Один день - Дэвид Николс

— Может, нам вместе купить квартиру? — говорит она. — Побольше, чем эта. — И снова она затронула важную тему, о которой раньше они не говорили, хотя и думали постоянно. Ответа нет довольно долго, и она уже решает, что Декстер уснул, но вдруг слышит:

— Хорошо. Давай вечером поговорим.

И вот начинается новый будничный день, такой же, как предыдущий, такой же, как следующий. Они встают и одеваются; Эмме приходится выбирать из того ограниченного набора одежды, что она держит в отведенном ей шкафу. Сначала душ принимает Декстер, потом она; он тем временем идет в магазин и покупает газету и, если нужно, молоко. Он читает спортивную рубрику, она — новости; затем, после завтрака — завтракают они обычно в уютной тишине, — она берет велосипед, что стоит в коридоре, и катит его, идя рядом с Декстером до метро. Каждый день они целуются на прощание примерно в восемь двадцать пять.

— Сильви привезет Жасмин к четырем, — говорит он. — Я вернусь в шесть. Ты точно не против?

— Нет, конечно.

— И справишься с Жасмин?

— Разумеется. Сходим в зоопарк или что-нибудь еще придумаем.

Они снова целуются; она уезжает на работу, он уезжает на работу; так и проходят дни, летят, как никогда раньше.

Работа. Он снова работает, и на этот раз у него собственный бизнес, хотя маленькое кафе и магазинчик деликатесов на жилой улице между Хайгейт и Арчвей пока язык не поворачивается назвать таким громким словом.

Идея родилась в Париже, тем долгим и странным летом, когда они вместе разобрали его жизнь по камушку, а затем собрали заново. Вообще-то, идея возникла у Эммы, когда они сидели за столиком уличного кафе недалеко от парка Бют-Шамон на северо-востоке Парижа. «Ты любишь вкусно поесть, — сказала она тогда, — разбираешься в винах. Мог бы торговать хорошим кофе по фунту, импортными сырами — всякими деликатесами, на которых все в последнее время помешались. Только пусть это будет не претенциозный и не снобистский гастрономический бутик, а просто милая маленькая лавка. А летом можно выставлять столики на улицу». Сначала слово «магазин» его пугало — он никак не видел себя владельцем магазина или, того хуже, лавочником. А вот «специалист по импортным продуктам» — это звучало уже лучше. Он предпочитал думать о своем заведении как о кафе или ресторане, где, помимо всего прочего, продавались и продукты. А о себе — как о предпринимателе.

И вот в конце сентября, когда Париж наконец — наконец! — начал терять свое очарование, они сели на поезд и вместе вернулись домой. Они привезли с собой легкий загар и новую одежду и шли рука об руку по платформе, словно впервые приехали в Лондон, полные планов и проектов, решимости и амбиций. Их друзья кивали с таким видом, будто давно знали, что так всё и будет. Декстер снова познакомил Эмму с отцом — «Конечно, я вас помню. Это вы назвали меня фашистом» — и вместе с ней объяснил ему затею с новым бизнесом в надежде, что он поможет финансами. Когда Элизабет умерла, было решено, что определенная сумма отойдет Декстеру, когда наступит время; и, кажется, оно наступило. В глубине души Стивен Мэйхью не сомневался, что его сын спустит все до последнего пенни, но был готов заплатить любую цену, лишь бы тот никогда больше не появлялся на телеэкране. Да и присутствие Эммы помогло, потому что Эмма нравилась отцу Декстера, и впервые за многие годы он поймал себя на мысли, что собственный сын ему тоже нравится — благодаря ей.

Они вместе подыскали помещение. Владельцы видеопроката с полками запылившихся видеокассет — живой аномалии — в конце концов признали, что их предприятие изжило себя, и, вновь вдохновленный Эммой, Декстер принял решение и взял помещение в аренду на год. Весь долгий дождливый январь они ломали металлические полки и раздавали оставшиеся фильмы с участием Стивена Сигала местным секонд-хендам. Декстер и Эмма ошкурили стены и окрасили их в сливочно-белый цвет, установили панели из темного дерева, обошли все обанкротившиеся рестораны и кафе в поисках приличной кофе-машины, витрин и холодильников с передней стеклянной дверцей. И в каждом прогоревшем ресторане он вспоминал о том, что поставлено на карту и как высоки шансы на неудачу.

Но Эмма все время была рядом, подталкивала его, не давала разувериться в том, что он все делает правильно. По словам агентов по недвижимости, район был перспективным: здесь постепенно селилось все больше молодых профессионалов, которые знали цену «высокой гастрономии» и жаждали баночек с утиным конфи, и увеличивалось число покупателей, готовых заплатить два фунта за маленькую булочку или кусочек козьего сыра размером с мяч для игры в сквош.

В первый день весны они сели на солнце на тротуаре у входа в почти отремонтированный магазин и составили список возможных названий, забавно сочетая слова «магазин», «вино», «хлеб», «Париж», а в итоге остановились на «Кафе Бельвилль» — эхе парижского 19-го округа в Южном Лондоне. Декстер основал компанию, уже вторую после «Мэйхем ТВ», назначив Эмму генеральным директором и, что немаловажно, инвестором. Первые две книги про Джули Крисколл начали приносить доход; мультсериал по их мотивам продлили на второй сезон, и шли разговоры о производстве пеналов и поздравительных открыток с изображением Джули Крисколл и даже издании одноименного ежемесячного журнала. Преодолев первоначальное смущение, Эмма оказалась в довольно странном, немного пугавшем ее положении — теперь у нее была возможность предложить Декстеру финансовую поддержку. В свою очередь немного посмущавшись, тот согласился.

Они открылись в апреле, и первые шесть недель он провел, стоя за прилавком из темного дерева и наблюдая, как люди заходят, оглядываются, хмыкают и хлопают дверью. Однако потом слухи поползли, народу стало больше, и он даже смог нанять подручных. Появились постоянные посетители, и работа даже стала приносить удовольствие.

А теперь его заведение стало модным — пусть и в более спокойном, домашнем смысле этого слова, а не в том, к которому он привык. Если он и стал знаменитостью, то лишь местного масштаба и лишь за счет того, что у него хороший выбор травяного чая. Но Декстер по-прежнему остается объектом женского интереса, хоть и в меньшей степени: теперь о нем вздыхают краснеющие молодые мамочки, которые заходят поесть пирожных после фитнеса, и в некоторой степени он снова почти — почти — знаменит. Он отмыкает тяжелый замок на подъемной металлической двери, которая уже нагрелась теплым летним утром. Поднимает ее, отпирает входную дверь и чувствует себя… довольным жизнью? Почти счастливым? Нет, по-настоящему счастливым. Впервые за многие годы он в глубине души гордится собой.