Сталин. Разгадка Сфинкса - Марат Ахметов

В своем довольно пространном выступлении, сопровождавшемся бурными аплодисментами, Вождь, в частности, заявил: «Немецкие захватчики хотят иметь истребительную войну с народами СССР. Что же, если немцы хотят иметь истребительную войну, они ее получат. Отныне наша задача, задача народов СССР, задача бойцов, командиров и политработников нашей армии и нашего флота будет состоять в том, чтобы истребить всех немцев до единого, пробравшихся на территорию нашей Родины в качестве ее оккупантов. Никакой пощады немецким оккупантам! Смерть немецким оккупантам!»

Впоследствии, однако, Сталин практически дезавуировал столь кровожадные намерения в завершающей части приказа народного комиссара обороны № 55 от 23 февраля 1942 года. Он категорически опроверг злостные инсинуации о том, «что Красная Армия имеет своей целью истребить немецкий народ и уничтожить немецкое государство». Советские войска, заявил вождь, имеют своей целью изгнание оккупантов из страны и освобождение своей земли от немецко-фашистских захватчиков.

7 ноября, несколько раньше обычного, в 8 часов утра начался традиционный парад войск Красной Армии на Красной площади в Москве. Сталин обратился с трибуны Мавзолея к присутствовавшим с краткой напутственной речью. Торжественным маршем наспех сформированные части и соединения сразу отправлялись на фронт. Вся церемония продолжалась чуть больше часа. После небольшой заминки она транслировалась на всю страну, с воодушевлением воспринявшую глас несдающейся столицы.

Жизнь в осажденной Москве, между тем, не замерла полностью. Противовоздушная оборона ее была организована весьма эффективно. Летчики люфтваффе не смогли нанести Москве большого ущерба, о чем засвидетельствовал, в числе прочих и Климковский. Вследствие подписания советско-польского договора он был выпущен на свободу после 11 месячного пребывания в тюрьме на Лубянке. Причем, исходя из рассказа польского офицера, содержался он в ней в довольно комфортных условиях.

Климковский поражался эффективности действий сил ПВО Москвы, а также восхищался маскировкой города и оперативностью работников служб, мгновенно ликвидировавших самое незначительное повреждение или разрушение.

Хотя не все театры и кино работали, творческие импульсы москвичей не прерывались. Во всех станциях московского метрополитена предоставлялся приют жителям в часы бомбардировок. В метро жизнь также не замирала полностью, люди приспосабливались и чем-либо занимались. Иные читали, другие пели песни, учили детей. Даже под землей исхитрялись устраиваться с некоторым комфортом. Там выступали с концертами артисты, а некоторым женщинам довелось родить детей.

Сталин в свой подземный кабинет спускался при объявлении воздушной тревоги. Под его сводами рождались решения, предвосхитившие поражение гитлеровской Германии. В остальное время Сталин предпочитал находиться во флигеле, отведенном ему во дворе занятого под Генштаб большого дома на улице Кирова. Там он работал и принимал доклады. Станция метро «Кировская» также находилась в распоряжении Генштаба.

В середине ноября начался второй этап немецкого наступления на Москву. Противник медленно прогрызался вперед, сквозь промерзшую почву Подмосковья.

В один из критических дней Сталин позвонил Жукову и прямо вопросил:

— Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю вас это с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

Прямодушный генерал отвечал соответственно:

— Москву, безусловно, удержим. Но нужно еще не менее двух армий и хотя бы двести танков.

Удовлетворенный ответом советский Верховный Главнокомандующий сообщил о готовности предоставить в распоряжение Жукова две резервные армии к концу ноября, но без требуемого количества бронетехники.

Если верить Коневу, однажды Сталин так же в момент наивысшего напряжения звонил ему на командный пункт, причем явно в состоянии близком к душевному смятению.

Но подобные минуты слабости лишь дополнительно свидетельствуют о том, что ничто человеческое не было чуждо Вождю…

В конце ноября, по характеру действий и силе ударов всех немецких группировок, русские почувствовали, что противник выдыхается и для дальнейшего продвижения не имеет ни сил, ни средств.

А вскоре поступило известие, подбодрившее защитников Москвы — немцы были выбиты из Ростова-на-Дону. Контрудар был задуман Баграмяном, одобрен его непосредственным шефом Тимошенко и не без колебаний санкционирован Сталиным. Это был первый значительный отпор, который получила крупная немецкая группировка.

