Настоящий полицейский - Иван Прохоров

Услышанное отчего-то не принесло удовлетворения, хотя, в общем, сигнализационный комплекс молчал, и выстрелов не слышали – ни сигнального пистолета, ни автоматных. Границу не нарушали, значит. А если кто изнутри попытался бы напасть – мало ли бандиты какие-то, оружием завладеть или сбежать за границу – вроде от милиции ориентировок не было. Но в любом случае, Филатов солдат опытный – без боя и стрельбы его не разоружить, иных в «чэгэ» на стык не посылали. Нервировало Елисеева отсутствие хотя бы каких-то разумных версий. Если с нарядом что-то случилось – конец карьере, а не то, что прощай академия. И это еще в лучшем случае, а в худшем… Надо бы в комендатуру сообщить, а там новый майор дотошный. С одной стороны подстрахуешься, а с другой – окажется ерундой и нахватаешь лишних проблем.

Дорога плавно пошла вправо. Вдали на основной КСП что-то мелькнуло в свете фар. У Елисеева подпрыгнуло сердце вместе с «Шишигой», когда понял, что это тело. Ноги лежали на дороге, туловище на следовой полосе.

– Тормози!

Елисеев приказал спешившимся солдатам рассредоточиться. Сам побежал по краю дороги. По небольшому росту и затертой форме узнал рядового Войтенко. По-другому и не узнать – у тела отсутствовала голова. Посветил фонарем и чуть не стошнило – голову, будто оторвали. Под неровными краями плоти песчаная КСП пропиталась кровью. Примерно в двух метрах, посередине полосы лежал черный планшет, подписанный краской «ефр. Филатов», сверху наспех нарисована мелком стрелка в сторону сигнализационного комплекса. Молодец, Филатов, промелькнуло в голове Елисеева, пока он подбирался к планшету. Увиденное озадачило – рядом с планшетом на КСП были следы нарушителя, но довольно странные – маленькие следы ботинок, размера примерно двадцать пятого, а то и меньше. Даже на женский не тянет, разве что ребенка, да и то совсем маленького – лет пяти. Следы странные – сдвоенные, будто ребенок каким-то чудом прыгнул на КСП на три метра, а потом растворился в воздухе или взлетел. Елисеев даже посветил фонарем наверх. Рубеж инженерных сооружений был зачищен на двадцать метров в обе стороны от комплекса. Над головой – звездное небо, по обе стороны – лес, деревья покачивались от ветра.

Пират странно себя вел – скулил, упирался, не желая брать след. Солдаты, явно шокированные обезображенным трупом, в напряжении присели на краю дороги. Елисеев приказал Бакалову связаться с дежурным, и сразу выхватил микрофон:

– Вента, прорыв границы на семнадцатом участке в сторону тыла! Доложи в отряд, и скажи, что на месте прорыва обнаружен труп пограничника. Потом свяжись с дежурным Куркинского отдела милиции. Сообщи, что ведем преследование нарушителей в их направлении…

Пират продолжал упираться и скулить громче и даже как-то не по-собачьи тявкать, когда его пытались тащить к системе. Решено было собаку оставить с водителем. Проволоку на участке перерезали, двинулись в направлении стрелки, оставленной Филатовым.

Шли двумя группами преследования по трое параллельно на расстоянии примерно двадцати метров. Елисеев пробирался через кусты, думая, почему для прорыва нарушители выбрали именно этот участок. Лес тут небольшой, участок местами заболоченный. В погранзоне напротив – поселок с милицией.

Когда углубились в лес метров на сто, в группе справа раздались возгласы. Сержант Бакалов, шедший с Елисеевым, посветил на них фонарем. В это же время где-то впереди треснула ветка. Луч метнулся туда, прошелся по плотным зарослям и вернулся обратно.

В свете «ФАСа», Елисеев увидел почему-то только солдата Мирошкина. Тот стоял как статуя и смотрел куда-то вверх, на крону высокой осины.

– Мирошкин! – крикнул Елисеев. Тот не реагировал. – Мирошкин, бл…!

Бестолку. Елисеев выхватил пистолет, крикнул еще раз и побежал, продираясь через кусты, спотыкаясь о корни. Фигура Мирошкина мелькала за деревьями в свете скачущего луча, который Бакалов, бежавший слева по кустам, старался не отводить.

Подбежав к солдату, Елисеев схватил его за плечо, встряхнул.

– Мирошкин!

Тот медленно повернул голову – зрачки расширены.

– Там кто-то есть, – прошептал он.

– Где?

– Там, в деревьях…

Елисеев посмотрел на крону, затем выхватил у Бакалова фонарь, посветил – ничего. Густая листва огромной осины переливалась и тихо шелестела от ветра.

– А остальные где? – спросил Бакалов.

Елисеев только сейчас заметил, что из второй группы остался только Мирошкин.

– И Иванова, что с нами шел, нет.

– Ну, он остался, – Елисеев обернулся в темноту, приглушенно-зычно гаркнул: – Иванов!

Никакого ответа.

– Мирошкин, где они?

Солдат смотрел непонимающим взглядом, медленно моргая. И тут впереди раздался истошный крик.

Елисеев побежал, водя перед собой лучом «ФАСа». Крик как будто перемещался с большой скоростью. Звучал то больше справа, то слева. Позади раздавались шаги и тяжелое дыхание. Наконец, луч уперся в куст лещины. Непривычно красный. На широких листьях лежала окровавленная фуражка козырьком вверх, на внутренней части околыша аккуратная перевернутая надпись: Филатов А.Н.

Елисеев медленно поднял луч фонаря. Труп Филатова висел на толстой ветке, метрах в десяти над землей, головой вниз. Вернее, головы-то не было, как и правой руки.

– Медведь? – угрюмо спросил Бакалов.

– Бурые медведи по веткам не лазают, – сказал Елисеев, оглядываясь назад, – бл..дь, где остальные?

Бакалов тоже оглянулся.

– Мирошкин за мной бежал… Вроде.

– Чертовщина какая-то, свяжись с заставой. И это… не отходи от меня.

Бакалов достал «Айву». Приложил к уху щекофон, хмурился минуту, поправляя ремень, в котором была зашита антенна.

– Ничего, помехи одни. Из-за деревьев что ли, – Бакалов задрал голову на труп Филатова, – уходить бы надо, товарищ капитан, место какое-то…

Справа раздался треск. Елисеев пригнулся, повел лучом фонаря. Ничего. Посветил вокруг и вдруг показалось, мелькнула фигура – вдали за низким кустом у осины стоял