Катынский синдром в советско-польских и российско-польских отношениях - Инесса Яжборовская

Следственная группа была сформирована из прокуроров, которые до службы в ГВП длительное время работали следователями и имели большой практический опыт расследования всех категорий уголовных дел. В то же время они не менее года отработали в ГВП в отделе по реабилитации жертв сталинских репрессий и на огромном количестве пересмотренных уголовных дел непосредственно убедились в преступности и исключительной жестокости сталинского режима. Поэтому с моральной точки зрения все члены группы считали своим почетным долгом добросовестно расследовать одно из наиболее тяжких преступлений сталинщины.

Члены следственной группы в то время мало интересовались политической подоплекой дела. Хотя это дело было необычным, уникальным, их стремление было единым — максимально добросовестно и профессионально расследовать его с применением методики, характерной для расследования убийств, и выяснением всех соответствующих вопросов предмета доказывания.

Уголовное дело принял к своему производству и был руководителем следственной группы А.В. Третецкий (на тот момент подполковник, впоследствии генерал-майор юстиции). Его энергичность, большой организаторский талант и целеустремленность, в сочетании с высокой юридической квалификацией, огромным трудолюбием и человеческим обаянием обеспечили как успешное выполнение наиболее важных следственных действий (таких как эксгумации в Харькове и Медном), так и слаженную и эффективную работу следственной группы в целом.

В августе 1992 г., в разгар следствия, Третецкий перешел на работу в аппарат вице-президента РФ А.В. Руцкого, и дело было передано А.Ю. Яблокову, который вел его уже практически один до середины июля 1994 г. Затем, после вывода Яблокова на пенсию, оно было передано в производство С.В. Шаламаеву, одному из самых молодых и перспективных, ценимых руководством офицеров ГВП.

Огромный вклад в расследование внес полковник юстиции С.С. Радевич, даже когда основными для него стали другие занятия. Благодаря прекрасной ориентировке в польской тематике и таланту исследователя, зрелости и жизненной мудрости в сочетании с обостренным чувством справедливости, исключительным трудолюбием, то есть синтезу наилучших человеческих качеств, он стал самым непримиримым и последовательным борцом за раскрытие катынского преступления, которое считал наиболее бесчеловечным проявлением тоталитаризма. Его убежденность, неконъюнктурность его позиции, умение быть самим собой как с подчиненными, так и с самыми высокими начальниками, бескомпромиссность в отстаивании своего мнения вызывали искреннее уважение всех, с кем он общался. Внешне неторопливый и добродушный, честный и отзывчивый, он был готов прийти на помощь любому, кто в ней нуждался. Все эти качества сделали его моральным лидером всей следственной группы. Радевича не надо было уговаривать включаться в нередко тягостные, нелегкие следственные действия по делу или переводить польские материалы. Он взял на себя тяжелейший труд достучаться в двери кабинетов руководителей государственной администрации и убеждать их в необходимости выдать следствию документы самого высокого уровня принятия решений — Политбюро ЦК ВКП(б) и НКВД. Благодаря ему голос прокуратуры был слышен в верхах и звучал настойчиво, что было значительным успехом.

В декабре 1992 г. Радевич по достижении пенсионного возраста уволился с военной службы и перешел в Генеральную прокуратуру Российской Федерации. Свой шаг он объяснил коллегам тем, что возможности Главной военной прокуратуры в расследовании Катынского дела исчерпаны, ее уровень недостаточен для успешного его завершения. Без оказания внешней, обязательной для руководства ГВП политической помощи дальнейшее поступательное движение дела было затруднительным. Он надеялся такую посильную помощь оказывать, находясь на новом месте.

Однако уже через полгода после перехода в Генеральную прокуратуру в возрасте всего лишь 50-ти лет С.С. Радевич скончался от сердечного приступа. Перенапряжение сил, неизбежные стрессы и связанные с этим моральные потрясения подорвали его здоровье.

Нельзя не отметить самое активное участие в выполнении следственных действий военного прокурора В.Н. Граненова, который дополнял следственный коллектив единомышленников, отвечая за применение компьютерной и криминалистической техники, что позволило переработать значительный по объему следственный материал.

