Виконт де Бражелон, или Десять лет спустя. Том 1 - Александр Дюма

– О, это маловероятно.

– В первом случае вы ничего не скажете; во втором – при вас не найдут никаких бумаг.

Д’Артаньян пожал плечами. Откланиваясь королю, он думал: «Английский дождь продолжается! Подставим ладони!»

VI. Поместье господина Фуке

В то время как д’Артаньян, оглушенный всем, что произошло с ним, возвращался к Планше, в загородном доме суперинтенданта Фуке, в деревне Сен-Манде, происходила сцена, имевшая отношение к описанному нами разговору, хотя и носившая совсем иной характер.

Министр только что вернулся к себе домой в сопровождении главного секретаря, несшего за ним огромный портфель, набитый бумагами для просмотра и подписи.

Было около пяти часов вечера, обед уже закончился, в доме шли приготовления к ужину на двадцать человек гостей.

Выйдя из экипажа, министр быстро вошел в дом, не останавливаясь прошел ряд комнат и уединился в своем кабинете, сказав, что будет работать. Он приказал не беспокоить его ни по какому поводу, кроме королевского вызова. Тотчас же перед дверьми кабинета стали на часах два лакея. Фуке, нажав особый запор, выдвинул расписное панно, которое, закрыв дверь, не позволяло ни видеть, ни слышать того, что происходит в кабинете. Затем он направился прямо к столу, раскрыл портфель и принялся разбирать множество находившихся в нем бумаг.

Не прошло и десяти минут, как внимание министра было привлечено отрывистым стуком, повторившимся несколько раз. Фуке стал прислушиваться.

Стук продолжался. Фуке поднялся с жестом нетерпения и направился к зеркалу, из-за которого доносился стук. Оно было вделано в стену. Три других совершенно таких же зеркала были размещены симметрично. В тот момент, когда Фуке, прислушиваясь, подошел к зеркалу, стук возобновился. Несомненно, это было условным сигналом.

– Гм! – пробормотал он с удивлением. – Кто бы это мог быть? Я никого не ожидаю сегодня.

И несомненно, чтобы ответить на поданный сигнал, министр повернул три раза золоченый штифт в раме. Затем он вернулся на место со словами:

– Ничего, пусть подождут!

Погрузившись вновь в море бумаг, Фуке, казалось, не думал ни о чем другом, кроме своей работы. И в самом деле, с невероятной быстротой и с поразительной проницательностью разбирал он самые пространные бумаги, самые запутанные документы, делая в них поправки и пометки; работа кипела у него в руках, словно трудилось десять чиновников, а не один человек.

Однако время от времени Фуке поглядывал на стоявшие перед ним часы.

Когда Фуке отдавался работе, он мог сделать за час столько, сколько другой не успел бы за день. Обладая неистощимой энергией, он всегда был уверен, что, если никто не будет ему мешать, он добьется поставленной цели в назначенный срок.

В самый разгар его работы стук за зеркалом раздался вновь, но теперь он был гораздо торопливее и настойчивее.

– Очевидно, дама начинает терять терпение, – сказал Фуке. – Это, наверное, графиня… впрочем, она ведь уехала на три дня в Рамбулье. Может быть, президентша? О нет, президентша не ведет себя так решительно. Смиренно позвонив, она терпеливо ждет, пока заблагорассудят откликнуться. Ясно, что мне не угадать, кто это, хоть я и знаю, кого не может быть. А так как это не маркиза, то провались все остальные!

Фуке продолжал трудиться, не обращая внимания на повторявшиеся удары. Но минут через пятнадцать он, в свою очередь, начал терять терпение и, стремительно закончив работу, сунул охапку бумаг в портфель и быстро взглянул в зеркало. Стук тем временем продолжался без перерыва.

– Ого, – сказал он, – какая пылкость! Что там случилось? Посмотрим, что за фея ждет меня с таким нетерпением.

Он нажал пальцем кнопку, находившуюся рядом со штифтом. Зеркало тотчас повернулось на шарнирах, открыв в стенной обшивке довольно глубокую нишу, в которой министр скрылся. Там он опять нажал пружину и вышел в отворившуюся в стене дверь, которая сама захлопнулась за ним.

Затем он спустился по винтовой лестнице, имевшей десятка два ступеней, и очутился в обширном подземелье, выложенном плитами. Свет проникал туда через узкие окна. Пол был устлан ковром. Это подземелье тянулось под улицей, отделявшей дом Фуке от Венсенского парка.

В конце подземелья находилась вторая лестница. Поднявшись по ней, Фуке нажал пружину и очутился в такой же нише, какая была у него в кабинете; из нее он вошел в красиво обставленную комнату, где не было ни души.

Убедившись, что зеркало, служившее тайной дверью, закрылось плотно, он отпер дверь напротив тройным поворотом золоченого ключика и вошел в комнату, отделанную с необыкновенной роскошью. На диване сидела женщина поразительной красоты. Она бросилась навстречу Фуке.

– Ах боже мой! – воскликнул Фуке, отступая на шаг от изумления. – Маркиза де Бельер! Вы… вы здесь?

– Да… я, – прошептала маркиза.

– Маркиза, дорогая маркиза, – повторял Фуке, готовый упасть к ее ногам. – О боже! Но как вы попали сюда? А я-то заставил вас так долго ждать.

– Долго… очень долго.

– Я счастлив, что ожидание показалось вам долгим.

– О, оно показалось мне вечностью. Я звонила больше двадцати раз. Разве вы не слышали?

– Нет, я слышал, но не мог прийти. Как смел я предположить, что это вы, после вашей суровости, после вашего отказа? Если бы я догадывался о счастье, которое меня ожидает, поверьте, маркиза, я оставил бы все.

Маркиза обвела комнату взглядом.

– Мы здесь одни? – спросила она.

– О да, отвечаю вам за это.

– В самом деле, – грустно проговорила маркиза.

– Вы вздохнули, маркиза?

– Сколько тайн, сколько предосторожностей! – с легкой горечью сказала маркиза. – Как вы боитесь, чтобы никто не узнал о вашей любви!

– Неужели следует выставлять ее напоказ?

– О нет, вы слишком деликатны для этого, – произнесла маркиза с усмешкой.

– Не нужно упреков, маркиза, умоляю вас.

– Имею ли я право вас упрекать?

– К несчастью, нет. Но скажите мне вы, которую я люблю уже целый год без надежды и без взаимности…

– Вы ошибаетесь, – перебила маркиза. – Без надежды – это правда, но не без взаимности.

– О, для меня любовь имеет только одно доказательство, и я все еще жду его.

– Я принесла его вам.

Фуке хотел ее обнять, но она уклонилась.

– Вы заблуждаетесь, сударь. Не требуйте от меня ничего, кроме преданности, которую я только и могу подарить вам.

– Ах, значит, вы не любите меня: преданность – это всего лишь добродетель, а любовь – это страсть.

– Выслушайте меня, сударь, умоляю вас. Вы должны понять, что лишь особо важная причина могла привести меня сюда.

– Что мне до причины, если вы здесь, если я могу говорить с вами, видеть вас.