Любимый незнакомец - Эми Хармон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Уровень безработицы вырос. Заодно вырос минимальный размер зарплаты, но почти никто в городе не работал, так что этот жест казался совершенно бессмысленным. Дани страшно устала от бессмысленных жестов. Никто не решал проблемы, их просто прикрывали, перетасовывали, перекладывали с места на место.
Гитлер потребовал, чтобы Судетская область, часть Чехословакии, основное население которой составляли «этнические немцы», присоединилась к Германии. В чешских газетах Кливленда широко обсуждались доводы за и против, но Дани казалось, что на деле это мало кого заботит. Чехословакия лежала на другом конце света, а они все давно стали американцами, и теперь их интересовали американские проблемы.
– Они на все согласятся, – заявила Зузана. – Никто не хочет войны. Так что ему отдадут эти земли. А он продолжит отбирать все новые и новые территории. Попомните мои слова. Задобрить тирана нельзя. Его можно лишь уничтожить.
– Мы тебя каждый день задабриваем, – фыркнула Ленка.
Но Дани слова Зузаны все же задели. После внезапного отъезда Мэлоуна она думала только о собственном горе и почти не вспоминала о расследовании и поисках Мясника. И все же она совершенно не сомневалась в том, что чувствовала, держа в руках пальто Фрэнсиса Суини.
Майкл ей верил. И Элиот Несс тоже верил. Но никто ничего не сделал, чтобы привлечь убийцу к ответу. Быть может, никто и не мог ничего с ним поделать. Но разве он остановится? Если его не уничтожить… разве он когда-нибудь остановится?
* * *
Мэлоуна откомандировали тайно собирать информацию на крупном сталелитейном заводе. Он работал в цеху, в грубом комбинезоне и в кепке, и на собственном опыте мог оценить мощность завода и условия труда. Компания-владелец недавно получила от государства крупную сумму, но деньги явно не добрались ни до производства, ни до карманов рабочих. Они текли куда-то еще, и Айри прекрасно понимал, в чьих карманах их нужно искать, но не собирался возбуждать дело – оно бы здорово затянулось, – а хотел лишь заткнуть дыру и тем самым решить проблему.
Мэлоун был признателен за то, что работа ему досталась тяжелая. Так у него не оставалось времени на раздумья. Он поздно ложился, рано вставал и не успевал ни думать, ни составлять списки причин, по которым ему следовало считать себя идиотом.
Он стал еще мрачнее, чем прежде.
Молли тревожилась, что он работает так близко от дома, но он успокоил ее теми же словами, которыми его успокоил Айри. Люди, которые знали его как Майкла Лепито, не были с ним близко знакомы и уж точно не могли оказаться рядом с ним на сталелитейном заводе.
Он позвонил Дани всего однажды. Так было лучше. Но он то и дело дописывал в своих письмах к ней все новые и новые строчки, не говоря ни о чем конкретном. О работе он ей писать не мог.
Как-то раз в августе, воскресным днем, после мессы, он оказался перед кинотеатром. Он стоял, сунув руки в карманы, и смотрел на окошко билетной кассы. Только что вышел новый цветной кинофильм с Эрролом Флинном. «Робин Гуд». Ровно то, что нужно Америке в период депрессии, длившийся уже почти десять лет: Робин Гуд, разбойник, который отбирает деньги у богачей и раздает неимущим. Эта идея всегда приходилась по душе беднякам, а раз теперь бедняками были практически все, то и фильм должен был понравиться всем. Кино он любил – по той же причине, по которой, как он считал, его любят все люди без исключений. Это прекрасная возможность на пару часов убежать от себя.
Он купил билет, но убежать от себя не сумел. Почти весь фильм он просидел, погрузившись в тоскливые мысли, сцепив на коленях руки, вспоминая яичницу, и тосты с джемом, и то, как Дани радовалась вылазке в центр города, проигрывая в голове их разговор о системах, программах, достоинстве и неравенстве. Дани бы понравился «Робин Гуд».
Он ушел, прежде чем закончился фильм, и бесцельно бродил по улицам, не желая нигде задерживаться, а когда вернулся в дом к Молли, то схватил телефонную трубку, отчаянно желая услышать Дани. Пока оператор соединял его, он не смел даже дышать, а когда услышал ее далекий голос, произнесший «Алло», то едва не лишился чувств.
– Дани. Это Мэлоун. У вас все в порядке? – отрывисто бросил он.
– Да.
– Как Ленка и Зузана?
– У них все хорошо. Ленка пытается читать ваши письма, а Зузана делает вид, что забыла, как вас зовут, но у них все в порядке.
Услышав это, он улыбнулся, но потом заметил в зеркале свое отражение и понял, что на лице у него нет и тени улыбки. Губы его были по-прежнему сжаты, глаза глядели так же безрадостно.
– А как вы, Майкл? – Голос ее звучал мягко, и он изумился тому, что она может так нежно с ним говорить. Он думал, что она ответит сдержанно и чуть холодно, ведь он не звонил ей несколько месяцев. Но от ее доброты все его тело пронзила боль.
– Вы спите? Едите? Вы хоть изредка улыбаетесь? – спросила она.
– Не так часто, как в Кливленде. – Как же сладко ему спалось в ее старой комнате. – Но я сильно занят. Приходится спать, когда есть возможность, иначе никак.
Они проговорили еще с минуту, по-прежнему ни о чем, а потом он заставил себя попрощаться. Повесив трубку, он отправился в кухню – он забыл, когда в последний раз хоть что-нибудь ел. За столом сидела его сестра.
– Это была Даниела? – спросила она.
Он хмуро взглянул на нее:
– Почему все мои женщины шпионят за мной?
– Значит, она твоя женщина? Даниела?
Он сел за стол и уронил голову на руки. Он страшно устал и не был готов играть с Молли в игры. Она всегда умела прочесть его как открытую книгу. Ей даже не нужно было для этого касаться его чертовых тряпок.
– Как ты узнала про Дани? – пробормотал он.
– Я позвонила Элиоту.
– Ты позвонила Элиоту, – равнодушно повторил он. – Почему все звонят Элиоту?
– Потому что он твой единственный друг, – парировала она. – И в Кливленде ты оказался из-за него. Он явился сюда, ты помчался туда,