В начале декабря 1941 года, когда наступательный порыв немцев окончательно угас, подтянув свежие войска с востока, Красная Армия перешла в решительное контрнаступление. Под ее массированным нажимом положение немцев становилось все более опасным.

Осознав этот факт, Гитлер неохотно санкционировал отвод войск на оборонительные позиции в тылу. 19 декабря, разъяренный поражением под Москвой, фюрер смещает генерал-фельдмаршала фон Браухича и сам занимает его пост главкома сухопутных войск.

Неделей раньше, в знак солидарности с Японией, напавшей на США, Германия также объявляет войну Америке. Таким образом, война окончательно становится мировой. Неизвестно, чем руководствовался Гитлер, объявляя войну США. Не победив Великобританию и Советский Союз, фюрер ввергал свою страну в состояние войны с еще одной мощной державой. Возможно, он хотел тем самым подтолкнуть Японию к военным действиям против СССР.

Ибо ввод в действие свежих дивизий, переброшенных с Сибири и Дальнего Востока, в конечном счете переломил ход сражения под Москвой.

Выполнение директивы «Тайфун» оказалось не под силу немецким войскам. Вместе с ее сокрушением совершенно несостоятельными оказались и планы реализации молниеносной войны.

Когда Москва стала недосягаемой и окончательно наступила суровая русская зима, леденящие щупальца страха постепенно начали охватывать души немецких офицеров и солдат. Они вспомнили об ужасной участи, которая когда-то постигла французов. Угроза столь же страшной катастрофы, которая постигла некогда армию Наполеона, многократно усилилась.

Успех русского контрнаступления в декабре на центральном стратегическом направлении имел огромное значение. Ударным группировкам немецкой группы армий «Центр» было нанесено серьезное поражение. Однако в целом противник являлся еще достаточно могуч. Повсеместно он оказывал сильнейшее сопротивление. Начавшиеся успешно наступательные операции советских войск под Ростовом и Тихвином, не получив должного развития, вскоре приняли затяжной характер.

В связи с разгромом немцев под Москвой, а также другими успехами, Сталин настроился на чрезмерно оптимистический лад. Он посчитал, что на всех фронтах немцы не выдержат ударов Красной Армии при умелой организации прорыва их оборонительных порядков. У Верховного Главнокомандующего появилась идея как можно быстрее начать общее наступление от Ладожского озера до Черного моря. Желание весьма похвальное, но несоизмеримое в тот момент с возможностями.

В начале января 1942 года у Сталина состоялось совещание по обсуждению проекта общего наступления Красной Армии. По мнению русского лидера, немцы пребывали в растерянности от фиаско под Москвой. Они плохо подготовились, вернее, вообще не готовились к зиме. Пока противник не опомнился, мотивировал далее Сталин, необходимо было гнать его как можно дальше на запад. В крайне сжатые сроки он предполагал осуществить переход в общее наступление на всех фронтах. Изложив этот проект, Сталин предложил высказаться присутствовавшим. Однако полноценное обсуждение не состоялось, в том числе по причине пассивности генералитета.

В свою очередь, немецкое командование также, но более активно обсуждало планы грядущей военной кампании. Некоторые немецкие генералы заявляли о целесообразности сосредоточения усилий только для удержания захваченных территорий. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал Герт фон Рундштедт даже настаивал на отводе немецких войск на их исходные позиции в Польше. Этой же точки зрения придерживался его коллега по северу генерал-фельдмаршал Вильгельм фон Лееб. После того как Гитлер сместил наиболее оппозиционных военачальников, сопротивление его требованиям возобновить наступление весной 1942 года существенно ослабло.

Фюрер не терял надежды добиться того, что не удалось в предыдущем году. Он глубоко сомневался в возможностях сильного увеличения русскими боевой мощи вооруженных сил. Ему докладывали, что советские заводы за Уралом и в Сибири ежемесячно выпускают по 600-700 танков. Гитлер отказывался верить в то, во что ему не хотелось верить.

Надо отметить, германские промышленно-экономические верхи оказывали на него сильное давление. Они доказывали невозможность дальнейшего продолжения войны без кавказской нефти и украинской пшеницы.