Адвокат. Судья. Вор (сборник) - Андрей Константинов

Внутренний метроном стучал все чаще и сильнее, Челищеву казалось, что он физически чувствует, как уходит время…

Полночи он просидел на кухне, стуча клавишами своей старенькой пишущей машинки. Сергей начал описывать структуры организации Антибиотика, связи, контакты, сферы влияния и интересов. Эта работа захватила его, напомнила о том времени, когда он еще был следователем… Глаза у Челищева начали слипаться около четырех утра, когда он отпечатал восемнадцать листов. Это была лишь небольшая часть той информации, которую он собирался передать в Генеральную прокуратуру.

На следующий день он встретился по очереди с Выдриным и Ворониной, велел срочно сфотографироваться на паспорта – Сашок был заранее предупрежден о том, что ему нужно будет скрыться из города, а Юле он объяснять ничего пока не стал, сказал, что готовит для нее сюрприз… После разговора с Ворониной Сергей навестил бабу Дусю. Евдокия Андреевна страшно обрадовалась гостю, побежала заваривать чай.

Она рассказала Сергею последние новости прокуратуры. Место Никодимова занял бывший начальник Челищева, самого же Ярослава Сергеевича похоронили с почестями. По официальной версии, его сердце не выдержало чудовищных перегрузок на работе, но в коридорах прокуратуры шептались о том, что инфаркт Никодимов заработал, когда в Генеральной получили на него какую-то убойную телегу.

Сергей кашлянул и задал давно мучивший его вопрос:

– Баба Дуся, ты на меня зла не держишь, что я тебя в эту историю втравил? Хотя я и сам не думал, что так все кончится…

Евдокия Андреевна вздохнула и покачала головой.

– Нет, Сереженька, не держу… Ярослав сам себя наказал, сгрыз изнутри. Поделом ему, прости меня Господи… Если бы ты знал, сколько он нормальным людям судеб переломал – причем не ради дела, а так, походя… Он себя сам приговорил…

И замолчала, окунувшись на мгновение в прошлое, когда она, волевая и красивая женщина, была старшим следователем по особо важным делам… А было ли это? Баба Дуся промокнула платочком повлажневшие глаза и грустно улыбнулась Челищеву:

– А ведь ты прощаться пришел, Сережа… Угадала?

Сергей медленно кивнул.

– И куда? Хотя лучше и не говори – так спокойнее будет… Надолго?

Челищев пожал плечами.

– Как сложится…

Они помолчали, а потом Сергей осторожно заговорил:

– Меня могут начать искать потом, я тут кое-какой материальчик подсобирал – он здорово весь муравейник разворошит, если сработает… Я вот что подумал – если искать качественно будут, то ведь и на тебя, баб Дусь, выйти могут… Может, уехать и тебе? Деньгами и документами я бы помог.

Евдокия Андреевна покачала головой.

– Нет, сынок, это уже не для меня. Куда я поеду – тут всех моих могилки, срок придет, я хочу рядом с сыночком своим лечь… Да и кто на меня выйдет – кому я нужна, старая. Ты обо мне не беспокойся, себя береги. А я уж как-нибудь. Тревожно мне за тебя, Сереженька.

Они посидели еще часок, а потом крепко обнялись, прощаясь.

Баба Дуся заплакала и потому не заметила, как Сергей, уходя, опустил пачку стодолларовых купюр в карман висевшего в полутемной прихожей старенького халата…

Весь следующий день Челищев провел за пишущей машинкой, отвлекшись только для того, чтобы забрать у Выдрина и Ворониной фотографии для документов. Сергей печатал досье на организацию Антибиотика в двух экземплярах: один он предполагал передать в Генеральную прокуратуру, а по поводу второго экземпляра у него были особые соображения…

«Доклад для прокурора» получился довольно толстым – около семидесяти страниц. Сергей аккуратно сложил их в большой конверт из плотной коричневой бумаги, в него же он положил копии магнитофонных записей с исповедями Глазанова, Ворониной и Чернова. Запечатав конверт, он спрятал его в стол.

Второй пакет получился чуть толще – в него Сергей добавил видеокассету с записанными на ней сексуальными развлечениями покойного Никодимова и еще несколько страниц убористого машинописного текста. На этих страницах Сергей сжато и без прикрас рассказал свою собственную историю.

Была уже глубокая ночь, когда Челищев начал печатать письмо на имя Генерального прокурора России. Оно вышло не очень длинным.

«Уважаемый товарищ Прокурор!

