Серебряная пуля - Алексей Атеев

Осипов тупо смотрел на Комова, не понимая, о чем это он.

– Именно родственнику. Кровному.

– Мы разве родственники? – наконец нашел в себе силы спросить журналист.

– Прямые. Ведь ваша бабушка, Ксения Львовна, – родная сестра моего отца. Ее девичья фамилия – Пантелеева. У нее было две дочери, Ольга и Людмила. Старшая – Ольга – уехала вместе с родителями за границу, а младшая – Людмила – отстала во время бегства из Севастополя, оказалась в одной семье, потом попала в Москву, где впоследствии вышла замуж за вашего отца – Георгия Степановича. Я очень много сил, времени и денег отдал на поиски хоть кого-нибудь из нашего рода здесь, в России. Так что мы с вами – двоюродные братья.

Восторга от обретения нового родственника Осипов не выразил, ему в настоящий момент было все равно.

– Я вначале возлагал надежды на племянника, Валентина Сокольского. Потом понял: не наш он, не тот человек. Дрянь, мусор, по сути, выродок. А вы, вернее ты, настоящий Пантелеев и полностью подходишь…

– Для чего? – заплетающимся языком спросил Осипов.

– Узнаете. Очень скоро узнаете. Переход произойдет нынче ночью, в наиболее оптимальный момент. Сегодня пятница, тринадцатое, и к тому же первая ночь полнолуния. Все рассчитано и предопределено. Лучшего времени для перемещения не придумаешь.

Осипов молча смотрел на Комова и с трудом, но начинал понимать, что вот-вот произойдет нечто страшное. Думать о предстоящем не хотелось, единственное сожаление сверлило мозг, как глупо он попался.

– Что со мной будет? – спросил он.

– Древняя сущность обитает во мне, – прищурившись, сказал Комов, – грозная и мудрая. Из века в век она возрождается, внедряясь в конкретного человека и управляя им, существует в нем до определенного срока. Потом нужен переход в другую личность.

– Но ведь это же зло! – воскликнул Осипов.

– Зло?.. – Хозяин засмеялся. – А почему бы и нет?! Можно назвать и так, но, поверь, этому нет четкого названия. Его нельзя квалифицировать человеческими понятиями. Зло! – Голос хозяина в момент произнесения этой тирады становился все ниже и ниже, и последнее слово было больше похоже на звериное рычание.

– Однако хватит философствовать, – произнес он уже нормальным голосом, – пора и к делу приступать… Иди за мной.

Осипов словно автомат поднялся и поплелся за ним, а следом неотступно шел Джордж.

На дворе было темно и тихо. Густая августовская ночь пологом укрыла странный дом, дачный поселок, всю бескрайнюю землю. Пахло дождем, скошенной травой и неведомыми цветами. Вдали прокричала ночная птица. Стояло абсолютное безветрие. Тьма, казалось, окутывала все вокруг, словно живое существо.

– Пора начинать, – отрывисто произнес хозяин, – дай руку.

Осипов протянул во тьму вялую руку, которая тут же была схвачена цепкой сухой ладонью. От этого прикосновения смертельная тоска навалилась на журналиста, ноги подкосились, и он едва не упал. Однако тут же почувствовал, как незримая энергия вливается в него, заставляя выпрямиться. Он судорожно рванулся, пытаясь высвободиться, но чужая страшная воля сжимала его, держала крепче, чем самая сильная рука. Именно так судорожно бьется муха, попавшая в тенета паука.

Но и с самим Осиповым начали происходить непонятные изменения. Неожиданно для себя он стал видеть в темноте. Сначала он было подумал, что просто-напросто глаза привыкли к мраку, но потом понял, что видение это вовсе не человеческое. Травы засветились слабым зеленоватым свечением, стволы деревьев – сосен – едва заметно мерцали красноватым рдеющим светом, ему чудилось, будто вокруг присутствуют еще какие-то незримые существа, непрестанно перемещающиеся с места на место. Из заросшей лужи потянуло болотной сыростью, вновь прокричал филин, на этот раз прямо над их головами.

– Давай! – приказал хозяин.

Джордж сорвался с места и побежал вперед. Он тоже едва заметно светился, словно контуры его тела обвели синим огоньком.

В низинке вспыхнул костер. Почему-то он горел неярко, словно не настоящий.

– Идем, – потянул за руку хозяин.

Осипов приблизился к костру и тотчас заметил лежащую возле него груду костей. Костер вдруг вспыхнул очень ярко, словно в него плеснули бензином. Но свет сразу же померк, над соснами взошла полная тяжелая луна. Огромная, красновато-желтая, каким бывает иногда яичный желток, она поднялась над деревьями, холодная и равнодушная, видевшая все происходящее множество раз.

Хозяин отпустил Осипова и издал низкий приглушенный звук, похожий на стон. Он упал на траву и, распластавшись, лежал на ней будто мертвый.

Костер давал достаточно света, к тому же ярко сияла луна, и Осипов отчетливо видел дальнейшее.

На том месте, где лежал Комов, внезапно возникла фигура огромного медведя. Вначале она была похожа на тень, призрачное отражение, потом стала постепенно загустевать, обретать форму и даже как будто расти.

Несмотря на свое состояние, Осипов не мог поверить глазам. Перед ним, совсем рядом с костром, черной глыбой лежал огромный медведь. Он глухо зарычал и поднялся на лапы. Джордж стоял совсем близко от костра. Неожиданно он неизвестно откуда извлек фотокамеру, и ослепительная вспышка заставила Осипова зажмуриться. Когда он открыл глаза и снова стал видеть, то обнаружил, что тело фотографа, словно сломанная картонная кукла, валяется прямо на груде костей. Кровь, кажущаяся в неверном свете костра совсем черной, стекает на огромный звериный череп. Гул пронесся в верхушках сосен. Осипов дернулся, словно от мощного электрического разряда. Он почувствовал, как в его разум, в его тело вторгается нечто нечеловеческое.

Как-то несколько лет назад журналист писал о работе водолазов, поднимающих со дна Черного моря потопленный в войну эсминец. Тогда ему рассказали о кессонной болезни, которая поражает подводников, нарушивших режим подъема с глубины.

Страшная, как оказалось, штука, эта кессонная болезнь. Водолаз теряет сознание, а потом, когда приходит в себя, испытывает чувство, словно у него закипает кровь, а кости хрустят и разламываются. Что-то подобное теперь ощутил Осипов. Его тело корежило и вертело, кровь как будто пропиталась углекислотой. Нечто втискивалось в него, как влезают в только что сшитый костюм, приноравливаясь, притираясь, казалось, ощупывая изнутри каждый уголок тела. Но сознание – его сознание – пока что оставалось его собственным. Он ощущал, как нечто осторожно, но требовательно пытается проникнуть в мозг, стучится в закрытую дверь, сначала вкрадчиво, потом все упорней и упорней.

Медведь между тем двинулся к распростертому телу Джорджа, со страшной силой ударил по нему, отчего голова отлетела в сторону, а кровь еще обильней полилась на кости. Потом он приблизился к Осипову, встал на задние лапы и положил передние на его плечи, обдав горячим зловонным дыханием. Маленькие глазки сверкали, словно красные фонарики, шершавый язык неожиданно лизнул лицо, пасть издала ласковое урчание.