Неукротимый, как море - Уилбур Смит

— Ненадолго, — огрызнулась она. — Так, на чуть-чуть, мой дорогой Дункан. Как только Николас захотел меня обратно, то сразу получил все, чего желал.

— Это как понимать? — потребовал Дункан.

— Предыдущей ночью Николас был здесь и занимался со мной любовью так, как тебе и не снилось. Я ухожу от тебя и расскажу всему миру, отчего и почему.

— Ах ты, тварь…

— О, Дункан, он такой сильный… У него крепко там, где у тебя дрябло.

— А ты просто потаскуха. — Он отвернулся. — Словом, будь в Сен-Назере во вторник.

Шантель отлично видела, что Дункану больно, что наконец-то удалось проколоть панцирь и зацепить живой нерв.

— В ту ночь он любил меня четыре раза. До головокружения, до потери чувств… А ты, Дункан, хоть когда-нибудь был способен на такое?

— Повторяю: во вторник ты должна улыбаться кредиторам в Сен-Назере.

— Даже если у тебя выгорит с «Золотым рассветом», не пройдет и полугода, как Николас сгонит тебя с должности.

— Но до тех пор ты будешь плясать под мою дудку. — Невооруженным взглядом было видно, с каким трудом Дункану удается держать себя в руках. Он развернулся и направился прочь.

— Ты проиграешь, Дункан Александер! Останешься в дураках! — крикнула ему вслед Шантель, еле справляясь со злобой и досадой. — Уж я об этом позабочусь! Вот попомнишь!

Дункан сбавил шаг и пересек террасу неторопливо, тщательно выверив осанку. Вослед ему бушевал шторм визгливых воплей Шантель.

— Убирайся! Катись обратно в свои трущобы, в канаву, откуда я тебя подобрала!

Он уже поднимался по каменной лестнице — вот-вот скроется из виду. Хотелось бежать, но колени стали будто ватными, дыхание превратилось в сбивчивые хрипы, а в животе пульсировал плотный комок боли, гнева и ревности.

— Сволочи, — пробормотал он. — Все вы сволочи. А ты, Николас Берг, в особенности…

— Том? Том Паркер?

— Да… Кто меня спрашивает?

Голос звучал громко и ясно, будто их не разделял Атлантический океан.

— Это Николас, Николас Берг.

— Ник! Где ты?! — В густом басе читалось неподдельное удовольствие. — Слушай, я чертовски рад, что ты позвонил. Мы давно тебя разыскиваем. У нас хорошие новости. Самые лучшие.

У Николаса отлегло от сердца.

— Ты про Саманту?

— Да нет же! — Том рассмеялся. — Я про работу. Твою работу. Вчера мое предложение приняли на ученом совете. Признаюсь, пришлось потрудиться, но в конце концов они твою кандидатуру одобрили. Так что, Ник, ты теперь с нами. Здорово, правда?

— С ума сойти…

— Адъюнкт-профессор биологического факультета. Звучит? И это, Николас, лишь краешек твоего куска пирога. К концу следующего года у тебя будет кафедра, вот увидишь.

— Слов нет…

— Эй, да тебе вроде как все равно? — рыкнул Том. — Да что с тобой, парень?

— Том, объясни Бога ради, что происходит с Самантой?

Николас почувствовал, как переменилось настроение на том конце провода: пауза вышла чуть дольше, чем следовало бы, да и голос Тома звучал очень уж бодро и невинно.

— Да она в экспедиции… Где-то на островах. Разве она тебе об этом не сказала?

— На островах?! — У Николаса перехватило горло от возмущения и досады. — Черт возьми, Том! Она должна быть здесь, во Франции. Обещалась приехать на спуск моего нового судна. Я уже неделю ее разыскиваю…

— Экспедиция отправилась в прошлое воскресенье, — сообщил Том.

— Я не понимаю… Что за игры такие?

— Пожалуй, она и сама не прочь бы задать тебе этот вопрос.

— Так. Давай, Том, выкладывай все по порядку.

— Ну-у… Перед выездом она пришла к нам и хорошенько поплакалась в жилетку Антуанетте… Ну, ты помнишь мою жену — играет роль утешительницы для любой истерички в радиусе полусотни миль.

Сейчас пришло время Николасу передержать паузу: студеное предчувствие беды сковало ему сердце.

— Так что с ней?..

— Да Господи Боже, Ник! Ты что, хочешь, чтобы я следил за любовными историями всех моих сотрудников?

— Том, могу я поговорить с Антуанеттой?

— А ее нет. Она в Орландо на конференции. Вернется не раньше субботы. — Повисла очередная гнетущая пауза. — Николас, тяжело дышать в телефонную трубку ты мог бы и за меньшие деньги.

— Ума не приложу, какая муха ее укусила… — Впрочем, Ник знал. Отлично понимал, в чем дело, — и со стыда не мог найти себе места.

— Ник, послушай. Ты у нас парень сообразительный, все понимаешь с полуслова. Бери ноги в руки и давай-ка сюда. Как можно быстрее. С этой девчонкой надо разговаривать, не то… Если, конечно, она тебе интересна.

— Очень интересна! — выпалил Николас. — Да, но… Проклятие, у меня же спуск на воду через двое суток. Потом ходовые испытания, переговоры в Лондоне…

Из тона Паркера можно было понять, что он готов умыть руки.

— Что ж, коли надо, значит, надо…

— Том, я прилечу сразу… как только смогу.

— Охотно верю.

— Если увидишь ее, так и передай, хорошо?

— Передам.

— Спасибо, Том.

— И тебя, кстати, хочет видеть ученый совет. Так что, пожалуйста, не затягивай.

— Обещаю.

Николас положил трубку и теперь стоял, устремив взор за окно. Вид на внутреннюю гавань был почти полностью перекрыт массивным корпусом его буксира, который пока что покоился на слипе. Корпус покрывал финишный слой глянцевой белой краски, поперек широкой кормы шла гордая надпись — «Морская ведьма», а чуть ниже порт приписки: «Бермуды».

Да, эта «Ведьма» была великолепна, восхитительна, однако Ник даже не обращал на нее внимания. Его переполняло тяжелое предчувствие, холодное знание того, что надвигается беда. Вплоть до этого момента, когда перед ним во весь рост встала угроза потерять Саманту, он, по сути дела, и понятия не имел, сколь значительную роль золотоволосая девушка станет играть в его жизни, как тесно окажутся переплетены с ней планы на будущее.

Конечно же, она ничего не знает — да и откуда? — о той единственной ночи слабости, о предательстве, вина за которое до сих пор вызывала у Николаса приступы тошноты… Нет-нет, тут что-то еще вклинилось между ними. Он стиснул кулак и врезал им по подоконнику. На костяшках лопнула кожа, однако Ник не ощутил боли — лишь горькую тоску оттого, что прикован к Сен-Назеру, погребен под лавиной обязательств, в то время как ему следовало бы вольной птицей лететь за манящим огоньком счастья…

Над головой ожил динамик, и жестяной голос объявил: «Месье Берг, месье Берг. Просим пройти на ходовой мостик».

Как нельзя более кстати, надо отвлечься от горьких дум. Николас поспешил наружу. Вскинув голову, он увидел на мостике Жюля Левуазана. Коренастая фигура француза казалась еще ниже и шире на фоне распахнутого весеннего неба. Всем своим видом он напоминал сердитого бойцового петуха. Жюль стоял нос к носу с инженером-электронщиком, который отвечал за монтаж коммуникационной системы нового буксира, и вопли «sacre bleu», «merde» и «imbecile»[18] прорывались даже сквозь царившую на верфи какофонию грохота и звона.