18—20 декабря 1990 г. участники следственной группы познакомились со своими польскими коллегами — заместителем Генерального прокурора Польши С. Снежко, прокурором департамента Министерства юстиции Х. Ставрилло и начальником отдела Главной военной прокуратуры Польши С. Приемским — и совместно работали в Главной военной прокуратуре. В дальнейшем регулярные встречи проводились каждые 3—4 месяца как в ГВП, так и в правоохранительных органах Польши. Оглядываясь назад и подытоживая проделанную совместно работу, можно смело утверждать, что без активного участия Снежко и его коллег просто невозможно было бы достичь таких положительных результатов в расследовании дела. В значительной степени это было обусловлено ролью и усилиями С. Снежко — не только высокопрофессионального юриста, но и умного, опытного, контактного человека, в котором органично сочетаются, с одной стороны, твердость и настойчивость, а с другой — необходимая гибкость. Он не только отлично владеет русским языком, что позволило ему принимать самое активное участие в наиболее ответственных следственных действиях — таких как эксгумации в Харькове, Медном, Катынском лесу, в допросах свидетелей Сопруненко, Сыромятникова и других, в обсуждениях на совместных рабочих встречах хода работ и перспектив дальнейшего расследования дела, но и удивительно хорошо знает советско-российскую действительность, особенности русского характера и стиля работы российских чиновников. Эти качества помогали оперативно решать появлявшиеся проблемы, преодолевать возникавшие периодически трудности. Кроме того, статус Снежко позволял ему сразу после встреч со следователями российской стороны непосредственно обращаться в Генеральную прокуратуру РФ и Правительство РФ и устранять возникавшие затруднения.

Важнейшую роль сыграло великолепное знание Снежко предмета доказывания по уголовному делу, что было особенно ценно на первоначальном этапе следствия. В простой, неформальной обстановке он ознакомил следователей с основными проблемами дела, передал для приобщения к его материалам практически недоступные тогда в СССР книги польских авторов — «Смерть в лесу» Я. Заводного, «Катынь» Ю. Мацкевича, опубликованные свидетельства бывших военнопленных — «В тени Катыни» С. Свяневича, «На бесчеловечной земле» Ю. Чапского, а также исследования польских ученых — «Катынская драма» Ч. Мадайчика, «Убийство в Катыни» Е. Тухольского и другие издания из этого ряда публикаций. Они позволили развернуть и проводить расследование с более глубоким пониманием существа дела.

Кроме работников ГВП, в состав следственной группы во исполнение распоряжения Президента СССР были включены представители территориальных органов прокуратуры и ведомства безопасности. От управлений Комитета государственной безопасности (УКГБ) по Смоленской, Харьковской и Тверской областям были включены В.Я. Тюкавин, А.Б. Туркевич, Н.Н. Мурзин, В.Я. Ершик и другие. Они оказали определенное содействие при проведении эксгумаций на территории этих областей и по поручениям ГВП выполняли отдельные следственные действия.

К следственной группе были прикомандированы «в помощь» представители центрального аппарата КГБ СССР — полковники Ю.И. Скобелев, Л.А. Капитанов и другие, которые в отличие от следователей УКГБ областного звена не столько помогали ходу следствия, сколько держали его под контролем. Было очевидно, что органы госбезопасности не оставят без внимания это дело, так как они явно, несмотря на распоряжение Президента СССР, не были заинтересованы в установлении истины, поскольку расследование касалось темного прошлого организации, в которой, как и прежде, культивируется гордость чекистскими традициями и где сильна преемственность поколений, основанная на кастовости и элитарности положения в обществе.

В то же время эта организация была вынуждена выполнять волю политического руководства страны, которая обязывала их оказывать содействие в расследовании. Вот мнение по этому вопросу старшего военного прокурора А.Ю. Яблокова: «Оценивая в целом всю проведенную совместно с органами безопасности работу, следует признать, что она протекала в диапазоне от добросовестного выполнения наших поручений до прямого противостояния и неприятия проводимого расследования».

Эта ситуация как в зеркале отразилась в событиях августа 1991 г., имевших место при проведении эксгумации на территории Тверской области. Индифферентное отношение к следственному действию, проводимому военными прокурорами на территории дачных участков УКГБ по Тверской области, начальник этого управления генерал-майор госбезопасности В. Лаконцев сменил на открытую неприязнь и требование остановить работы, когда 19 августа пришло известие о попытке ГКЧП совершить государственный переворот. По требованию Лаконцева члены следственной группы были доставлены в УКГБ, где он потребовал прекратить раскопки и освободить подведомственную ему территорию. В его голосе зазвучала угроза, когда он заявил, что не может обеспечить безопасность военных прокуроров, представителей польских правоохранительных органов и экспертов. Однако они не подчинились. Уже через несколько дней, когда стало ясно, что путч провалился, тот же Лаконцев явился собственной персоной на место раскопок и долго разглагольствовал о важности проводимой работы. Несмотря на то что об этом казусе широко сообщалось в центральных средствах массовой информации, Лаконцев не только сохранил свои позиции, но и был впоследствии повышен по службе.