 утра 15 августа ведущий новостей на радио объявил, что ровно в полдень император лично выступит с обращением к нации, и несколько раз повторил, что всем необходимо выслушать это послание. Фонографы, спрятанные в сейфе дворца, были доставлены в студию радиовещания за час до назначенного времени. В 12:00 все жители Японии и солдаты, сражавшиеся на фронтах за пределами внутренних территорий, собрались у радиоточек. После того как прозвучал национальный гимн «Кими га ё», была пущена запись с голосом императора:
После тщательного размышления об основных тенденциях в мире и при текущих условиях, которые сложились в Нашей империи сегодня, Мы приняли решение, что повлиять на существующую ситуацию могут только чрезвычайные меры. Мы приказали Нашему правительству сообщить правительствам Соединенных Штатов, Великобритании, Китая и Советского Союза о том, что Наша империя принимает условия их совместной декларации.
Затем Хирохито дал такое одностороннее обоснование Тихоокеанской войны: «Мы объявили войну Америке и Британии, искренне желая обеспечить самосохранение Японии и стабильность в Восточной Азии, и Мы не помышляли о том, чтобы нарушить суверенитет других наций, или о территориальной экспансии». Но война продлилась более четырех лет, и ситуация сложилась «не в пользу Японии». Затем император уклончиво упомянул об атомных бомбах:
Более того, противник применил новую чудовищно жестокую бомбу невиданной разрушительной силы, которая погубила множество ни в чем не повинных людей. Если Мы будем вести войну и дальше, это будет означать не только ужасную гибель и уничтожение японского народа, но также приведет к гибели всей человеческой цивилизации.
Затем он попросил солдат смириться с этим его решением, как бы тяжело это ни было. Он заверил, что имеет «возможность сохранить и поддерживать основу империи (кокутай)», и обратился к своим подданным со следующим призывом: «Объедините всю вашу силу для созидания, для лучшего будущего. Идите строго по пути справедливости, благородства духа и работайте с той мыслью, что вы можете вознести вечную славу империи (кокутай) и при этом идти в ногу с мировым прогрессом»[463]. Император ни разу не использовал таких слов, как «капитуляция» (кофуку) или даже «завершение войны» (хайсен). Он просто объявил, что решил принять условия совместной декларации. Более того, он обосновал это решение заботой о сохранении кокутай.
