Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева - Валерий Болдин

После заседаний Горбачев приглашал кого-то из своих приближенных и делился впечатлениями о тех или иных выступлениях членов Политбюро ЦК, комментировал их слова, соглашался или негодовал. Но шло время, и генсек перестал приезжать раньше начала заседаний. Он не готовился к обсуждению вопросов, видимо, рассчитывая на их знание. Но выходило часто иначе. Михаил Сергеевич проявлял незнание проблемы, заключая обсуждения, выхватывал какую-то мысль из выступлений других и, как я уже отмечал, пытался ее развивать, большей частью поверхностно. Это было заметно и оставляло в душе людей горький осадок и чувство беспомощности. Меня не покидало ощущение, что заседания надоели Михаилу Сергеевичу, они становились для него обузой.

М. С. Горбачев стал все позже приезжать на работу, если не было каких-то встреч и бесед с иностранцами. Уезжал он пораньше. Правда, дома Михаил Сергеевич по-прежнему засиживался допоздна и спал, как говорил, плохо и мало.

Свои отпуска генсек-президент проводил в Крыму, последнее время в Форосе, на вновь возведенной для него вилле. Отпуск ему был летом положен 45 дней, но отдыхал он около месяца. Первое время пользовался и зимним отпуском, выезжал в Пицунду, но скоро отказался от этого. Состояние дел в стране не позволяло и не располагало к отдыху. Следовали его примеру и другие члены Политбюро ЦК.

Во время летних отпусков Горбачев часто работал, привлекая для этой цели Черняева, шли в дело также «заготовки», полученные от других помощников. Так появилась книга «Новое мышление для нашей страны и для всего мира». Ее издали на Западе, и она принесла автору кроме известности весомый доход.

Никаких особых увлечений — охоты, рыбалки — у Горбачева не было, хотя с ружьем он управлялся довольно квалифицированно, как я видел во время одной из поездок в Белоруссию. Приходилось ему охотиться и раньше.

Работая первым секретарем Ставропольского крайкома партии, Михаил Сергеевич часто встречал высоких гостей из Москвы, организовывал для них отдых, развлечения, в том числе и охоту. Так что вольно или невольно стрелять было нужно.

Не играл он в теннис и «тихие игры», предпочитая всему этому игру в политику, где, конечно же, считал себя гроссмейстером. На отдыхе Михаил Сергеевич практически не встречался ни с кем, кроме самого узкого круга лиц. Если Брежнев любил «крымские встречи», приезды своих коллег из бывших социалистических стран, отдых у моря, то Горбачев слыл отшельником.

Правда, раз в месяц, где-то поближе к отъезду, он собирал две-три пары отдыхавших по соседству близких ему людей: супругов Лукьяновых, Медведевых, Яковлевых, иногда еще кого-то. Это была, как мне рассказывали, хотя и не формальная, но все-таки неискренняя встреча. Возвращаясь из отпуска, Горбачев делился впечатлениями от этих встреч и тем впечатлением, которое оставили у Горбачевых супруги его соратников.

После того как Горбачев раздал государственные дачи на юге различным организациям, условия отдыха руководителей партии и страны изменились. Начались трения по поводу того, кому, когда и где отдыхать. Привычки были настолько живучими, что никто из них не хотел ехать в обычный санаторий. Впрочем, стали другими условия пользования и дачами в Подмосковье. Теперь каждый мог отдыхать лишь на ведомственных дачах. И хотя это было совсем неплохо, но прошлого величия, таинственности в жизни секретарей ЦК, членов Политбюро, заместителей Председателя Совета Министров уже не было. Все вокруг увидели, что они — обычные смертные, и это было довольно неожиданным для них, привыкших за долгие годы к обожествлению начальства. Кое-кто считал, что иначе нельзя было рассчитывать на долгие годы владычества. Чем деспотичнее и недоступнее был вождь, тем дольше он сидел на троне.

Закат перестройки

Вот уже две недели я не нужен следователям. Хотя, если сказать по правде, неплохо бы посмотреть сейчас на них. Чувствует мое сердце, что в Российской прокуратуре творится нечто непонятное. И есть отчего: прокуратуру обокрали. Видеозапись допросов В. А. Крючкова и Д. Т. Язова, В. С. Павлова «крутят» за кордоном. Западногерманский журнал «Шпигель» публикует на них обширные выдержки, мы перепечатываем. У следственной бригады неприятности — их подозревают в приватизации и распродаже казенных ценностей. Лучшие журналистские перья строят догадки об утечке страшной тайны из бронированных сейфов, умело направляя мысли обывателя по ложному следу. Кому-то это очень нужно. Во всяком случае, не арестантам. И вряд ли серьезную роль сыграла погоня за презренным металлом. Скорее, деньги должны были «прикрыть» политическую акцию, свести все к уголовщине. Хотя исполнители могли сочетать, как говорят, полезное с приятным. Может быть, Степанков исполнял важный заказ? Но тогда чей?

Размышляю об этом и прихожу к выводу, что публикация на руку форосскому страдальцу. В последнее время в некоторых поостывших от победной эйфории газетах появились проблески сомнения в непричастности «лучшего немца» к августовскому экспромту. А это грозит ему потерей доверия, и не только в нашей стране. Спасти дело могли только откровения, которые, как выяснилось, от подследственных добывались обманным путем. Отсюда версия о насильственных акциях и, значит, непричастности Михаила Сергеевича к этому действу. Во всех случаях подобное воровство может совершаться только могучей и опытной рукой, не оставляющей следов. Это предположения, которые еще надо доказать. Если виновные не будут найдены, сомнения в причастности к акции сильных мира сего отпадут.

…Три дня спустя меня ведут длинными тюремными коридорами к следователям. Нашлись все-таки ребята. А я, откровенно говоря, думал, что больше уже не увидимся. В коридорах полумрак. Конвоиры спешно прикрывают глазки камер, чтобы, не дай Бог, меня кто-то не увидел или я не обнаружил знакомых и близких, которых, как считают конвоиры, полно в каждой камере. Моим непредвиденным встречным звучит грозная команда: лицом к стене, не поворачиваться. Вот так встретишь сослуживца и не поболтаешь о том о сем, даже толком не разглядишь, кого же распластали вдоль стены. Впрочем, нечего сожалеть. Сейчас со следователями наговорюсь на неделю вперед.

Вот тут я угадал: сидят довольно мрачные, настроение не боевое. Интересуются, что я думаю по поводу тяжелой утраты видеозаписей. Узнав, что я склонен подозревать «руку окружения Горбачева», оживляются. Следователям не легко. Они и сами понимают, что стали пешками в игре политиков, и нечего их винить в распродаже секретов Родины. Итак, ясно, что внутренние конфликты в прокуратуре сказываются на ходе дознания. Следственная бригада тает с каждым днем. Но те, кто остался, вынуждены интересоваться побудительными мотивами, как подследственные дошли до измены Родине. То ли с целью, то ли в виде захвата власти. И вопросы следуют вялые, подчас далекие от сути всего происшедшего. У меня давно сложилось мнение, что вопросы задаются не ради поиска истины, а в интересах заполнения доказательствами некой заданной схемы. И то, что соответствует сценарию, фиксируется, а то, что противоречит ему, — отбрасывается.