Продолжая неравную борьбу с мафиозными структурами, парализовавшими жизнь нашего города, довожу до Вашего сведения, что в результате расследования, проведенного мной по причине непримиримости к вышеуказанным структурам, мне удалось добыть материалы, представляющие интерес для изобличения главарей этих структур и их пособников в противоправных деяниях. Указанные материалы вы можете получить в 354‑м отделении связи Выборгского района города Петербурга в а/я № 27.

По понятным причинам свои данные пока не сообщаю.

Полковник милиции в отставке Р.

P. S. После того как достоверно станет известно, что по собранным мною материалам проводится добросовестная проверка, обязуюсь сообщить свои полные данные».

Рано утром Сергея разбудил телефонный звонок.

– Простите, это почта? – поинтересовался в трубке знакомый голос.

– Нет! – рявкнул Челищев. – Это квартира! Вы бы еще в два часа ночи позвонили!

Звонок был от приехавшего в город Федосеича. Ответ Сергея означал, что они могут встретиться через два часа в месте, которое было заранее оговорено со Званцевым: в сквере у Михайловского замка.

Федосеич отнесся к своим обязанностям весьма добросовестно – надел широкополую шляпу, темные очки и постоянно озирался, проверяя, нет ли слежки. Словом, он сделал все, чтобы стать похожим на шпиона из старых фильмов. Сергей опустился на лавочку рядом со стариком и незаметно вынул из кармана пакетик с фотографиями. Глядя в сторону, Челищев негромко спросил:

– Как Олег?

– Вернулся, – Федосеич уже забрал фотографии и начал подниматься, нарочито кряхтя. – Все в порядке, Андрюша – вылитый он. Завтра в это же время.

Старик удалился, старательно шаркая, а Сергей покурил еще немного, греясь на солнышке. Потом Челищев поехал в Озерки, где в 354‑м отделении связи, располагавшемся прямо в торговом центре, «курируемом» группировкой Адвоката, оставил в абонентном ящике предназначенный для Генеральной прокуратуры пакет. Письмо для Генерального прокурора он опустил в почтовый ящик лишь на следующий день, после того как Федосеич передал ему паспорта, изготовленные для Выдриных и Ворониной. Документы на себя, Олега, Катю с сыном и Челищева старик забрал в Лугу.

– Когда ждать? – спросил он на прощание.

– Должны быть четырнадцатого. Если задержимся – значит, что-то случилось, уходите сразу…

13 июня, накануне освобождения Кати на подписку о невыезде, Сергей доделывал все оставшиеся в городе дела. Сначала – отдал документы и деньги Сашке Выдрину.

– Саша, спасибо тебе за все, – сказал ему Челищев на прощание. – Прости, что не хватило сил все-таки оттолкнуть тебя тогда, на овощебазе. Ты – нормальный парень, Сашка, забирай мать и вали из города. Особо ты нигде не мелькал, искать тебя, может, и не будут, но годик поживите где-нибудь подальше от Питера. И не лезь больше в бандиты. Тех денег, что я тебе оставлю, должно хватить на какое-то время. Может быть, потом что-то в стране изменится…

Выдрин молча взял документы и, помявшись, спросил:

– Сколько у нас есть времени на сборы?

– Не знаю, – ответил Челищев. – Лучше, если ты будешь считать, что у тебя этого времени нет совсем. Да, вот что я тебя хотел попросить – дай мне телефоны Андрюхи Обнорского.

Выдрин продиктовал ему номер рабочего телефона Андрея, которого в городе знали больше как Серегина, потом вдруг взглянул на Челищева как-то по-детски и спросил:

– Но… может быть, мы еще встретимся?

– Не знаю, – ответил Сергей. – Береги себя, Сашка…

Воронину он вызвонил к Медному всаднику в обеденный перерыв. Разговор их был совсем коротким.

– Юля, – сказал Сергей, передавая ей толстый конверт. – Так случилось, что из-за тебя, ну, будем точнее – в том числе из-за тебя мне пришлось испытать много горя и боли. Я не хочу платить тебе тем же. Скоро в городе может начаться большой шухер. Если ты к тому времени не исчезнешь – тебя, скорее всего, уничтожат. Я не пугаю тебя и не давлю – поступай как хочешь. Здесь – документы и деньги, которые могут помочь тебе начать новую жизнь. Это все, что я хотел тебе сказать.

Сказать, что слова Челищева ошеломили Юлю, – это все равно что не сказать ничего. Она долго не могла вымолвить ни слова, а потом спросила:

– А как же… квартира?

– Бросай, – посоветовал Челищев. – Бросай и беги туда, где тебя не смогут вычислить. Я думаю, максимальный лимит времени, который у тебя есть, – это три дня. Да, запомни – если ты здесь, в Питере, хоть кому-то скажешь о том, куда ты уехала, – можешь считать себя покойницей. Ну все. Прощай.